— Вот это уже другой разговор, — подмигнул я.
— Однако, когда мы увидим край глухомани, тут такой смрад, что шляпки поганок и мухоморов попадали замертво. Гиблое место. Сюда, поди, и ворон костей не заносил.
— Ааааааа-ыыыы-уууу! Аааааа-ыыыыы-уууу-ииии! — слышалось совсем рядом, но звуки в лесу обманчивы. — Ааа-рррр-оооо-ееееее-ыыы-ууууу-ееее-аааааааа! — кричал голос совсем близко от нас.
— Похоже, кого-то бьют, возможно, даже ногами. Глянем на камень, может, стоит вмешаться? — но не успел договорить об осторожности и закрепить её техникой безопасности, как с криком «Братцы, наших бьют!» ирландец поскакал наобум через кусты, туда, откуда, по его мнению, и раздавался молебен о помощи.
Мне хотелось стукнуть зонтом опрометчивого вояку. Однако, дело сделано, назад всё не сверстать. Прихватив палку поувесистей, крикнул:
— Бей всех, потом разберёмся! Урааааа!
Пребывание в России не прошло даром. Впитал народный менталитет или просто захотел таким способом бороться со страхом, что, в принципе, правильно. Две культуры наложились одна на другую и понеслось это самое…которое по кочкам. Крик стих напрочь. За ним утих мой товарищ, бросившийся врукопашную с неизвестными мучителями. Через полминуты увидел причину молчания. В волшебство-то верю, но в тридцати трёхфутового великана верилось с трудом. Для сравнения, мой рост составляет пять футов и семь дюймов. Был почти на дюйм выше ирландца, который доходил лишь до четырёх футов и одиннадцати дюймов, четыре фута у них это — наши сто восемьдесят сантиметров. Громадина походила скорее на дуб по толщине и высоте. Вокруг таза неуклюже обмотанная медвежья шкура на манер деревенских бабушек, носивших шерстяные платки на пояснице в мороз, чтобы не заболеть. Разница в том, что шкура функционировала как трусы, прикрывая срамные места аккурат до колен. На груди детина носил череп, что наводило на мысль о людоеде, волосы напомнили панковскую причёску «кактус».
— Делай то же, что и я, «Aqua-glaciem»! — скомандовал Сеня и зарядил из фляги сосульку, врать не стану, фута два точно в ней было.
— «Aqua-glaciem»! — сделал так же, но у меня получились летящие иглы «дикобраза», чем меньше предмет, тем выше пробивная способность.
Снаряд Сени ударил, словно бронебойная болванка, но великан выставил перед собой ладонь. Куски разлетелись, не причинив вреда твёрдой коже. Мои же «пули» калибра семь миллиметров и длинной меньше дюйма возымели куда больший эффект. Но всё равно, ледяная магия не мой конёк. Представьте себе фугас или кумулятивный заряд. Куча мелких заноз вонзилась в правую ладонь. По лицу великана потекли мелкие слёзы, ему пришлось разжать руку. Мы увидели, как что-то маленькое падает вниз. Коричневое пятно кричало знакомым голосом:
— Помогииииитееееееееееееееееееееее!
Лепрекон захотел инстинктивно подхватить несчастного, но у него получилось лишь закрутить его в вихре и подбросить на самую высокую верхушку, в которую тот вцепился мёртвой хваткой. Спасённый от рук изувера маленький человечек выпучил удивлённые глазки. Широко открыл рот, который по звуку и мимике напоминал рыбий. Великан разбушевался, впрочем, любой другой на его месте выйдет из себя.
— Попробуй огнём! — подсказывал мне сэнсэй.
Легко сказать, когда на тебя несётся огромное, злое нечто. Закрыв глаза, ударил потоком пламени, но фаирбол срикошетил и попал, стыдно сказать, куда, но придётся. Заклинание угодило прямо в тыл боевому товарищу, так сказать, поджарил ирландские окорочка. Ей-богу, Сеня так смешно бегал, махал руками и кричал, типа случайно сел на костёр, не подумав о последствиях. Взял, да и решил погреться, но неудачно. Брючные шорты могли выдержать многое, спасти от холода, защитить от жары. Хорошая ткань не причиняла дискомфорта, но против магии была бессильна.
