Ох, как разбушевались мы в своей штаб-квартире! С нами на сей раз было двое мужчин – мой муж и Эдуард. Валя пригласила его потому, что, во-первых, мы крепко с ним сдружились, а, во-вторых, не всем и не все еще было ясно до конца, а он мог помочь пролить свет… Я тут же вспомнила художника, чуть ли не в обмороке лежавшего у меня на руках и повторявшего эту фразу... Странно... И что это мне пришло в голову? Я, кстати, из тех, кому еще многое не было ясно, потому что, когда уважаемые мною сыщики подходили к финалу забега, моя важная писательская особа сидела в издательстве и трудилась над внедрением литературы в массы. И теперь мне хотелось узнать все последние новости и подробности дела. А вместо этого Валентина с Гретой, накрывая на стол, вдруг принялись сочинять стихи, и мой муж, естественно, им помогал – разве мог он со своим музыкально-поэтическим даром остаться в стороне? Я порадовалась за них, особенно за Валю. Заговорила в рифму – следовательно, считает, что все основное уже позади… Она всегда переходит к стихам, когда вся проза преступления ей ясна и понятна…
- Друзья мои, прекрасен наш союз!
- выкрикнула подруга пушкинскую строчку, поставив на стол великолепный салат с креветками, на которые мы разорились.
- Хоть он лишен поэзии и муз,
- тут же добавила она, ожидая продолжения.
- Зато причастен к мрачным тайнам сыска,
- ввернула Грета, однако дальше этого не пошла.
И не надо – четверостишие просто и со вкусом завершил мой муж:
- Я чувствую – разгадка где-то близко…
Но при этом он склонился над салатом и потирал руки… А потом, видя, что поэзия гибнет, быстро исправился и продолжил:
- Так близко, что, утративши покой,
Мы только повторяем – боже мой!
Ни к чему не обязывающие строки… Грета решила перевести стих на более деловой лад:
- Упорно ждали верного ответа…
- Ах, истина дороже пистолета!
- вновь громко и широко, словно песню пела, прокричала Валентина.
- Дороже шпаги, лезвия ножа,
- внес свою лепту Эдуард и засмущался, но тут эстафету подхватила я:
- Но как же навсегда ушедших жаль!
Кто же еще вспомнит о моей тете, как не я!
Стол был накрыт, и включили вальс… Вальс, вальс, все качаются на его волнах… Даже те, кто просто сидит за столом… Как мы с Валентиной. Эдуард танцует с Гретой и они обсуждают какую-то важную проблему – краем уха слышу, что об открытии частного детективного агентства. Молодец, Грета! Мой муж дирижирует воображаемым оркестром и напевает какие-то замечательные слова… А Валя рассказывает мне про девушку Олю и про то, какую роль она сыграла в похождениях Яны, а сейчас, слава богу, выписалась из больницы и уехала домой… Как московские сотрудники разыскали фирму «Барон», успевшую вручить Лере немалую сумму за свои пропавшие документы. Как эта женщина, загнанная в угол тяжелым обвинением, нашла видного адвоката, который и посоветовал ей явиться к специалистам, ведущим дело о покушении на Перчик, и снять с себя подозрения. Предварительно адвокат созвонился с Николаем Николаевичем и узнал все необходимые детали следствия. Подруга моя долго разговаривала с Лерой. Прежде всего она хотела выяснить у нее, где скрывается исчезнувшая Яна… Мать этого не знала. И вообще упоминание о дочери как-то сразу изменило ее и она из рассудительной, много пережившей женщины, давно научившейся не верить, не бояться и не просить, а жить размеренно, спокойно, правда, рискнув не упускать из рук мошеннический промысел, который приносил немалый доход, превратилась вдруг в весьма нервную, дергающуюся особу. Она была довольно откровенна и рассказала, что в молодости испробовала все - и алкоголь, и наркотики, но, почувствовав в себе особую силу, связанную с исцелением людей и предсказанием будущего, нашла это столь интересным, что безболезненно бросила все остальное. И Яной интересовалась постольку-поскольку… Но все равно она волнуется, переживает за дочь… А ее муж, этот Виктор Тимофеев… да, он скончался, она это почувствовала и даже точно может назвать день и час… Но официального подтверждения пока еще не получила… Видимо, получит… Ведь они не были разведены… А после него что-то осталось… Но когда Валентина намекнула ей, что Яна могла точно узнать о смерти своего отца… Предположим, что он не оставил завещания… Тогда Перчик могли убить из ее, Лериного пистолета и подбросить его на дачу исключительно с одной целью – сделать все, чтобы женщина не предъявляла прав на наследство… Чтобы ее вообще не было на свободе… Но это могли сделать только оставшиеся наследники! Валентина живо передала мне их разговор.
