Развязка
— Севантин Август, пройдите, пожалуйста, в следующее хранилище номер шестьсот шестьдесят шесть, чтобы вступить в права наследования согласно регламенту нашего банка…
— Руки не слушаются, нужно выпить, — подумал Арсений.
Фляга выскользнула из влажных рук на пол. Закрыл уши, чтобы не слышать лязга от удара. Металлический пол эхом разносил звуки, отчего лепрекону становилось не по себе. Чувствовал, что его не заметят и не спасут. Нужно абстрагироваться. Открыл глаза и стал озираться по сторонам, сердце скакало в казачьем галопе, помещение то сжималось, то расширялось. Сеня морщился и полз на четвереньках к фляге.
— Хуже не будет, — думал про себя. — Хуже не будет…
— Севантин Август, пройдите, пожалуйста, в следующее хранилище номер шестьсот шестьдесят шесть, чтобы вступить в права наследования согласно регламенту нашего банка…
Лепрекон шёл к цели, схватил флягу и приник к ней пересохшими губами. Голос внутри хранилища перестал волновать слух, в висках пульсировала новая доза алкоголя. Посмотрев на блестящую поверхность, заметил гравировку «Ingvar Casey»:
— «Соберись! Ты не британская тряпка! Русские не сдаются! Камрад, что за дела, ёлки копалки?! Что за нюни» ?!
Воспоминание привело отчаявшегося ирландца в чувства. «Августин» поцеловал гравировку и тут же сплюнул в сторону. Встал в полный рост, круги перед глазами уменьшились, голос из громкоговорителя перестал давить на психику. Русские не сдаются, а ирландцы тем более!
— I’ll come back! — прозвучала крылатая фраза киборга Терминатора из одноимённого фильма, произнесённая Арнольдом Шварценеггером. — Пора выбираться из золотой кладовки!
Вытащил соломинку-зонт и произнёс:
— Hasta la vista, baby! — глотнул Эля и ударил по слиткам ногой. — Это Ирландия, детка!
Неважно как перепутали фляги, важно, что силы к нему вернулись. Дружба — это золотая гора, сила громоздкая, весомая, она без труда переломила потолок пополам. Столб дыма поднялся в храме, где-то сверху что-то рухнуло и обвалилось. Удивительно, что метеоритным дождём из слитков никого не убило. Строительная пыль сединой покрыла головы. Хорошо, что Белоус — альбинос, остальные участники мессы стали блондинами. Мустафа Ибрагим — человек, повидавший на своём веку немало, сощурил по-японски старческие голубые глаза. Рабы в большинстве своём молодые лысые мужчины, поднимали головы-подсолнухи в поисках солнца, спины их побелели. Смотрел телепередачу про африканские племена, там туземцы специально наносили краску на свои оголённые тела, так вот они мне напомнили тех самых Зулусов. Коты хотели зарыться в мраморный мол, все кроме Сухайр. Сверху на зонтике летел Севантин. Несмотря на то, что пыль и остатки потолка развеялись и осели, лепрекон зажимал одной рукой нос, боясь дышать мелом и побелкой стройматериалов.
— Ренни, камрад! Пора валить отселе! — Сеня прокашлялся и продолжил, жмурясь от пыли:
Я не хотел тянуть баржу,
Поэтому я хожу-брожу.
Если дойду до конца земли,
Пойду бродить по морю!
Арсений спланировал аккурат на белый камень, котёнок прыгнул ему на руки и забрался на шею. Кот знал, продолжение песни-пароля, завилял по-собачьи хвостом, а затем промурлыкал дурным от волнения голосом вместе с ирландцем:
Если сломается аппарррат,
Стану пирррратом и буду рррад.
Без колебаний пррропью линкоррр,
Но флот не опозорррю.
Послышался грохот, ругань и быстро приближающиеся шаги:
Нуууу-ка меееееечиииии стааааакаааааны
Нааа стоооол,
Нуууу-ка меееееечиииии стааааакаааааны
Нааа стоооол,
Нуууу-ка меееееечиииии стааааакаааааны
Нааа стоооол,
Иииииии прочуюююююююю посудууууууу.