— «Aqua glaciem»! — вспомнил о водной магии, но вместо того, чтобы потушить Севантина Августа, сделал из него ледяную статую.
Рыжий парень в позе «рабочего без крестьянки». Не Микеланджело Буонарроти, но в искусстве толк знаю. Красиво замер! Лепота, давно хотел такое с ним учудить. Говорили мне учителя: «учись усерднее, Игорь, не дай пропасть таким мозгам!». Так ведь нет, никого никогда не слушаю. Горячая кубанская кровь, что поделать. Надо доверять опытным людям…
— Надобно потом повторить, — меня иногда страх берёт от моих невинных мыслей.
Великана не интересовал кубик льда, хотел попробовать магию, которая будет способна остановить несущейся на меня мясной танк. Подумал, что мне не помешает прибавить в массе, чтобы избежать смертоносного тарана.
— «Lapidem weighting»!
Мои ноги налились свинцом, тело стало на пять тонн больше. Я обмяк, туловище стало непосильной ношей, голова так и вовсе казалась мне стальным шаром, которым можно было сносить стены домов. Излишние калории спасли меня от неминуемой гибели. Сработал инстинкт самосохранения, больше каменную магию не применял, а то, что это была она, я не сомневался.
— Шарик, ты балбес! — сказал бы мне мой любимый персонаж детства — кот Матроскин.
Великан намеревался послать меня в синюю высь, но регбийный мяч из меня не получился. Я теперь вешу больше, чем парочка африканских слонов.
— Усь! Ась! Усь! — второй раз взревел он, в ноге у нападавшего хрустнула пара тройка костей, но обошлось без перелома.
Сообразив, видимо, что со мной шутки плохи, гора мышц переключилась на статую «свободы». Большая Федора да дура — явно не про него. Смекалистый попался гад. Книжки почитывал и азбуку знал.
— Сдавайся, гном, или сотру в порошок твоего маленького дружка — гнома!
Угроза не двусмысленно давала понять намерения обиженного противника.
— Сам первый начал, схватил кого-то и мучал, — завязать беседу и успокоить, вот что нужно. — Сам сдавайся!
— Не схватил, а предложил поиграть гному в загадки-разгадки, — сказал оскорблённый великан.
— Тогда давай сыграем! Только, чур, сначала расколдую друга, иначе замёрзнет. А, чтобы не думал, что обманываю, не выпускай из рук, идёт?
— Честно, не отпущу, но нужно придумать ставку, — почесал больной рукой лоб. — Разгадаешь три мои загадки, дам расколдовать.
— После первой разгадки дашь расколдовать друга, отгадаю всё — отпустишь нас и потом, раз уж мы разговариваем, то будь добр представься нам. Не в лесу живёшь, — последнее ляпнул зря, хорошо, что великан не понял хамства, либо пропустил мимо ушей. — Меня зовут Ингварь Кейси.
Настоящее имя решил скрыть, тем паче, что для всех на острове я именно тот, кем представился.
— Моего замурованного в лёд друга звать Севантин Август.
— Хорошо, чтоб не сбежали, поговорим у меня дома, а друг жив, ему не холодно. Меня величают Дармид, — затем тот, кто представился знакомым именем, развернулся и потопал куда-то, по пути снося деревья и гнёзда птиц.
Оставалось только послушно идти рядом, но не получалось. Приходилось бежать трусцой. Шаг у людоеда был футов восемь, что не удивительно при таком-то росте. Меня взволновало имя, которое не мог вспомнить. Память на жёстком диске забили ненужные файлы. Идти долго не пришлось.
— Мы пришли, — опустил голову и протиснулся в проход в земле.