- Яна? Вы считаете, что это могла сделать моя Яна? Подложить мне пистолет?
- Да, Валерия Емельяновна. Но прежде чем его подложить, из него надо было выстрелить…
- Нет, нет… Моя девочка… Какая бы она ни была, но так поступить… Не хочу и думать!
- И не надо думать. Есть доказательства ее пребывания в квартире Перчик именно в тот час, когда… Словом, вы понимаете…
Валентина рассказала, как Лера вдруг засмеялась и стала говорить то же, что и Нонна Павловна: ее пистолет – игрушка, им и муху убить невозможно… И вдруг сказала такое, что явилось полнейшей неожиданностью для Валентины:
- А ведь есть и еще наследник… Брат… Да, да, у моего мужа был брат… Правда, у них – огромная разница в возрасте. Он старше лет на двадцать… Но – брат…
Однако, кроме его имени и фамилии, Лера ничего не знала, даже о его профессии не была осведомлена. Помнила лишь, что муж несколько раз повторял – брат, дескать, известный человек… Но мужчины практически не общались между собой… Правда, Лера не знала – может, в последнее время что-то изменилось… Кстати, их отношения с мужем могли восстановиться – он вдруг стал звать ее к себе… Но она не успела собраться и приехать… Не успела решиться…
Валентина еще раз, более подробно рассказала Лере о том, как они узнали, что именно Яна в тот роковой вечер была с моей тетей… И перечислила ей все доказательства, в том числе и картину с изображением рыжей красавицы. И когда до женщины дошло, что дочь ее влипла в такое дело, из которого есть лишь один выход, и этот выход она, мать, когда-то на себе уже испытала, отсидев в тюрьме, то она тут же переменила свои показания и заявила, что она, именно она выстрелила в Лию Семеновну… Что она вообще не любит стариков, и об этом все знают… Что она считает жизнь пожилых людей бесцельной, потребительской и так далее. Да, мать есть мать. И, чувствуя, что Валентина не принимает всерьез ни одно ее слово, умоляла ей поверить, обещая взамен раскрыть всю механику отъема квартир у стариков… Она начала торг…
Вдруг мы почувствовали, что в штаб-квартире стало тихо. Все молчали и смотрели на нас. Оказывается, нас давно призывали оставить разговоры и присоединиться к общему стремлению нормально пообедать и решить, что делать дальше. Что ж, мы присоединились. Хотя мне о многом еще хотелось спросить Валентину. Оказывается, Яну после выхода из квартиры художника не арестовали, и я не понимала, почему. Да и теперь, кажется, ищут ее не так уж и интенсивно… Может, появился еще какой-нибудь подозреваемый? Этот брат Яниного отца, то есть ее родной дядя – кто он? Где живет, чем занимается? Не он ли тут играет главную скрипку? Либо вопрос можно поставить и по-другому – если наша Яна так беспринципна и безжалостна, то не следует ли срочно найти дядю и приставить к нему телохранителей? Иначе девушке легко будет с ним справиться – так же, как и с моей тетей… Кстати, я еще ни разу не была на ее могиле… И муж мой, и все твердят в один голос, что пока длится расследование и нервы мои на пределе, мне просто нечего там делать. А вот когда все закончится…
Собственно, уже почти все закончилось. Почти… Так же, как и еда на нашем столе… А я, кажется, ни к чему и не притронулась… Вновь стало шумно, опять всем захотелось потанцевать. Я включила им старое-старое танго «Бакинские огни», появившееся, думаю, тогда, когда никого из присутствующих еще не было на свете… Там замечательно пела какая-то болгарская певица… Я обхватила своего мужа и мы пустились с ним в это нежное и одновременно эксцентричное плавание. Мне просто надоело думать о нашем криминальном деле. И как же хорошо было просто обниматься под музыку с любимым человеком, смотреть в его глаза и улыбаться… С Эдуардом танцевала Валентина. Но тут Грета, передвигавшаяся в такт музыке одна, на сей раз ей не было пары, вдруг начала петь под эту мелодию, но не обращая внимания на рвущиеся из магнитофона слова. Впрочем, иногда они совпадали.
Ах, нам не хватает точки,
Не хватает точки нам…
В этом деле – только строчки,
Та-ра-рам, там, та-ра-рам!
И грустить нам не придется,
Не придется больше ждать,
Коль событие найдется,
Чтоб финал скорей сыграть!
И тут мы запели хором, импровизируя припев:
Как хорошо нам будет рядом,
Когда поймем все до конца,
И за труды в награду
Получить мы будем рады
Показанья беглеца!
