После закрытия курильской рыбзоны, Токио негодует и требует новый договор. В ответ -"Сами ловить будем, вам о свидания.."
В 1998 году между Москвой и Токио был заключен договор о "совместной рыбалке". Наши восточные соседи получали квоты на отлов рыбы в курильских водах. Сначала скумбрию, потом минтай, а потом и все остальное разрешили.
Помните 1998-й год? Это время характеризуется тремя словами:
- Очень денег надо!
Вот и подписали.. совершенно невыгодный для нас договор. За долю малую. Лишь бы хоть что-то получить. Суммарно 200-300 млн. иен ежегодно, в зависимости от размера квот. А вот сколько они реально вылавливали - тайна покрытая мраком. Попробуй проверь..
Что произошло сейчас
После начала конфликта, Токио присоединился к с а н к ц и я м. Кто бы сомневался! Много всего ввели и заморозили. Перечислять не стану - это не интересно.
Дошло дело и до рыбного договора. Кстати! Смотрел материалы на эту тему. Забавно. Немало инфы о том, что японцы элементарно перестали платить за квоты! И все равно требуют пустить их "в теремок".
- Совсем уже берега попутали?
Нет конечно же. Я понимаю желание "сгустить краски", но надо быть реалистами. Платить за квоты они не отказываются. Причина в ином.
Важной частью соглашения была безвозмездная техническая помощь Сахалину. Вот она-то и стала камнем преткновения. Токио отказался выполнять этот пункт. Ибо сия помощь идет вразрез с наложенными ограничениями.
- Это мы не можем!
Наши пожали плечами. И.. вышли из соглашения в одностороннем порядке. Патрули встали на водной границе и перестали пускать соседей в закрома. А на освободившееся место ринулись наши рыбаки. И вылов курильской рыбы сразу подскочил на треть.
- Лепота!
Лишившиеся работы японские рыбаки бунтуют и требуют от Кабинета компенсации ущерба. А в Кабинете негодуют, обвиняя наших во всём и тоже требуют - созвать межправительственную комиссию с подписанием нового соглашения. А ответ прилетело:
- Никаких договоров больше не будет. Всё!
Ай молодцы! Ведь могут, если хотят. Эпоха нашей бесконечной "дружбы-жвачки" закончилась. По крайней мере, очень хочется в это верить.