Жилище напомнило землянку: дубовая, грубо сделанная дверь, зато аккуратно выполненные окна в дюйме от земли, чем-то походившие на иллюминаторы подводной лодки. Само жилище напоминало субмарину, которая всплыла на восемнадцать футов из воды и подняла перископ в виде дымовой трубы. Насыпь земли вокруг и сверху выдавало грубую работу, но неряшливым строением землянку назвать язык не повернётся. Делали всё по пьяной лавочке? Наверняка, архитектор вместе со строителем разошлись в основных концепциях. Не было у них единства. Обитель в стиле хоббитовского периода классицизма держали «земляные» фасады. Вымощенная дорожка из камней в идеальной чистоте, за что ему честь и хвала. К участку прилагались грядки, плодовые деревья, а местами клумбы с цветами, что поражало. Плохо мы ещё знаем братьев наших больших и меньших. Забор был, но декоративный, вдоль самодельной мостовой ведущей к дому. Владельцу нет надобности прятать плантацию от дачных грабителей. Даже животные, которые были явно покрупнее и ловчее человека не осмеливались сюда заходить. Их в узде держал страх перед буйным по молодости великаном-людоедом. Последним, рискнувшим посягнуть на его самодержавие, был медведь Генри. Ныне шкура крупного хищника защищает от холода и служит охотничьим трофеем.
— Проходи, дверь не закрывай, пускай проветривается, — Дармид зевнул. — Душно сегодня.
Разве мне по силу закрыть дубовую дверь, но вместо возмущения выдал междометие:
— Агась (непереводимый ирландский фольклор), душно, — подтвердил я.
— Чаю? — хозяин был крайне любезен.
— Да с сахаром, пожалуйста, — будь как дома и не забывай, что ты в гостях.
Мы вели беседу, словно два джентльмена. Великан поставил статую изо льда на стул, словно для прочтения стиха на Новый год. Согнувшись так, чтобы прикрыть оба своих полушария атласа ладонями, Сеня выглядел, шахматным конём, которого забыли убрать с доски. А, может, рыжий парень был готов прыгнуть с трамплина, как профессиональный летающий лыжник? Слышал гневные мысли, немного балдел от содержания, вылитого в матерной форме. Из цензурного словооборота там были только предлоги и моё имя, которое расписалось всеми возможными красками.
А у великана уютно, везде шкуры убитых зверей, камин с котелком для варки, большой дубовый стол, резная кровать из того же дуба. Полки с книгами, на которых стоит английская, ирландская и русская литература, статуэтки, поделки, вверху люстра из свечей, потолок подпирали обтёсанные сосновые брёвна. От пола до потолка тридцать шесть фунтов, площадь комнаты тридцать пять на тридцать пять футов. Стены и пол сплошь дерево, которое было пропитано смолой. Диву даёшься, сколько же земли он выкопал? Невольно проникся к нему уважением, не каждый способен на такой подвиг, а, если учесть, что внизу у него был погреб, так, вообще, хозяин достоин высшей похвалы за то, что соорудил два деревянных яруса, а нижний разбил пополам.
Всю утварь, в которую входил самовар, ложки, вилки, кружки, ножи Дармид хранил в шкафу, который поставил в углу комнаты. В другой, куда свет не поступал, поставил сундук для вещей и необходимых инструментов. Освещение продуманно просто идеально. Мало того, что ночью комнату освещал камин, а при необходимости и люстра, так ещё и дневной свет попадал в помещение, пока не стемнеет. Четыре стекла внутри находились примерно на экваторе и были три фута в диаметре, поэтому зрение могло сказать спасибо мозгу и находчивости великана.
— Сахара нет, есть пчелиный мёд и варенье из малины, — деловито сказал он.
— Варенье из малины будет в самый раз, — забыл про друга, моё любимое варение, за него можно всё отдать.
— Минут через двадцать скипит.
Люблю смотреть на камин, успокаивает. Можно привести мысли в порядок. Великан разжёг огонь в камине, использовав для этого не дрова или хворост, а каменный уголь, который хранил в погребе, в специально оборудованном месте, отдельно от продуктов. Вниз вела лестница, которую прикрывала овечья шкура. Она была под столом, который расположился в центре. Стул был в единственном числе, видимо, угощать мёдом и пряниками не входило в планы на вечер. Великан жил, как монах отшельник, на самой опушке леса.