Беглец – это, естественно, Яна… Я беспредельно верю в слово. В материализацию мысли. Слово – вообще волшебное, живое существо. Я в этом уверена. Оно, как солнечный зайчик, может посылать весточку тому, кому предназначено. Иначе как объяснить следующее… Зазвонил телефон, я спокойно подняла трубку, уверенная, что это дети, либо что-то от меня потребовалось в издательстве, и услышала знакомый, хриплый и необычайно взволнованный голос:
- Моя богиня… Это вы?
- Да…
Видимо, мое лицо так переменилось, что музыку остановили и все уставились на меня. А Валентина так вообще встала рядом, чтобы слушать все, о чем мне говорят.
- Как долго я не мог вас найти! Но это второстепенно… Мне необходимо сказать вам и вашей подруге… этой Валентине… она ведь сыщик, да?
- Да…
- Мне необходимо сделать признание… В тот вечер я не решился… Хотя… видел свет… Я уже рассказал Адольфу…
- Говорите, мы с Валентиной вас слушаем… она – рядом со мной…
Тут Валя шепотом спросила у меня, а как его зовут, нашего художника. Странно, но мы ни разу не назвали его по имени-отчеству, как-то все – мастер, учитель… А ведь он – Владимир Константинович! А вот фамилию его я тогда перед выставкой и не вспомнила бы, если бы не увидела на афише – Феев…
- Владимир Константинович, я вся – внимание… Как и Наталья, - тихонько прошелестела ему Валентина, чтобы не спугнуть человека.
- Дорогие женщины, вы уж простите старика… Но… Нет ли там с вами и Яны? Той милой девушки?
- К сожалению, нет. Сами ее ищем. Хотели у Адольфа вашего спросить…
- Он не знает… Мы уже побывали в общежитии, где она жила… И на ее работе… И там случайно узнали, где она снимала квартиру… Там случилось какое-то происшествие… Но ее нигде нет… И… у нее должна быть мать… Возможно, она у матери?
- Нет. Ее там нет, - ответила Валентина.
- Владимир Константинович, дорогой… А почему вы ее ищете? – спросила я.
- Потому что… Потому что умер ее отец…
- Мне кажется, что ей об этом известно, - вставила свое слово Валентина.
- И… что-то там не все ладно было с ее матерью… А, значит, девушка осталась сиротой… Но я хочу, чтобы она знала – у нее есть родной человек… Который ее защитит… поможет… Ведь у меня у самого нет продолжения… А Яна – дочь моего брата…
- Бог мой! Виктора Константиновича Тимофеева?
- Да…
- Но вы… У вас – другая фамилия, - заметила я.
- Это псевдоним. Дурак был в молодости. Родная фамилия казалась слишком простой. Сермяжной. А Феев – это вроде как фее принадлежу, она рукой моей водит… Так и осталось…
- Получается, что и вы – наследник состояния вашего брата, - весело сказала Валентина.
- Наверное… Только мне ничего не надо. У меня все есть.
Я оторвалась от телефона, чтобы объявить свалившуюся на нас новость остальным, не допущенным к трубке, а Валя продолжала говорить с художником, уговаривая его, чтобы он не слишком волновался, берег свое здоровье, что его встреча с племянницей не за горами и как только мы ее найдем, то обязательно расскажем о новом родственнике. То-то она обрадуется! И тут Валя, продолжая разговаривать с художником, стала отпускать какие-то странные фразы. Ну хоть опять к трубке припадай! Но меня крепко обнимал муж, не пуская к подруге. Я предположила, что художник начал спрашивать, не грозит ли его племяннице какое-либо обвинение, ведь сколько всего мы тогда при нем наговорили! Можно сказать, приперли ее к стенке! И последней каплей была моя рыжая красавица… Вернее, тетина… А Валентина ему говорит сейчас – мол, ничего особенного… все хорошо… все нормально… возможно, вышла ошибка… Дескать, успокойтесь и ждите вашу Яну в добром здравии, мы ее вам чуть ли не на блюдечке принесем… Откуда – из СИЗО, что ли? Либо прямо из зала суда? Что мы найдем Яну, я в этом не сомневалась. А, значит, и получит она по заслугам.
Наконец, Валя положила трубку.
