Всем привет! На связи телеграм-канал t.me/ran_v_design и его ведущий Александр Ранговский.
— Ребята, всем привет. Снова приветствуем вас на интервью для телеграм-канала ran & Design и сегодня у нас новый гость – это балерина Анастасия Нуйкина, вторая солистка Мариинского театра. Настя, привет!)
– Добрый вечер.
– Расскажи, пожалуйста, коротко о себе и своём пути в балете.
– Мой путь начинался в Самаре, где я и родилась. Я отучилась четыре года в хореографическом училище у себя дома в Самаре. Танцевала на сцене Самарского Академического театра оперы и балета и потом как-то там сложилось. Я узнала про Академию русского балета, и мы с родителями собрались в Санкт-Петербург, чтобы просмотреться и получить образование уже в Академии русского балета здесь, в Петербурге.
И такие стечения обстоятельств случились, что в Самарское училище для повышения квалификации педагогов была приглашена Забалканская Елена Георгиевна — педагог средних классов Академии. После урока она подошла ко мне и пригласила на просмотр во время выпускных спектаклей у учеников Академии. Мы с папой собрались, на автомобиле приехали, просмотрелись.
Была возможность повторить ещё один год обучения или пойти в 5/9 общеобразовательный 5-й балетный класс. Мне дали такой пробный период до полугодового экзамена в 5/9-м классе – посмотреть, на что я способна, потому что в Самаре всё равно слабее обучение, нежели в Санкт-Петербурге. Но, слава богу, я справилась, не подвела своего нового педагога, Елену Георгиевну Забалканскую. Она мне очень помогала, когда я болела, тоже лекарства покупала, заботилась, она была мне как мама. Ну и по сей день мы с ней созваниваемся. Я её иногда приглашаю на спектакли и благодаря ей, так сказать, я оказалась в Петербурге.
Она велела мне жить в интернате при Академии, то есть не разрешила родителям снимать мне квартиру. С бабушкой меня хотели оставить родители, было трудно и я, конечно, плакала первый год чуть ли не каждый день. Но это был, наверное, самый запоминающийся год в моей жизни. Он был интересный, новый. И вот мне было 14 лет, а я уже вроде такая самостоятельная, сама хожу в магазин, снимаю денежки в банкомате, расплачиваюсь за что-то, что-то себе покупаю и в новом городе, в общем, взрослая жизнь в 14 лет началась. Хотя я, кажется, даже по сей день немного несамостоятельная. Когда что-то происходит дома: прорвало трубу или как включить водонагреватель – я звоню: «Пап, помоги мне, пожалуйста». Вот. Ну так.
– Так, ты попала в Санкт-Петербург, а потом поступила?
– А, да. Я в 2018 году закончила своё обучение в Академии и получила приглашение в Мариинский театр. И, что достаточно редко бывает, художественный руководитель балетной труппы Юрий Валериевич Фатеев сразу стал разучивать со мной и ещё с другими юными девушками хореографию Баланчина на спектакль одноактный «Аполлон».
Мы были три музы и танцевали с премьером Мариинского театра — Ксандером Пэришем. Когда он к нам приходил на выпускной спектакль, мы на него такими круглыми большими-большими глазами смотрели: «Вот это да, принц!». А потом мы с ним ещё и танцевали сразу же практически после выпуска. Он очень помогал, поддерживал, подарил нам в честь премьеры такие балетные футболочки с супергероями из «Marvel». Это было здорово! Потом мы ещё с ним поехали… Получается, первое лето работы в театре и в Италию танцевать «Аполлон».
Всегда самые запоминающиеся года – именно первые. Когда ты только попадаешь в какое-то новое место, первое впечатление, оно остаётся навсегда, на всю жизнь.
– А сколько ты, получается, уже в театре работаешь?
– Пятый сезон.
– То есть 5 лет, получается?
– Да.
– Что тебе больше всего нравится в твоей работе?
– Во-первых, она необычная, не каждый может на ней работать. И…ну, я не знаю, если бы я работала в офисе, это была бы совсем другая жизнь. А тут… Ну, когда читаешь книги, ты же примеряешь на себя разные роли: этого персонажа, другого. И хочется… Вроде жизнь, она такая вот маленькая, но в то же время интересная и длинная, и хочется попробовать всего-всего-всего, прожить много-много жизней, а театр даёт эту возможность. И много спектаклей…
Особенно я люблю драматические балет, где есть чувства, где про жизнь. Ну, то есть, «Лебединое озеро», «Спящая красавица» — это классика. Но это сказка, она заканчивается хеппи-эндом, с чем я не согласна. Принц поклялся, что будет любить Одетту, а тут пришла Одиллия. Ну всё, клятва значит, и Одетта должна погибнуть, но этого не случается. Хотя в Большом театре погибают главные персонажи.