Я бежал по дорожке, а за мной гналось нечто. Ира добралась до входа в храм и расправила крылья. Птеранодон, «Птица без зубов» — вот кто это! По крайне мере, очень похожа. Трудно сказать про пол у птицы шептуна. Монстр напоминал доисторического ящера с клювом и когтями, вместо перьев — короткая шерсть. Без крыльев можно принять за крота с драконьим ромбовидным хвостом-наконечником. Сейчас вымерший вид взлетал и падал. Не хватило взлётной полосы?
— Стый! Стый! Гыд! — каркало существо.
— No passsssssssaran! — двести метров преодолел за десять секунд. Через дыру сверху пикировало ещё четыре чудища. Они кружили над нами, не имея возможности сесть. Ренни перепрыгнул мне на руки и устроился во внутреннем кармане, котёнок высунул на поверхность мордаху и запел, громко, как только мог:
Если сломается аппарррат,
Стану пирррратом и буду рррад.
Без колебаний пропью линкоррр,
Но флот не опозорррю
— Я скучал по тебе, Ренни!
Погладил по горлу и почесал за ушком, Белоус замурчал.
Хлопнул по спине лепрекона:
— И по тебе, жулик, скучал! — перешёл на шёпот. — Флягу верни, держи свою, она пуста, — мы молча обменялись реквизитами.
— Ты всё высосал? — опешил лепрекон.
— Скоро нас самих высосут, — кивнул головой в сторону шептунов. — Тут персонажи с шабаша собрались.
— И подумать есть о чём… — промолвил Севантин.
— Переоденемся в последние уцелевшие костюмы напоследок? — предложил я.— Или, может, в костюмы для драки?
Нас взяли в кольцо, но нападать никто не собирался. Все выжидали чего-то. Может, главного? Вспомни Кромахи, вот и он собственной персоной!
— Перехитрили, смотрю шептунов.
Нам на встречу шла тень, у колдуна по-прежнему не было сущности, а лишь чудовищный взгляд. На правой руке горел чёрным золотом перстень с изображением ворона, который колдун постоянно крутил. Манеры и жесты отдалённо напоминали советского Мариарти в исполнении Виктора Евграфова. Вот, кто плёл сеть. Остальные расступались перед главным пауком, затем молча склоняли головы и отходили в сторону.
— Перехитрили шептунов, — повторил он. — Похвально, похвально!
Слова шефа заставили шептунов опустить головы от чувства вины ещё ниже. Всё легче, не придётся смотреть на их утиные морды.
— Но от нас так не уйти, верно? — птеранодонтоголовые зашипели, по-змеиному подняв обрубки крыльев вверх.
— Никто не собирался убегать, — сжал в кулаке зонт Сеня.
— «Gladio — umbrella», — лепрекон закрыл и открыл его.
Получился настоящий боевой Экскалибур, с одной внушительной поправкой — наш меч из зонта. Ладно, ладно. Хорошо! Наши мечи походили на шпагу с рукоятью от сабли. Довольны?
— Молодец, Сеня! С мечом — кладенцом мы их порубим на кочан брюссельской капусты.
— «Gladio — umbrella»! — проделал тот же фокус с зонтом.
Два меча направилось в сторону недоброжелателей.
— Зачем так грубо? — Кромахи прокрутил кольцо вокруг пальца, затем ещё разик.
— Проблемы, дружище?! — ответили мы.
Вынул из рубашки камень на верёвочке в виде черепа и спрятал от греха подальше обратно. Ренни выпрыгнул из кармана. Альбинос намеревался драться с большими дядями? Не понятно. Котик милый и пушистый зверёк превращался в большую боевую машину. Я и Сеня отвернулись, уж больно страшно это выглядело. Зато все остальные смотрели, как бандерлоги на Каа, ни разу не моргнули. Хруст костей, позвоночника, смена голоса и постоянный рёв. Жуть! «Это всего только старый Каа выделывает круги в пыли, — сказал Маугли. — Идём отсюда» — вспомнил цитату из любимой детской книжки.
— Оборотень? — трусливо крикнула Гузель или Люська, трудно отличить без грима «Who is who».
— Оборотень! Оборотень! — хор блогеров твиттера забрал и размножил цитату.
Слева от меня стоял настоящий белый тигр, со знакомым огоньком в глазах. Всегда мечтал погладить тигра, да и сам Ренни был не против того, чтобы ему вновь почесали за ушком. Это зверёк любит больше всего. Что там было дальше по книге? «И все трое выскользнули в пролом стены и ушли в джунгли».