— Присаживайся на сундук, до стола не достанешь, кружка для тебя есть, но нальёшь сам себе из котла. Там ничего сложного, зачерпнёшь, заварка уже в воде. Чай с травами продлевает здоровье и жизнь, правда, не гарантирую, что увеличит твою. Ты мне за правую руку ответишь, мелочь!
Мне знакома напускная угроза, сталкивался с такими обещаниями по долгу службы в баре, но там пустомели в основном, а тут?
— Оссссооовооободиии…холооодддррррыыыгааа, — настоящий лепреконский S.O.S.!
— Ах, да точно, надо вызволять, — подумал я и посмотрел на статую «свободы», но мне таким друг нравился куда больше, но, что поделать, пора спасать.
Подошёл к котлу, поднялся на цыпочки и осторожно наклонил кружку, которую мне дал великан. Кипяток булькал не хило, струя горячей воды сама брызнула в кружку. Слава моей реакции во время убрал руку, наверно, месть людоеда в том и заключалась, чтобы гость невзначай ошпарился при попытке добыть чая, словно рак. Кружка быстро нагрелась, она была металлической, без краски, было видно, что её изготовили кустарным способом.
— Интересно, зачем ему такая маленькая, больше походившая на кофейную чашку кружка? Странно, — подумал тогда я, дальнейшие события показали, что дедукция меня не подвела, ну, по крайне мере, частично.
— Варенье?
— Варенье вместе с травами было в котле, подожди и пей, — зло ответил великан, для него повторять, а тем более пояснять очевидные моменты стоило большого труда.
Педагог из него будет никудышный. Залез на сундук, который был размером с телегу, а в высоту был дюйма три, и мелкими глотками стал попивать вкуснейший чай, свесив ноги на самом краю. Затем встал, подошёл и… налил себе ещё. Так продолжалось раз пять или шесть, точно не помню. До тех пор, пока не выпил пол-литра лесного нектара.
— Спасибо, чай бесподобный!
— Рад, приступим, — без эмоций, громким басом сказал Дармид. — Иначе твоего друга можно будет и не вынимать. Станет мамонтом в леднике или эскимо на палочке.
— Загадывай! Вопрос на миллион. Друзья для меня бесценны, но лучше миллион.
Людоед отхлебнул из кружки, которая по размерам скорее являлась ведром:
— Слушай. Я хочу сыграть с тобой в игру. На первый ребус даётся три попытки, на второй — две, на третий — одна.
Что-то мне это напомнило один фильм, жертвой, которой стал Севантин Август, а разгадывал новоиспечённый волшебник-недоучка — Ингварь Кейси. Пора завязывать со всякой чертовщиной американской. Вопрос эрудированного великана звучал следующим образом:
— В лесу разбойники устроили богатому торговцу засаду. У купца был золотой перстень. Бандиты как не старались, не смогли снять, тогда ему отрезали, — театральная пауза на глоток. — Палец. Вопрос, почему он не закричал? У тебя три попытки, мой юный зелёный друг.
— Был немой? — время играть по Станиславскому, ответ знал, но решил потешить самолюбие великана.
— Нет, первая попытка, — радость сквозила из него плотоядным оскалом.
Он потёр шею в том месте, где Генри пытался перегрызть ему горло, великан по привычке провёл по колючим волосам, повреждённая ладонь отозвалась болью на усталом лице.
В здоровой руке было то самое ведёрко.
— Ему было не больно?
— Нет, вторая неудача, — улыбка стала шире.
Великан показал знак «виктории», который означал второй промах. На лице играла улыбка победителя. Не дал себя одолеть панку – орангутангу в медвежьей шкуре:
— У него были золотые зубы?
Улыбка сползала с него и стала напоминать старческую гримасу, словно ему вырвали последний зую без укола. Дармид вновь попытался улыбнуться, но чересчур натужно, словно ему мешало излишнее количество грима.