И тут же набрала какой-то номер. И стала ждать ответа. А мой муж улыбался – видимо, он знал то, чего не знала я! Вообще-то я только сейчас заметила, что улыбались и остальные… Да что же это случилось-то, люди добрые! Что они от меня скрывают? Но Валя смотрела на всех так лукаво, с такой хитрой и зажигательной искоркой, что я поняла – им тоже невдомек, куда она звонит. И вдруг…
- Яна, это вы? Ну, как, видели? Убедились? Все в порядке? Но учтите, что это – лишь ваша соломинка… А уж как ее превратить в бревно, это вам можно решить с мамой… Да, да… Я принимаю вашу благодарность, но сам ваш порыв… Он аморален и достоин осуждения… Нет, я не жажду крови… Напротив, я звоню, чтобы сообщить вам радостную весть… Впрочем, не знаю – обрадуетесь вы с вашей философией или нет… Так вот. Вы не одна на этом свете. Нет, я имею в виду не отвергнутую вами мать… У вас есть дядя… Брат вашего отца… Владимир Константинович… И он очень хочет с вами встретиться… И… я бы посоветовала вам сделать это как можно быстрее, ибо он – старый и больной человек… А вообще-то вы его знаете… Это – художник, выставку которого вы организовывали и у которого мы ужинали при свечах… Он очень ждет вашего звонка… И его молодой человек, как я поняла – тоже… Сотворите пока хотя бы это доброе дело – явитесь пред его очи… Ждете звонка Йозефа? Да на кой он вам… Впрочем, это не мое дело. Йозефу может ответить ваша хозяйка…. И советую вам сегодня же поговорить со своей матерью… Уверяю – это не будет для вас лишним… И если вы хоть что-то поняли… Поплачьте… Это вам полезно.
Валя закончила разговор и обратила к нам свой ясный лик. Впрочем, никто, кроме меня, особо ничему не удивился. Лишь Грета спросила:
- Она понимает неотвратимость наказания… Но хоть раскаивается?
- Мне кажется, да, - ответила Валентина.
- Что ж… Тогда можно как-то… смягчить ее участь…
Я поняла, что эти заговорщики добровольно не откроют мне никаких тайн! Их надо добывать собственными руками! И стала трясти подругу как грушу, чтобы она ответила на сто, нет, на тысячу моих вопросов!
- Да хоть на две тысячи… Только сначала, Наталья, мы с твоим благоверным должны тебя повести, так сказать, на… экскурсию… И если ты хочешь узнать все прямо сейчас, то – одевайся!
Из квартиры мы вышли все вместе - Грета с Эдуардом поехали на свои рабочие места, а мы побрели к метро. По пути Валентина, правда, заметила, что не худо бы заскочить в квартиру моей тети, ибо ей надо там кое-что уточнить – где именно, например, висит рыжая красавица, ну и еще кое-какие мелочи. Мы с мужем согласились. Впрочем, у него было такое же загадочное выражение лица, как и у Вали! Добирались мы до места назначения где-то около часа, путь наш пролегал мимо киностудии, куда моему мужу вдруг потребовалось зайти. Я не стала спорить – он сказал, что перехватит меня в квартире у тети, нагонит, так сказать. И чтобы мы его там подождали.
Мы с Валей подошли к тетиному дому. Возле него в скверике на скамеечке чинно сидели старушки. Все они что-то жевали. Здесь ничего не изменилось. Валя посадила меня на пустую скамейку возле бельевых веревок, на которых тетя всегда сушила свои простыни и пододеяльники, и зачем-то стала говорить о том, что я должна, войдя в квартиру, ничему не удивляться, что любого человека в его долгой жизни подстерегают всяческие неожиданности и так далее. Я слушала и думала – к чему бы это? И разумно сказала подруге:
- Знаешь, пойдем-ка в дом. И там ты будешь учить меня жить… Я вовсе не хочу сидеть на этой лавочке и быть объектом для обозрения жующих пожилых женщин… Этих старых грымз… Ведь они, бездельницы, сейчас обсудят каждую складочку на моем пальто… Каждую мою морщинку…
- Хм… Похоже, твоя неприязнь к этим бабуленциям сродни той, что обуревала Леру…
Я не ответила на эту глупость, в которой была доля правды. Честно скажу – не люблю старух, которые часами просиживают на скамейках, сплетничают, а то еще и семечки лузгают. Моя бабушка так никогда не делала – ей было некогда. Она берегла каждую минуту и мы, внуки, ходили у нее чистые и наглаженные. Как и сама бабушка.
- Не обращай на них внимания! – снова принялась за меня Валентина. – Больше всего я сейчас хочу, чтобы у тебя не прибавилось этих самых морщин… Ну да ладно, идем! Сама захотела! А ты… плавать умеешь?
Дурацкие шутки! Мы что, в бассейн собираемся? Кстати, Валя прекрасно знает, что я плаваю… Вместе на Волге выросли… И зачем спрашивать?
Она словно мысли мои прочитала.
- Ладно. Плаваешь. А нырять ты можешь? Я не помню, ныряла ты вниз головой или нет?
- Куда? В омут?