— Простите нас, честная компания, но мы соизволим откланяться, ждут дела государственной важности, а с вами разговаривать нам недосуг.
Послышался жуткий скрип — это Арсений вынул подарок Фрида, резонно решив, что два оружия лучше, чем одно. Парень шкрябал остриём по камню. Видимо, хотел заточить кинжал.
— Сеня, прекрати…— но недоговорил, меня осенило, неужели всё так просто?
— Чего прекратить? Я точу кинжал об камушек, смотри какие красивые искры, — обиженно сказал друг.
— Посмотри! Кромахи коробит! — крикнул я.
Арсений так медленно поворачивал голову в сторону колдуна, что мне хотелось ему «помочь». Тень, твёрдо стоявшая и нагонявшая на окружающих приспешников и подручных страх, сыпала искрами. Бенгальский огонь, ей-богу! Сейчас Кромахи напоминал ската, по которому шаровыми молниями скользили электрические разряды.
— Действительно! Красивые искры! — мой друг затевал шалость, это было видно невооружённым взглядом. — Совсем забыл про презент, — усмехнулся лепрекон.
— Знаешь, мой друг, Кэрри будет в восторге от увековечивания её образа в камне, — и подмигнул.
— Или, на худой конец, могу нацарапать имя любимой, не находишь?
— О да! Вполне нахожу эту идею пригодной.
Севантин поймал вдохновение и выбивал из камня такие раскаты, что, казалось, работал сварщик.
— Похоже, мы расшевелили пчелиный улей, слышишь свист?
На моё беспокойство друг ответил весьма лаконично:
— Да.
— Магией вы нас не одолеете! — мне безумно нравилось доставать шайку наших оппонентов.
— С тыла им не зайти, — сказал рыжебородый капитан очевидность.
Мой друг превратился в настоящего, взрослого лепрекона, но почерк оставлял желать лучшего. Хорошо, что никто, кроме нас не видит наскальных рисунков Арсения. Неизвестный неандерталец и его картина «девочка с косичками». Моя двухлетняя племянница рисует такие картины в раскраске куда как лучше. Смеяться открыто не мог, но, боже мой, это было так трудно! Ренни, увидев законченную работу «однорукого» маэстро, накрыл лапой нос и уткнулся в неё. Затем стал перекатываться по полу.
— Хватит балагурить! Достаточно, схватить их! — скомандовал Кромахи, а сам остался наблюдать за битвой.
Былое величие куда-то улетучилось, сейчас колдун напомнил Джонни-пончика, по крайней мере лицом. Наш смех вернул обличие мага. Кулаки сотрясали воздух, лицо стало пунцовым. Первую партию шептунов-говорунов мы отбили лихо. Мне понравилось резать пополам, шептуны становились лёгкой дымкой. Кромахи тут же вдыхал смрад сигаретного дыма, а затем выпускал обратно целыми и невредимыми.
— Вот это регенерация! — не выдержал Севантин. Бэллибоги, шептуны и прочая нежить являлись частью чёрного колдуна, все те, кого тот поглотил. Но в отличие от шептунов были одноразовыми, беря при этом количеством, наплевав на качество.
Процесс пополнения лазарета нашими усилиями был стабильно высок. Особенно свирепствовал Ренни. На трёх растерзанных приходились два спасённых, но после часа выматывающего марафона это соотношение изменилось на один к одному. Дальше хуже, после двух часов бойни наши силы были на пределе. Потерял счёт времени и шептунам. Внутренние часы тикали в районе двух часов ночи. Бесконечное лепреконское время после шестой ночной пинты тянулось самодельной гудроновой жевачкой. Ох уж мне, эта нулевая пинта. Ночь, не смотря на всё, была тёплой.
Ленивая луна мерцала одиноким прожектором света на звёздном небе. Создавалось впечатление, что мы её больше не привлекаем. Ренни светился ярко-белым, когда светило пропадало, мы ориентировались по свету от камня. Помощи ждать неоткуда, а луна всё равно чертовски красива. Лежала на облаках, иногда заглядывая на землю для того, чтобы убедиться, что ничего интересного не пропустила, после чего снова закатывалась на своё мягкое ложе. Я не понимал тогда, почему мы все её видим.