— Ты обещал, что смогу его расколдовать, если правильно отвечу, — правда, как это сделать понятия не имел.
— Расколдовывай, — раздражённо гаркнул великан и выпил чаю.
— Я не знаю заклинаний…
— Молодо, а в твоём случае ещё и зелено. Возьми чай и плесни на него.
Так и сделал, набрал чая, и плеснул на ледышку, которая начала таять. Вскоре насквозь промокший Арсений пил чай, держа кружку дрожащими руками. Проливал больше чем пил, но горячий металл понемногу грел руки. За него можно не волноваться, очухается, будьте уверены.
— Ты в порядке? Извини пожарник из меня как из тебя балерина.
— Это точно, — улыбнулся Сеня и чихнул.
Вот чего нам не хватало, так это больного в лазарете. У нас каждый человек на вес золота. Дуэту такие потери противопоказаны. Я уже порядком освоился в деревянной постройке и поэтому бегал за очередной порцией чая регулярно. Всегда, когда нервничаю — много пью, надеюсь, туалет поблизости, а то что-то не заприметил оного. Ирландец согрелся, а затем стал осматривать логово великана, куда его занесла нелёгкая. Лепрекон перестал трястись, чай не маленькая трусливая собачонка. Похоже, пришёл в себя.
— Раз вас двое, тогда и отвечать будете по очереди на вопросы. Попыток две, никакого мошенничества, без обмана, братцы — лепреконы. Ошибиться можно один раз, второй не имеет права на ошибку, если хочет сохранить себе и другу голову, — невозмутимость вновь вернулась к Дармиду, который на ходу стал переделывать правила и усложнять задачу. — Ответить можно и два раза, но дополнительная попытка в третьем вопросе – жизнь одного из участников викторины.
Почему в кино описывают тупых великанов? Надеюсь, мои воспоминания развеют подобные мифы и стереотипы.
— Не обмануть и не обхитрить! — сокрушался про себя Сеня, его мысли эхом пульсировали в голове, впереди два важнейших вопроса и судьбы всех живущих.
Я не один! Я с другом, чёрт подери этот изумрудный остров! Вместе со всеми его жителями! Могу поклясться своей трибли, что верил в нас всегда!
— Говори вторую загадку, мы слушаем, — нетерпеливо сказал ирландец.
Мы оба сидели на сундуке, так удобнее пить из одной кружки. Думаю, мы первые, кто так часто эксплуатировал металлическую тару.
— Возьми кружку и положи её в доме так, чтобы никто не смог перешагнуть или перепрыгнуть через неё, — великан допил из ведра, почесал колючие волосы, а затем договорил. — На люстру можешь не пробовать залезть, это единственное место, куда нельзя ставить, ну и шкаф, пожалуй, тоже.
Проще говоря, туда, куда никто не сможет добраться — не ставить, а больше высоких предметов мебели и интерьера не было.
— Подвал и комната. Негусто, — заметил мой друг, который, сейчас благодаря бакенбардам и порослям на щеках выглядел рыжебородым викингом.
Вильгельм - завоеватель, а не лепрекон. Зря не подался на актёрскую стезю, такой образ для театра и кино по системе Станиславского просиживает штаны в Скепшире. Кружка обжигала ладони, но он её всё равно не выпускал. Согреться-то согрелся, но выбор сделать был не готов. Я, в свою очередь, приступил к мозговому штурму. Пока не будет первого хода, у меня будет время подумать. Сеня же пока ответа не придумал. Встал и подошёл к камину, но жар не давал подойти достаточно близко, чтобы просунуть железное изделие. Поднял взгляд на котёл. Подумал, что на край котла не поставить, а внизу мешались раскалённые добела угли. Да и в котёл не кинуть, он просто вынет его и перешагнёт без каких-либо проблем. Позаимствовал металлический предмет из рук лепрекона и поставил в угол комнаты, по правилам кружку двигать нельзя, так что шах и мат. Великан хотел продемонстрировать, что вполне способен перешагнуть, но потом пришло понимание, что его провели. Знакомая мина мелькнула на лице.