- Где поглубже, разумеется… Чтоб не удариться о дно…
Вообще-то нырять я всегда боялась. Это мое слабое место. Но все-таки ныряла, только не вниз головой. А просто прыгала в воду…Вниз ногами…
Мое молчание Валя поняла правильно. И спросила, а не плаваю ли я в ледяной воде…
- Нет, подруга, я не морж…
- Но ведь могла бы им быть! И я прошу, при отсутствии у тебя, так сказать, подготовительной базы – представь себе, что через две-три минуты тебе надо броситься в ледяную воду! Либо прыгнуть с вышки! Представила?
Я действительно представила, зная, что Валентина никогда ничего не говорит и не делает впустую. Надо – значит, надо! Тем более, что мы уже стояли у дверей тетиной квартиры… Может, там случился пожар? И все выгорело дотла? А заботливая Валя хочет меня к этому хоть как-то подготовить… Представила и набрала в легкие побольше воздуха… И собрала все свои силы… И сжалась, как пружина, готовая в любой момент развернуться и нанести кому надо сокрушительный удар… А Валя между тем нажимала на дверной звонок… Зачем? У меня же есть ключи! Но дверь тотчас же распахнулась, из чего я сделала вывод, что нас ждали, и прежде чем на пороге выросла моя несгибаемая, не тонущая ни в какой воде и не подверженная никаким выстрелам тетя, я услышала то единственное, что и можно было от нее услышать:
- Хоронить меня вздумала! Да ты проходи, проходи!
Живая и даже словно бы помолодевшая тетя склонила голову набок и смотрела на меня с легким прищуром.
- Не изображай из себя… Что я видела в новоафонских пещерах? Сталактит… Сталагмит…
- Вы могли там видеть и то, и другое, - заметила Валентина.
- Вот! Не изображай! Тетка-то умней всех вас оказалась, а? А вы думали – старая дура! Получила пулю в лоб! Небось и смеялись еще! Я вас знаю! Я все чувствую! Не бывать этому! Варежки-то свои, небось, разинули! На мое добро! Нули вы все – без палочки! Дырки от бубликов! Как муж мой говорил, царство ему небесное! Думали, я за ним отправлюсь, да? Ха! Не на ту напали! Бог – он все видит! Он меня любит! Ну, что ты стоишь как статуя, да еще и лыбишься?
Я действительно улыбалась… У меня просто не было сил как-то по-другому выразить свою радость… Господи, как хорошо, что она жива! Подозрительная, с противным, агрессивным характером, но – как хорошо, что она стоит сейчас рядом со мной, брызжет слюной, злится, оскорбляет нас всех, однако – живая! Живая и здоровая!
- Слава богу, вы живы! – наконец-то выдавила я из себя. – Живы… Дайте мне до вас дотронуться…
Я сделала к ней шаг и, сама того не желая, обняла ее от всего сердца. И крепко прижала к себе. Она вдруг замолчала и стала меня внимательно изучать…
- А у тебя возле губ морщинки появились… И седая прядка… Я ее не видела…
- Я поседела, когда думала, что вы… Что вас…
- Не морочь мне голову! Не пудри мозги! Никогда не поверю, что ты способна переживать из-за меня… Ни за что! А почему в доме пустой холодильник? Куда ты все дела? Съела? Как тебе не стыдно! Ты обираешь родную тетку, а у меня пенсия…
Она не договорила. Потому что на нашей сцене началась ария Валентины. Подруга рассказала тете Лие обо всем – и как мы узнали, что ее квартира попала в поле зрения мошенников, и как пытались просчитать их ходы, однако нам не все удавалось – она поверила-таки в новых родственников, после чего ее опоили и в полном неведении того, что творит, она подписала бумаги, с которыми можно было провернуть любые действия с ее недвижимостью… И как Яна, которой она доверчиво открыла дверь, выстрелила ей в лоб… Девица не умела обращаться с оружием и вздувшуюся от теткиного сопротивления и страха бородавку, которая уже лет десять украшает лоб моей Лии Семеновны, приняла за сгусток крови… За входное отверстие пули… Хорошо, что у тети был глубокий обморок… Такой глубокий, что даже я приняла ее за мертвую… Валентина решила – пусть пока так все и думают. События начнут разворачиваться быстрее… Однако они разворачивались только благодаря инициативе Яны. Мошенники же, напуганные убийством, залегли на дно. Им-то нужна была естественная смерть жертвы… А Яна гнала лошадей! По ее плану все улики должны были указывать, что убийство совершила Лера. Так бы, возможно, и получилось, если бы не проницательность Валентины. И моя внимательность помогла… Валя подробно рассказала об эпизоде с рыжей красавицей, после которого стало ясно, что Яна была у тети перед самым убийством…
- Ну, молодец, - выдавила из себя тетка в мой адрес. – Только можно было и без тебя обойтись! Я-то на что? Сама укажу на ту, которая в меня стреляла! Но и я ей показала! Правда, она так меня перепугала, что теперь я уж и не уверена, проживу ли век… Сто лет… Хотя мне еще в юности пророчили – до ста двадцати… Уж и не знаю…
- Злитесь поменьше, так и проживете! – заметила Валентина.