– Получается, от театра к театру постановка немного разная?
– Ну да, это есть.
– А вот расскажи, как… Ты же, когда находишься на сцене, ты должна играть какую-то роль. Но вы, в отличие от обычного театра, ничего не говорите. Вы выражаете эмоции и всё остальное жестами, движениями. Насколько это сложнее или проще?
– Скорее, это сложнее. Потому что, как часто мой педагога говорит: «Настя, я вижу, что ты чувствуешь, я вижу твои глаза. Но ты у меня перед носом танцуешь и репетируешь. А тебе нужно пластикой выразить чувства, чтобы тебя заметили на третьем ярусе последнего ряда». Поэтому нужно репетировать тщательно, лепить из себя своего персонажа, чтобы всё донеслось людям.
– А насколько ты глубоко вживаешься в роль своего персонажа? То есть, есть ли у тебя роли, которые ты прямо… как-будто сравниваешь себя или находишь что-то общее, а есть, в которые тебе приходится вживаться, и ты как-будто некомфортно себя чувствуешь? Или у вас всегда подбирают роли под конкретного человека?
– Ну как-то пока такого отторжения героя, тех, которых я исполняла, у меня не было. Но у меня была премьера Марии в «Бахчисарайском фонтане». Это был тоже первый сезон в театре, я когда танцевала, мне было так грустно! И после поклонов за кулисами немного поплакала. Потому что опустошение произошло, внутри тебя что-то забрали, погасили огонёчек, и ты остался один на один с собой. А тут… ну, я не помню, достаточно долго я готовилась, ну, скажем так, месяц, ежедневно ты со своим персонажем живёшь, просыпаешься, засыпаешь, о нём думаешь. А тут ты станцевал, и всё, и маленькая жизнь закончилась - небольшая трагедия после спектакля происходит.
– Ну у тебя же наверняка есть какие-то роли, которые ты из раза в раз повторяешь?
– Да, конечно, это дальше повторяется. Но спектакль он здесь и сейчас. Ни один спектакль никогда не повторяется.
– То есть каждый спектакль как маленькая жизнь?
– Ну да, что-то новое привносишь, что-то делаешь иначе. Потом опыт добавляется, ты уже думаешь: «Ага, здесь можно сделать так: тут повернуть голову, выразить чувства совсем иначе». Когда тебе 18 лет, это такой маленький цыплёнок. Тебе всё навязывают, говорят: «Копируй. Копируй с педагога». Очень помогает, конечно, ходить и в драматические театры, ну и литература, фильмы то же дают багаж знаний.
– А у тебя есть человек, на которого ты равняешься, у которого ты учишься? Или современник, или кто-то из прошлого, – ну, балерины другие? Или ты не пытаешься себя сравнивать с кем-то.
– Ну, не знаю. Бывает же часто спрашивают: «Какая твоя любимая балерина?» И у меня нет ответа на этот вопрос. И правда, я преклоняюсь перед всеми и уважаю. У каждого есть что-то своё прекрасное и какие-то свои минусы, недостатки. Все мы люди, и не бывает идеальных. Это труд, и поэтому безмерное уважение к каждому артисту балета.
Конечно, мне помогает мой педагог, замечательная балерина Мариинского театра – Маргарита Куллик. Она просто прелесть – она моя… она моя театральная мама! И это правда. Она хоть и, часто бывает, ругает меня в зале репетиционном, но она только из хороших побуждений, чтобы лучше доносила. Разговоры со мной всякие разговаривает, поучает, жизни учит.
– А какая твоя любимая роль?
– Помню, раньше я бы сразу, не подумав, ответила – Кармен. Не танцевала. Только… вот только смотрела. А из недавнего: у меня была премьера феи Сирени в «Спящей красавице». Хоть к сказкам я та́к отношусь, не особо с распростёртыми объятиями, я их принимаю. Но фея Сирени – она же несёт добро. Ну и она самая главная, наверное, во всём спектакле. Потому что всё, что дальше случается с Авророй, – это благодаря её силам, силам Сирени, и её доброте, любви ко всему живому.