— У меня есть козырь в рукаве!
Зато самих рукавов не было, только та самая шкура, о которой упоминал ранее. Дармид даже скривил рот в подобии улыбки — кончики губ поднялись вверх, обнажив часть зубов.
— На последний вопрос отвечать будешь не ты, умник, а вот ты, парень из айсберга! Ответишь неправильно, пеняй на злой рок.
— Нечестно! Правила не придумываются по ходу игры, их обговаривают заранее! — хором возмутились мы.
— Я заранее и предупредил, — хмыкнул великан. — Восстановим баланс, тот, кто не отвечает, может быть свободен.
— Замену можно будет сделать? — Сеня пошёл ва-банк и стал торговаться.
Споры, проклятия, слёзные стенания, а также топанье ногами на сундуке не возымели должного эффекта. Мы заключили соглашение. Расклад таков господа: отгадывает Арсений, не могу подсказать, но ответ должен буду озвучить до него. Отвечать на вопрос телезрителя Дармида из Ирландии в любом случае будет «отморозок», который ставит на кон наши мясные кусочки. Арсений может ответить сам или выбрать мой ответ, последнее спасёт его и погубит меня. Если мой ответ неверный, то погибнем оба. Лепрекон ответит неправильно — конец так же известен. Единственный выход — ответить правильно Сене самостоятельно. Сейчас Севантину Августу предстоит задачка почище высшей математики в университете: не отгадает, пойдёт на корм, возьмёт мою подсказку, то конец мне, а, если подсказка неверна, то не поздоровится всем. Нужно угадать лепрекону, иначе — сокращение личного состава.
— Почему он не блондин, а седой…— мысленно сокрушался я.
— Последнее, чуть не забыл, — великан погладил висевший на груди череп за скулы и моргнул так, что мы увидели красные искры. — Вот теперь точно всё. Телекинезом не воспользуетесь. Всё честно, без обмана, как на рынке у араба. А теперь — внимание, вопрос. Какие два дня в жизни нельзя исправить?
На этих словах букашки в голове Сени попадали и затряслись в конвульсиях. Никогда не любил читать мысли друга, но вот сейчас, пожалуй, захотелось заглянуть в рыжую черепную коробку и посмотреть, что там делают его насекомые. Тем временем жучки бились головой об костный мозг, создавая кратковременные искры в поисках озарения методом Исаака Ньютона.
— Даю час на размышления, как там тебя? — немного задумался, потрогал шрам на подбородке. — Ингварь Кейси, кажется, а ты, Севантин, отвечать будешь через десять минут после него.
Великан взял песочные часы и пять раз перевернул их, прочитав заклинание. Часы «десятиминутки» таким образом, могли отмерить час вместо десяти. Не знаю. Мне этот час показался вечностью, ответ нашёл почти сразу, вот только передать по «закрытому» каналу связи не мог догадку. Атмосферу нагнетал камин, в который великан добавил угля, и песочные часы, безжалостно отсчитывающие своими песчинками время «ча-ча-ча». Нужно нагреть чай и жаркое, на которое любитель шарад очень надеялся. Сеня поседел, не сильно, но заметно. Пара тройка серебряных волос вытеснила золотые локоны весельчака. Право, не знал, что думать…
— Время вышло, господа лепреконы, — Дармид проводил взглядом последнюю рыжую бестию, упавшую к прочим бегункам.
— Вчера и завтра, — скажи эти слова позже и нам обоим греться в самодельном адском котле.
— Ответ принят, мой смышлёный друг, угадал, переворачиваем часы и ждём десять минут, вода у нас дойдёт до кипения.