- А ты тут не командуй! Здесь я хозяйка! Слышишь? Вот так! – заявила тетка моей подруге. Вернее, прокричала. И добавила: - Раскомандовалась! Мужичка!
Получила Валя затрещину. Во и спасай после этого старушек! Я поняла мужа – он никогда лишний раз не показывался в этой квартире, чтобы не получать оплеух. Ведь у тетки все мужчины, кроме ее ушедшего в мир иной мужа, были бездельниками и нулями без палочки.
- Мужичка… Она права?
Подруга была явно расстроена и смотрела на меня с надеждой.
- Неправда, Валя… Ты такая одухотворенная… Я заметила – так всегда бывает, когда дело заканчивается. Кстати, Яна-то знает, что тетя жива?
- Знает! Вчера я ее заметила, подглядывала за мной, - сказала тетка, которая всегда слышит то, чего не надо.
- Да, знает, - подтвердила и Валентина. – Я час назад ее по телефону спросила, видела ли она Лию Семеновну… Видела… А дело-то еще не закончено. И еще… Ты за своими повестями просидела… А ведь я только сегодня утром Платона домой проводила… И сама вечером еду… Нечего мне больше здесь делать…
- Завидую тебе! После долгой разлуки…
- Он приехал с мамой… И теперь у нас будет какая-то новая жизнь… Вместе пока поживем, посмотрим…
- А… она?
Я спросила о больной бывшей жене Платона.
- С ней мы пока ничего не решили…
Да, личные проблемы у Вали столь же сложны, как и рабочие… Но последними она живет! Это – ее тяжелая ноша, но и радость, и вера в себя, и приобретение все новых способностей.
По подоконнику со стороны улицы осторожно постучали. Тетка побежала к окну – выяснять, кто это хулиганит. А я уже поняла, что мужу вовсе не хочется сюда заходить и он выманивает меня на улицу!
- Тетя Лия, вы поняли наконец, что не должны никому открывать дверь? Ваше упрямство уже сыграло роковую роль, - нравоучительно начала я.
- Вы и моргнуть не успеете, как получите какой-нибудь отупляющий укол, и все начнется снова! В сумочке у так называемой жены вашего так называемого племянника мы обнаружили ампулу именно с таким средством… Доктор со «скорой», которого вам однажды, перед роковым событием, вызвала Наталья, тоже предположил, что в организм ваш было введено такое средство… Его догадка нам очень помогла.
- Хватит меня учить! Я не зря потратила вчера восемьсот семьдесят рублей!
Тетка скривилась в своей самой искренней улыбке и, опершись руками о стол и покачивая плечами, словно кокетничающая девушка, добавила нараспев:
- Могу кое-что показать…
Однажды после подобного предисловия она стала… танцевать! Да еще чуть ли не под «Красотки, красотки, красотки кабаре»! И сейчас, подумала я, выкинет что-нибудь этакое же. Но тетка спокойно открыла верхний ящик своей тумбочки и вытащила оттуда… пистолет!
- Вот! Купила! И пусть теперь кто-нибудь ко мне только сунется!
- Его не надо регистрировать? – спросила Валентина, осторожно беря из ее рук оружие.
- А зачем его регистрировать-то? Сигнальный! Не для убийства создан… Но палит так, что будь здоров! Показать? Я ведь все там проверила, в оружейном магазине! Я заставила продавца стрелять!
О, мама дорогая! Представляю, как это все было! В нашем роду никто ведь карандаша простого за рубль не купит, не перебрав десятки его собратьев и не выбрав из них самый-самый… А уж что говорить о какой-либо сложной технике! Когда Мирон покупал себе телевизор, то со склада были принесены все имеющиеся экземпляры, ими заставили прилавки и пол… Но он выбрал вещь лишь на второй день… Думаю, и тетка не ограничилась одним экземпляром и в магазине шла настоящая пальба – какой пистолет хлопает громче? Я не ошиблась…
- А что, продавцу действительно пришлось выстрелить? – спросила Валентина из чистого любопытства, не подозревая, какой пласт характера нашей родни она сейчас открывает.
- Почему это – выстрелить? Ему пришлось стрелять! Ведь пистолет-то в магазине не один! И я должна была выбрать!
Я с пониманием посмотрела на тетку, такую же, как мы все, жертву некачественной продукции, которая десятилетиями выпускалась в нашей стране. А Валентина хохотала от души!
Мы хором заявили, что покидаем тетку с легким сердцем, ибо теперь она может чувствовать себя в безопасности, и выкатились на улицу.