И когда есть сцена… В спектакле есть пролог, где бал фей. И вот выходит Сирени и её свита. Появление самой феи Сирени: она приветствует короля, королеву, фей смелости, фей нежности… и другие феечки. И как-то… а ты выходишь на эту сцену Мариинского театра, и она такая большая-большая! И ты чувствуешь себя главным персонажем этого спектакля. Ну, конечно, Аврора и принц Дезире, они больше по хореографии, – они, наверно, значимее, чем Сирени. Но без неё не было бы праздника в конце и их свадьбы.
И вот это прекрасное чувство: ты просто стоишь в центре сцены и просто вершишь добро и общаешься с персонажами. И я полюбила это… Я бы хотела её очень ещё повторить. Ничего, мы нормально идём (смеётся)?
– Да, вообще отлично, здорово.
– Наверно, ещё бы хотела Джульетту станцевать. То есть, где есть чувства и где есть нравы. Много интересных балетов в связи со спецоперацией, то ли в связи с политикой, ушло. Прекрасный бессюжетный балет «Серенада», где танцовщицы просто в синих купальниках и в синих шопенках, якобы танцы под лунным светом. И красивая, потрясающая музыка. И девушки не как… ну, они бегают, кружатся – очень красиво. Скучаю по этому балету, я тоже очень его любила. Ну, ничего, ещё лет 15 можно потанцевать, можно.
– А кроме наших сцен, где ты ещё выступала?
– Мне удалось побывать с гастролями в Китае, в Америке. А с Академией я ездила в Японию, в Швейцарию… А, всегда-всегда забываю, что я была в Италии, потому что это было всего на два дня. Мы прилетели, порепетировали в один день. Во второй день нашей поездки мы станцевали, и уже утром, на следующий, улетели. Вот.
– Какая разница между аудиториями, которые тебя слушают и смотрят?
– В Америке они теплее, люди принимают. Они могут, как на стадионе футбольном, завизжать, посмеяться, аплодируют громче. У нас – такие немного серьёзные все приходят в зал. Приятно, конечно, когда зритель не спит, а активно хлопает. Ну, это плюсик по самолюбию (смеётся). Хотя я не очень люблю поклоны. Потому что бывает, ты и понимаешь, что ты где-то сделал ляп и вроде как бы выходишь на поклоны, но ты понимаешь, что всё прошло не так идеально, как ты себе представлял, и думаешь: «Ну ладно, вы уж извините, что вы это видели». А потом предстоит разбор полётов с репетиторами.
– А, например, в Азии – в Японии, в Китае – как аудитория?
– Ну, как-то от нашей не отличается. Единственное, что в Японии… Ну, в Японии очень любят русский балет. И бывает, у служебного входа тебя поджидают, фотографии твои распечатанные приносят тебе. Ты подписываешь их «с наилучшими пожеланиями», фотографируются, подарки какие-то дарят. Тепло приветствуют русский балет.
– А в Швейцарии?
– Ну, ничего. Никак не отличается, ничего не могу сказать, выделить.
– А если вот брать города России разные? Или ты только в Санкт-Петербурге выступала?
– В Москве танцевала выпускной спектакль в Большом театре и в Концертном зале «Зарядье» с Мариинским несколько раз выступали. Больше вот площадок… А, нет, также с Академией ещё в Малом театре, драматическом в Москве танцевали «Щелкунчик». Ну, у нас как-то всё одинаково.
– Угу. А, ну, вот раз мы заговорили и был такой термин, как «Русский балет»: а что для тебя такое «Русский балет»?
– Душа. Нигде, мне кажется, так чувства не танцуют, как у нас, – с душой. Да, как мне недавно педагог сказала: «Ты же выходишь на сцену, и ты должна исполнять молитву, но здесь и сейчас». Как я уже повторюсь, получается, что такого спектакля больше не будет. И ты танцуешь … это, наверно, звучит очень так пафосно, что как в последний раз танцуешь. Но это правда, так и есть. Ты ведь тоже не знаешь, что будет днём позже.
– Это верно. Как ты думаешь, какую роль русский балет занимает в нашей культуре, как он вообще влияет на нас?
– Общее достояние нашей России – балет. Хотя часто бывает… ну, в такси постоянно, когда из театра тебя забирают: «А вы балерина? Ни разу не был на балете, нужно сходить». И вроде Мариинский театр, да, такое знаменитое место, где кажется, в Петербурге уж точно там должен каждый побывать. Ну, нет, оказывается, нет. И у многих людей какое-то такое чувство, как будто балет – это что-то скучное, неинтересное, «Я лучше пойду посмотрю кино». Вот.