Судя по испаринам на лбу у Арсения, до кипения дойдёт не только вода, но и мозг рыжеволосого вместе со всеми его обитателями:
— Главное подумать хорошенько, время есть. Ответить можно уклончиво? Вчера и завтра. Отлично, будем отталкиваться от этих двух «дней». Абстракция. Нужен первый и последний день, но какой? Вчера и завтра – первый и последний день…
Мои мысли были свободны от раздумий, поэтому думал примерно следующее:
— Ну и влипли мы. Не отгадает Сеня — умрёт. Отгадает с моей подсказки — умру я. Жизнь прекрасна. Мог бы спать сейчас на лекции. Что-то это я опять не о том думаю? Он, судя по серьёзному виду, напряжённо размышляет. Зелёный человечек с рыжими волосами никогда не подставит меня, сам лучше ответит неправильно…
Ход мыслей Арсения прервал рёв Дармида:
— Минута и не пещинкой больше!
Давит на нервы, гад, вспомнил преподавателя Гусева Виктора Сергеевича или просто «гуся». В голове лепрекона в эти самые минуты начинался самый настоящий сумбур:
— Лучше сам сгину, сам заварил кашу сам и расхлебаю! В одиночку. Успокойся. Первый и последний день! Первый и последний день! Думай, голова не для того, чтобы трибли носить и пить эль! Я изобрёл летающий зонт, спальный мешок, неужели не додумаюсь до ответа? Что может быть первым днём? Первым днём, который невозможно изменить? Последним днём? Одного таракана осенило! Какой я всё-таки гений!
— Время, господа, время. Сам отвечаешь или принимаешь ответ? Времени больше нет, — знакомые рифмы, не правда ли?
— Сам, — после паузы сказал Арсений.
— Итак, я слушаю, — Дармид скрестил руки, закинул нога на ногу и посмотрел лепрекону прямо в глаза.
— День рождения. День смерти.
— Принято!
— Сеня, красавчик! Не подумал об этом! Моя школа! Башковитый лепрекон, что ни говори. Хватит томить, говори ответ, супостат!
— Угадал, — улыбнулся великан. — Ты не только угадал, но и справился с искушением «сдать» друга и спастись самому. Ринулся спасать малоизвестного, что достойно похвалы само по себе. На любой вопрос можно найти не одно решение, запомните это хорошенько на будущее. Кто ищет, тот всегда найдёт. Дай мне свой камень Ингварь, он у тебя в левом внутреннем кармане пиджака, в правом фляжка.
— Ты как узнал? Ты не можешь его видеть, — выпалил Арсений.
— Брат мой может, и я могу. Я Дармид — средний брат. Череп-антимаг на моей шее — его работа, искусно сделанная поделка для устрашения.
— Интуиция меня никогда не подводила, — вынул из потайного кармана пиджака камень и кинул в руку великану по бейсбольному в «перчатку». Великан поймал камень, снял с шеи «череп» и вставил первый дар в глазницу.
— Держи, — кинул обратно прямёхонько в ладонь, глазомер, что надо. — Я нагулял аппетит. Вы, малые, заставили меня изрядно попотеть. Анрэй, приготовь гостям самого лучшего из погреба на стол!
Коричневое пятно, которое мы ринулись спасать — стояло на полу и испуганно на нас зыркало. Маленький домовой носил деревянные башмачки и балахон из тяжёлого самодельного материала с капюшоном повязанный то ли шнурком, то ли ещё чем. Полдюйма в прыжке составлял рост брауни.
— Давай, Андрюха, бегом. Есть хотим как волки! — крикнул я.
— Я — Анрэй! — протестовало коричневое создание, грозя крохотным кулачком.
— Хорошо, Андрей! Давай быстрей! — подыграл мне Сеня и засмеялся.
Психика у него сегодня прошла суровое испытание. Пусть смеётся, заслужил. Анрэй подал большие тарелки к комоду, всё из-за дефицита стульев, но Дармид сварганил из кучи брёвен какое-то подобие японского стола, который стал нам своеобразной лавочкой.
— Я так понимаю, будет и старший брат? — Сеня поймал волну эрудиции.
— Будет, малой, будет, за ужином о делах не говорят. Не порть желудок, иначе заработаешь несварение.
— Ну да! Конечно! Не читай за обедом советских газет, особенно, если их уже нет, — сострил я.