Муж терпеливо ждал меня во дворе. Он, разумеется, все знал о моей тете – и молчал! А ведь до сей поры мы ничего не скрывали друг от друга. Вот каково тлетворное влияние подруги на наши отношения!
- Постой, Валя… А Мирон? Он что, тоже был в курсе?
- Ха! Ему труднее всех было скрывать от тебя правду, потому он и попросился у себя на работе в длительную командировку… Сегодня-завтра приедет…
Я шла и снова перебирала в памяти все, что случилось. Тому, что художник, на которого Яна смотрела чисто потребительски, оказался ее дядей, я нисколько не удивилась – подобные совпадения я наблюдала довольно часто и подозревала, что за этим даже кроется какой-то физический закон, о котором человечество еще не знает. Неясно другое. Как-то уж очень быстро Яна забыла про наркотики… И возникает вопрос – а был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было?
- Я склонна думать, что был… Она просто не успела стать наркоманкой… Начало не нашло продолжения, - сказала Валентина.
Вероятно, так. Ведь в жизни девушки произошли события, потрясшие ее душу… А душа-то есть у нее, есть, куда от нее и деться…
- И все-таки я не понимаю… Ведь она решилась на убийство… Зачем же такая крайность?
- Ну, скорее всего, этот план созрел у нее еще там, на чердаке, когда она поняла, чем занимается ее мать… И не упустила возможности сразу и отомстить, и расчистить себе путь к наследству… Одно знаю – девушка рада, что не совершила непоправимого…
Мы проводили Валентину до Лизиной квартиры и условились, когда именно зайдем за ней, чтобы всем вместе явиться на вокзал, к поезду, который умчит подругу в наш родной город.
А потом вдвоем с мужем тихо шли по улицам, решив хоть раз в жизни добраться до собственной квартиры пешком. Мой лучший друг, опекун, хранитель домашнего очага, который шагал рядом, намекнул, что у меня есть готовый сюжет для новой повести. Молодец! Мысленно я уже перелистывала ее главы. И вдруг уловила, что главной героиней у меня этак ненавязчиво становится Яна… А должна-то – Валентина! Ан нет, она вроде как отходит куда-то в тень… Как и в жизни… Я понимаю – находясь в тени, легче наблюдать за людьми… И заметить ошибку преступника… И понять все его действия…
На город опустились хмурые облака – под стать серым, схваченным первыми морозами тротуарам. И вдруг все кругом засверкало, заискрилось, словно на новогоднем празднике возле елки. Это пошел снег… Пушистый, со снежинками, каждая из которых с детства казалась мне загадкой… Он опускался на землю медленно-медленно, словно не хотел умирать под нашими ногами… Через несколько минут тротуар стал белый и мы бежали по этому ковру, смеясь и обгоняя друг друга. Как хорошо, как замечательно жить на этом свете! Я верю, что природа может очищать людей от налипшей к их душам и судьбам грязи… И снег – в первую очередь…
Вечером мы стояли на заснеженной платформе и любовались лучами света, смешанного с блеском снежинок… Все пространство было похоже на сказочный дворец, в котором мы находились. Как будто и нет на белом свете войн, насилия и зла.
- Красота должна спасти мир, - изрекла я с романтических высот, в которых пребывала.
- Разум! Спасет разум! – заявила Валентина и муж мой, я видела, был с ней согласен…
Наверное, они правы. Вале, во всяком случае, виднее… Правда, для меня разум – это какое-то мифическое существо, пока я не вижу его глобальных проявлений… Но признаю, что Валентина по сути своих деяний является его представителем…
Поезд медленно поплыл вдоль перрона…
- Передай привет своей тете! – крикнула на прощанье Валентина. – И мое пожелание – пусть она дотянет не до ста двадцати, а до ста пятидесяти, как староверы на Руси!
Я пообещала. Но поскольку образ тети ассоциировался у меня теперь с пистолетными выстрелами, то в ушах моих все зазвенело и загрохотало… А это поезд набирал ход и скрылся за поворотом…
Эпилог
Вот и конец этой запутанной, но, в общем-то, не такой кровавой истории, как могло показаться вначале. Что же стало со всеми ее участниками? Елисей Павлович и его сестра отбывают сейчас наказание за мошенничество, но скоро, верно, уж снова вернутся в родные места. Вполне возможно, что, несмотря на произведенную конфискацию имущества, им удалось припрятать энное количество валюты, а также сохранить в неприкосновенности свой золотой запас и жизнь на свободе не окажется для них обременительной. Валерия Емельяновна осуждена еще и за покушение на убийство, вернее, по судебной формулировке - за угрозу убийством… И здесь мне тоже видится рука Валентины, явно подсказавшей, как добиться смягчения наказания. Но все равно Лере придется провести в неволе больше времени, чем Хороневичу и его сестрице. Небольшие сроки получили несколько их помощников, также уличенных в мошенничестве.