— Мы так долго не протянем! — лепреконское радио, настройся на оптимистичное…
— Знаю…
Стоило отвлечься, как ко мне вплотную приблизился шептун, который летел словно дротик, клювом вперёд. Прежде чем успел, что-либо сообразить, меня закрыл Белоус, прыгнув в мою сторону, но, к сожалению, для нас обоих его жертва оказалась напрасной. Длинный клюв частично достиг цели. На полдюйма пронзив мою плоть. Единственное, что успел сказать — имя друга. Севантин Август перерубил голову Авроре, но та уже успела наделать дел. Ренни пронзило насквозь чудовищными ножницами доисторической птицы. Один из немногих случаев, когда птичку не жалко.
— Хватит! — скомандовал Кромахи, но я не слышал ни звука, лишь видел спасшего меня друга.
Кровь капала на пол, но без него моя жизнь оборвалась бы мгновенно. Держась одной рукой за живот, сдерживал кровотечение, но без толку. Упал на колени. Слёзы катились по щекам, гладил Белоуса и оставлял на нём кровавые полосы. В голове мелькнул маленький снимок белого комка шерсти впервые появившегося на подносе с едой в маленькой таверне. Он ещё дышал.
— Держись, — прошептал на ухо большому белому тигру, который скалился, но молча терпел боль.
— Хочешь спастись? Возьми то, что дал тебе Дати, не надо упираться!
Достал череп с философским камнем из кармана, который охранял Ренни, тот самый, что сейчас истекал кровью и которого не смог защитить.
— Я следил за вами с помощью моих друзей. Намажь кровью кота камень, а затем приложи к ране. — меня раздражал елейный голос. — Его жизнь передастся тебе, торопись, пока кошак не испустил дух!
Убрал руку с живота, но не перестал гладить страдающее животное. Вытащил из черепа алый камень, приложил к своему животу. Моя кровь была ярче рубина. На луне всё красиво блестит. Посмотрел на друга и приложил красный осколок к туловищу зверя наугад. Философский камень растворил кровь белой пеной. Глава шептунов прошептал заклинание держась за перстень, который тот прокрутил семь раз. Какая-та гримаса застыла у него на уголках потрескавшихся губ.
— Зачем? — колдун рассмеялся, вместе с ним хохотала остальная теневая аудитория. — Зачем? Ты один из семи шептунов. Вот почему Севантина пригвоздило к тебе, он хотел всё исправить, но на самом деле играл свою роль. Не смог найти тебя, но зато такой герой, как Август запросто! Ловко вас провёл? Вы думали, раз запечатали тело в камень, то душа никуда не сможет деться?
— Один из вас? — у меня кашель прошёл судорогой по горлу. — Так вот почему не умер!
Белый тигр стал уменьшаться в размерах и стал котёнком. Ренни еле дышал. Почему философский камень не исцелил? Может быть потому, что душа шептуна не стоит моего друга? Красная канифолька по непонятным причинам была по-прежнему у меня в руке, но почему? Может, иллюзия? Магия? Я ведь приложил её к моему другу, моя жизнь была не принята? Святой Патрик! Почему? Может, попробовать приложить к себе?
— Я дал тебе второй шанс. Камень, бери камень и прислони к ране, кровь растворит его и затянет не хуже подорожника. Пора себя спасать. Если попробуешь снова, то никто не воскресит тебя. Он применим только к живым, а ты долго не протянешь. Твоя человеческая форма умрёт, и мне снова придёться искать тебя.
У меня внутри начала ломаться и биться на стёкла душа. Взглянув вновь на камень, понял, что тот просто «стекляшка» из которой выкачали эликсир жизни. Выходит, вхолостую! Ничего заряжу снова, прислонил к животу, и кровь потекла, наполняя философский сосуд моей увядающей жизненной силой.
— Что ты делаешь, глупец! Остановись! Ради чего такая напрасная жертва? Знаешь, сколько сил потратил, чтобы отменить твоё действие?
— Держись, мой друг. На моих коленях лежал багровый котёнок, который не раздумывая спас меня. Разжал кулак и уронил не нужный предмет, который упав, разбился на три части. Череп мне было не жалко. — Ради дружбы... — тихо сказал я, живот жгла тупая боль, которая потихоньку стала утихать.
— Ради дружбы? Поверь, она не стоит этого! Друзья предают, уж поверь мне! Не смогу больше тебе помочь!
