Истории от Алексея Воеводы.
В начале 2014 года перед Олимпийскими играми в Сочи знаменитый российский бобслеист-разгоняющий, чемпион мира и призер Олимпиад в этом виде спорта, а также трехкратный чемпион мира по армрестлингу Алексей Воевода дал большое интервью «СЭ» в рамках рубрики «Разговор по пятницам» Юрию Голышаку и Александру Кружкову. Читайте его рассказ о примирении со звездным пилотом Александром Зубковым, а также об ужасных условиях на Олимпиаде в Ванкувере.
– Про Пьера Людерса, когда он еще сам гонялся, вы сказали: «Бука, порой даже не здоровается». Теперь канадец – главный тренер сборной России. Оттаял?
– «Бука» – такого я не говорил. Кто-то приписал для красного словца. Со мной и Саней Зубковым Людерс здоровался всегда. Просто он человек эмоциональный, иногда громко матерился. Вообще любой спортсмен должен быть немного сумасшедшим. Особенно в бобслее. Помните, у Высоцкого – «Настоящих буйных мало»? В бобслее без этого никуда. Иначе результата не будет. Пьер – как раз из таких буйных. Но теперь стал поспокойнее. Носит очки.
– Как восприняли его назначение?
– Сомнения были, чего скрывать. Я по сей день в прекрасных отношениях с Олегом Соколовым (предшественником Людерса. – Прим «СЭ»). С нами работал русский тренер, который никого не пускал на трассу, вокруг нее был ореол тайны. И вдруг за два года до Олимпиады приезжает канадец... Что ж, его задача подготовить сборную так, чтоб она без всяких тайн всем, извините, ввалила. Этим Людерс и занимается. Важно, что со всеми он быстро нашел общий язык. На собраниях как-то делает, что все слушают и боятся. Раньше в сборной редко кого-то слушали.
– Сейчас дисциплина на уровне?
– Конечно! Наверное, это можно назвать тиранией, но кое с кем необходимо вести себя именно так. Если скажу, что со всем полностью согласен, я вас обману. Но свои мысли на этот счет сохраню при себе. Самое главное – он смог нас помирить. И объединить.
– До Олимпиады у вас был сложный период. В какой момент поняли, что в Сочи будете выступать в первом экипаже?
– Я просто делал свою работу. Неплохо разгонял Касьянова. Пьер это увидел. А у нас на Кубках мира наступил медальный голод. И он решил объединить нас с Зубковым. Хотя из этого ничего не вышло бы, если б не наше обоюдное с Сашей желание выступать вместе.
– Откровенный разговор у вас с Зубковым был?
– Сели вчетвером – мы с Сашей, Людерс и переводчик. Пьер начал беседу. Мы хорошо поговорили и помирились. У любой проблемы есть срок давности. Он уже истек. Год был агрессивный, но два-то уже прошло. Можно забыть все старое. К тому же во многом нас рассорила пресса. Ваши коллеги искусственно раздували конфликт, гнались за сенсациями.
– Но былой дружбы с Зубковым все-таки нет?
– Почему? Дружба – слишком объемное слово. Каждый его воспринимает по-своему. Кто-то два раза поздоровался с человеком и уверен: «Я классного друга нашел!» А для кого-то дружба – что-то более личное и глубокое. У нас с Сашей хорошие товарищеские отношения. Невозможно завоевывать медали без общей идеи и энергетики, направленной на результат. Если будем дуться друг на друга – это не команда.
– А у вас сегодня полное ощущение команды?
– Да. И с ребятами, и с Сашей Зубковым.
– Это ваша третья Олимпиада. В Турине и Ванкувере были яркие встречи?
– В Турине познакомился с Димой Губерниевым. Заводной чувачок, действительно умеет зажечь у людей интерес к спорту. А в Ванкувере я не задержался.
– Почему?
– Условия там были – просто жесть! Нас поселили в ужасных домиках с картонными стенами. Впрочем, дело не только в этом. За полдня до старта двоек неожиданно выяснилось, что все наши коньки не маркируют. Пришлось ехать на тренировочном комплекте Абрамовича. Не Романа Аркадьевича – у него-то комплект наверняка был бы чумовой, – а Димы Абрамовича, второго пилота. А у нас, к сожалению, тренировочный комплект обычно не едет. Мы с печалью шлифовали конечки, и я понимал, что надежда исключительно на старт. Чтоб хотя бы стартом соперников прибить.
– Получилось!
– Это маленькое чудо. Я был так счастлив этой бронзе, что на крыльях удачи сразу полетел домой. Все, что дальше происходило на Олимпиаде, уже не волновало.
– Сочи – последний старт в вашей карьере?
– Это точно. В Пхенчхан отбираться не хочу и не буду. Устал. Бобслей – это такая рутина! Вот у нас два заезда в сутки. Перед каждым надо боб привезти, развернуть, зачехлить. Размяться, переодеться. Вытащить его на трассу. Собраться, пробежаться, доехать. Оттуда поднять боб наверх, разгрузить, перевернуть. Переодеться. Затем опять размяться, выйти на старт, вытащить туда боб. Вновь раздеться, сделать заезд. После этого поднять боб, отвезти в гараж... Вы не устали слушать?
– Нет. Очень занимательно.
– А я устал этим заниматься! Я еще не рассказываю, как мы постоянно тестируем коньки, оси и все остальное...
– Уже прикидывали, чем займетесь после Игр?
– Да у меня все хорошо! Есть бизнес.
– Наверное, строительный. Судя по тому, как ловко выводите строителей на чистую воду.
– Вы правы. Есть в том числе и строительный.
– Сегодня ваша семья – это...
– Только отец. Мамы не стало в 2011 году.
– Вы женаты?
– Девушка есть. Мы не расписаны.
– А дети?
– Пока нет. Будет чем заняться после Олимпиады!