А вот Яне, нашей неуловимой рыбке, удалось выкрутиться. И Валентина пошла на этот компромисс. Она всегда жалела тех, кто попал в ее сети – разумеется, если это не был матерый преступник… И когда Лера стала уверять, что именно она пробралась к Лии Семеновне и произвела тот выстрел, и описала все необходимые при этом детали, подробно оговоренные, видимо, с дочерью, то Валентина не возразила... А уж Николай Николаевич и Эдуард - – подавно… Перед Валей прошло много сломанных жизней, искалеченных судеб, и она не захотела, чтобы еще одна оказалась на ее совести…
Недавно я была на Ваганьковском кладбище – у могилы художника, создателя моего портрета, собралось много людей, шел сороковой день от его кончины. Пришли туда и Яна с Адольфом. Мы с девушкой отошли в сторону и я спросила ее обо всем. Меня порадовало, что после всего пережитого она начала видеть в своей матери человека. Пишет ей письма и хлопочет о ее досрочном освобождении. Переписывается и с Олей, намереваясь помочь ей поступить на учебу в Москве и плюнуть на всяких там Борисов-пескоструев. Сдавать экзамены они, оказывается, будут вместе – на юридический факультет, учиться намерены заочно. Выкинули, значит, из головы все свои театральные подмостки и журналистские поиски. А ведь жаль… И артистам, и журналистам ох как нужны мозги, а не пустое и беспомощное исполнительство… А что до личной жизни Яны, то она все-таки пометалась между Йозефом, сделавшим ей официальное предложение, и своим Адиком. И призналась мне, что, не чувствуя в себе горячей способности любить, остановилась на нашем, русском варианте - уж очень дружны они с Адольфом. Так что вполне возможно, что дружба эта превратится в нечто большее… Тем не менее они зарегистрировали свой брак и живут теперь в замечательной квартире художника… Надо же, как совпало – и Яна, и Адольф оказались его наследниками… Кроме того, они с мужем хотят продолжить дело Яниного отца, налаженное и обкатанное за долгие годы, а для этого большую часть времени проводить в Германии. Яна даже сказала мне несколько фраз по-немецки, зная, что я сумею это оценить.
Галина Петровна живет сейчас со своей внучкой и, по словам ее подруги Любы, молодеет с каждым днем. Дай бог!
Костя с Гретой скоро станут родителями, так что мечта ее об открытии своего сыскного дела пока остается мечтой.
Николай Николаевич и Эдуард почти каждую неделю звонят Валентине, а она – им. Сдружились. Уверена – в экстренных случаях они будут приглашать ее к себе…
Валя с Платоном, два влюбленных сыщика, счастливы друг с другом. Пока они не отпускают от себя его мать, она еще слаба. Та женщина, оставленная в Сибири, учится жить самостоятельно. Впрочем, Платон нанял для нее сиделку. Как будет дальше – никто не знает.
Я уверена, что моя подруга – гений. Я ее просто обожествляю. Но и она человек и порой тоже может что-то упустить. Какой-то интересный штрих. А поскольку я всегда пишу про нее только полную правду, то приведу пример и думаю, что лик ее от этого не померкнет.
Когда я стояла с Яной под кладбищенскими березами, мне ужасно захотелось узнать, как у нее не дрогнула рука, когда целилась она в мою дорогую тетю…
- В этого тигра! – заметила Яна.
- В эту пантеру! – переплюнула ее я.
- Затмение на меня нашло… От злобы черной на всех и вся… А рука дрогнула… Знаешь, Наташ, что она мне сказала, стоя под дулом пистолета?
- Ну, наверное, крикнула – ах ты, сикуха, и еще что-нибудь в этом роде… Но уж никак не испугалась.
- Не испугалась. Она спросила, помню ли я, какая у нее фамилия… Я, конечно, помнила, что Перчик, но и предположить не могла, что вслед за этим она бросит мне в глаза щепотку красного перца! Я и выстрелила-то от боли… И ведь показалось мне, что что-то не так было с этим выстрелом… Только увидела сквозь слезы-то – она лежит, а на лбу… во лбу…
- Не надо про звезду! Безнравственно!
- Я выла от боли, пока в ее ванной пыталась смыть с себя эту гадость… И потом бежала сломя голову… Против ветра…
Надо же, а Валя этот финт с перцем-то и не заметила…
Я позвонила ей и рассказала об этом эпизоде.
- То-то мы все там чихали! – воскликнула Валентина. – А я думала – с чего бы это?
Но это был единственный вопрос, на который она тогда не ответила…
Конец.
На снимке - картина Петра Солдатова.