Ужин был царский. Икорка красная — моя любимая, копчёная картошка, рыбка, посередине что-то похожее на сукияки, колбасы варёные и копчённые, солёные грибы, огурцы, помидоры. Великан достал из погреба два бочонка с элем. Арсений наполнил полностью флягу, поэтому великан вновь спустился в погреб. Хозяин выкатил оттуда с десяток бочек, чтобы сто раз не бегать. Мне дико хотелось съесть и выпить всё, чем я и занимался вместе с Сеней, Дармидом и Анрэем. Домовой достал кружки привычного нам калибра, то есть чуть больше пивных, а сам взял свою, ту, из которой мы пили весь вечер. Арсений вдувал всё в себя как Басаврюк, когда сам так научился, то стал практиковаться на икре, выстраивая икринки в воздухе в одну длинную цепь красных бус.
— Сколько у тебя осталось бочек? — спросил я под действием ирландского хмеля. — Мы выпили пять.
— Две взял Севантин, пять выпили, пять осталось в углу. Значит, полсотни бочонков внизу, — гордо сказал Дармид, который больше всего на свете любил хвастаться, предмет гордости не важен.
— Спорим на золото Арсения, что свою флягу заполню всеми оставшимися у тебя бочонками? Выиграю, заберу их себе.
Мой друг, брызнул струёй эля поверх стола прямо в лицо Анрэю, после такого душа настроение у брауни не улучшилось. Он удалился для смены одежды. Разницы до и после не особо заметил, зато у моего друга прибавилось на висках белых пятен, а, что тот хотел, раз связался с русским человеком? Занесла его нелёгкая в Краснодар!
— Не дрейфь, Сеня, денег не жалко – жалко, когда их нет!
Лепрекон промолчал.
— Спускайтесь в погреб очень осторожно. Там с непривычки может показаться, что темно, — щёлкнул большим пальцем по среднему, не дав хозяину погребка договорить.
Вокруг стало светло, Арсений стал привыкать к моей неконтролируемой силе, а вот великан считал, что мне повезло, и был прав. Маленький домовой сел ему на плечо и держался за колючие волосы. Алкоголь освобождал разум от вычислений и расчётов. Мне стали доступны глубины волшебства, такие простые, такие необъятные, что по трезвянке не поймёшь. Зато сейчас! Твори, не хочу! Мы спустились. Внизу был замаскированный стеллаж, закрытый шторкой. Шесть рядов по десять-пятнадцать бочонков умещалось в потайной стене без особых проблем. Верхний ряд был свободен, ими хозяин нас любезно почивал, за что ему огромное лепреконское спасибо.
— Доставай флягу, у тебя и двух туда не влезет, новичок! — кричал Анрэй в ухо хозяину.
Брауни не желал зла, но ему хотелось отомстить за парадно-выходной «костюм». Севантин желал сохранить свои сокровища, а великан хотел подзаработать, и только я один признаться в этот момент был пробкой в пустом колодце, что мне тогда помогло.
— «Effusio»!
Сеня мне обещал тренировку около реки, кто ж знал, что она будет из вина. Первая бочка ушла влёт, за ней вторая и третья, а потом весь нижний ряд, но фляга едва ли заполнилась на самом донышке. Второй ряд прошёл в таком темпе, что не успел глазом моргнуть. Мы дошли до середины третьего ряда, а затем и четвёртого. Не помню подробностей, но пятнадцать бочек, которые остались, артефакт проглотил незаметно, он готов был вместить в тысячу раз больше своих возможностей. Стоит ли говорить, что два бочонка наверху были каплей в моём море? Да, каплей в моём море! Закрыл колпачок фляги. Она наполнилась до горла, но весила согласно регламентированному объёму. Будто в неё просто налил воды, ай да магия! Хогвартс нервно курит в сторонке!
— Уговор есть уговор, — грустно, но с восхищением сказал Дармид.
Анрэй на плече молчал, ему нечего было добавить, от подобного едва не упал в обморок. Позже брауни сотрясал воздух кулаком, шептал под нос проклятия, но тщетно.