Молча прислонил спасительную канифоль к ране Ренни, тот стал пенится пока не исчез полностью.
— Умрёшь! Понимаешь ты это или нет?! Ради чего?!
— Значит, у тебя не было настоящих друзей, — тихо сказал я.
— Пришло время отомстить за нашего верного друга! — Сеня был на взводе.
Тьма сгущалась и приближалась к нам. Больше не будет атак на истощение, начался самый настоящий «Блицкриг». На карту поставлено всё.
— Август!
— Что?! — мой друг был бледнее поганки.
— Дай мне кинжал и возьми мой меч, — подкинул меч, лепрекон на лету перехватил его, выронив кинжал.
Ножик воткнулся в камень. В десяти-двадцати фунтах от нас бежала чёрная волна из непонятных существ, шептунов и прочей мерзости. Все, кого старый колдун успел призвать на решающий штурм.
— Орудуй двумя мечами ирландский берсерк! Не дай им подойти!
Севантин начал махать мечами не хуже Шивы, выдавая немыслимые восьмёрки. Наши зонты братья — близнецы стали двуручными мечами, синхронизировать их было проще пареной репы, которую они могли нашинковать. Мне нужно было выиграть время, силы покидали меня. Слёзы лились, глядя на друга. Боль отошла на задний план. Жизнь готова была покинуть меня, о чем, кстати, ни капли не сожалел.
— Задержу их, Игорь, мы справимся, — у рыжеволосого парня глаза были на мокром месте, но лепрекон не решился ослушаться моей просьбы.
Расстояние сократилось до десяти фунтов.
— Mon ami …Не смог тебя спасти, — я горько улыбнулся. — Прощай и ты, Севантин! — быстро выкрикнул я.
Пять фунтов...
— Ты не шептун! Ты мой друг! Вы оба! Мои лучшие друзья! — Севантин ударил наотмашь по первым рядам. — Не оставлю никого в живых! Обещаю!
Лично у меня тогда закрались сомнения относительно последних слов, но помешательство задавило воспоминания. Предать дружбу, всё равно, что убить в себе разом всё самое хорошее. Любовь и дружба приходят сами. Это испытание, которое нужно пронести через всю жизнь. Резь в животе вспыхнула, перестал чувствовать ноги. Мне мерещились мои собственные демоны и прежние сущности.
— Прости, — набрал в грудь воздуха, тени прошлого кружили, туманили и уничтожали мой рассудок. — Сеня, положи левую руку!
Лепрекон пятился, пока не упёрся в камень. Ему пришлось бросить меч в сторону шептунов, а правой махать пуще прежнего. Удар Севантина дал нам две секунды форы. Крутнуть рукоятку было плёвым делом, но на него ушли остатки сил, мои глаза стали закрываться шторами век. Чёрный смерч из дыма и гари рванул вверх, но я этого уже не видел. Ровно, как и не слышал крик друга. Всё кончено! Тело и душа шептуна пропала навсегда. Рагнорёк отменён. Забвение, так вот, какое оно. Внизу Арсений рвал и метал. Всегда хотелось посмотреть, на смерть со стороны. Кто придёт на похороны, кто действительно будет скорбить и убиваться от горя. Каждый представлял себе такую картину, находясь в скверном расположении духа. Вот именно, что духа! И я, стало быть, тоже, но позвольте вернуться назад! Не знал молитв, но слова сами полились из моего сердца, которое перестало биться:
Господь мой дорогой,
Будь мне факелом,
Освещающим путь,
Путеводной звездой будь,
Гладкой будь дорогой,
Пастырем добрым будь,
Сегодня и всегда.
— Друзья! — невидимая белая простыня окутала всю округу и закрыла собой видимость, мне хотелось тогда многое сказать и глянуть на них ещё один раз. — Друзья… — плакал и чувствовал горькие солёные слёзы, но не свои.
Шершавый язык лизал мою щёку, странное ощущение.
— Ииигоррррррь!
— Друзья! Друзья! — повторялось мной.
Открыв глаза, увидел Ренни, Севантина, Диклана, Дармида, Дати и какого-то непонятного дядьку, который представился Тёмным Патриком.
— Мы все мертвы, Ренни, прости меня, друг. Сеня, мне жаль тебя и Кэрри тоже жаль, — у меня выступили слёзы. — Я всех вас подвёл. Мне очень стыдно…