Ну, они неправы, конечно, потому что и музыка, и сама сцена, и театр, где я иногда выхожу на сцену и понимаю, что вот в этой ложе сидел наш император. И где-то так представляешь звук карет, дамы в красивых платьях, во фраках мужчины. Ну и здание с историей, сцена с историей, на которой блистали выдающиеся балерины и танцовщики. И ты тоже на этой сцене. И вызывает какой-то трепет и благодарность, что ты здесь.
– Здорово. А ты сама на что вообще ходишь? Ты ходишь смотришь другие балеты или что-то, вообще, в театр?
– Сейчас я стараюсь познать все оперы нашего театра. У меня как-то недавно была травма, я подвернула ногу. У меня было две недели перерыва, невозможно сидеть лёжа с ногой наверху. Ну, не просто же прожигаешь жизнь. И балетом тоже не позанимаешься. И поэтому я старалась ходить на оперы, благо в театр я могу по пропуску служебному пройти. Вот только могу пройти на новую сцену Мариинского театра, на историческую это труднее сделать. Ну и вот, наверно, с весны я стала приобщать себя к оперному искусству. Что так очень тянет... или это Валерий Александрович Георгиев, художественный руководитель нашего театра.
– А какая на твой взгляд, из тех ролей, что ты уже исполнила, была самая такая серьёзная, запоминающаяся для тебя роль, которая прежде всего повлияла на тебя?
– Недавно было 3 спектакля: «Балетно-хореографические шедевры из опер» и я танцевала в польском акте из оперы «Жизнь за царя» вальс, главную балерину. И стою за кулисами, и всё начинается с пения. И ты ощущаешь в этот момент всю мощь Мариинского театра, потому что оперная труппа на сцене, оркестр играет, балетная труппа на сцене и зрители. Ну это вообще что-то невероятно запоминающееся! И я за это… я танцевала утром, всего один раз. Теперь я жду повторения этого чуда в моей жизни. Это прекрасно!
Потому что оперная труппа и балетная, мы вроде работаем в одном театре, но никак не пересекаемся и друг друга не знаем. Просто «здравствуйте», а с кем я поздоровалась и кто это?.. Ну вот знаешь каких-то солистов, ну, Ильдара Абдразакова, конечно, не перепутаешь. А так много хочется чего-то у них спросить и для себя перенять. Вот поэтому это действительно оставило след в моей памяти – «Польский акт» и «Жизнь за царя». И я жду, когда я снова, может быть…
– Я вот был на «Князе Игоре» в начале года. Там он был сокращён. Потому что, насколько я знаю, там 6 или 8 часов идёт. Мы были на двухчасовом. И там были какие-то куски, где тоже был балет, но они прямо совсем вот маленькие.
– Ну, конечно, вообще, шли оперные спектакли с балетными актами, с танцами. Но сейчас из-за того, что часто дают двойники (это утром спектакль и вечером), приходится урезать спектакль. Что можно вырезать в опере? Ну, конечно, балетные танцы – это же опера. И это немного грустненько.
– А если говорить про оркестр? Я знаю, что, вообще, должны с живым оркестром выступать. Но иногда бывают случаи, когда выступают под фонограмму. А вот тебе как исполнителю на сцене, насколько это сильно на тебя влияет?
– Под фонограмму ты знаешь уже темпы, все какие-то нюансы. То есть тут ты можешь затянуть, – ты знаешь как, здесь нужно тебе ускориться. А когда с оркестром, то тут ты уже работаешь, танцуешь с дирижёром в паре. Ты танцуешь от него, от того, как он чувствует музыку и какой он задаёт темп.
– И ты действительно в этот момент танцуешь, как в последний раз. Ну, потому что это такая, ну, очень индивидуальная такая штука…
– Ну да.
– … которая происходит вот здесь и сейчас?
– Получается, да.
– А вот если сравнивать, допустим, новую сцену и историческую сцену, тебе на какой больше нравится выступать?
– На исторической.
– Да?
– Да. Она… ну… ну это вот то, что я представляю: царская ложа, интерьеры старого времени, где императорская Россия и она такая какая-то камерная, тёплая. А новая сцена ничуть не хуже, конечно. Она больше на европейский манер. Там ещё есть нюанс такой, что историческая сцена – она с покатом: как бы, чтоб было видно.
– Да-да, я знаю.
– А новая, она прямая.
– Да.
– И там такое ощущение, как будто танцуешь на стадионе. Вот.
– Она глубокая.
– Она… Да, она чуть больше.
– Мне как обывателю комфортнее на новой сцене. Ну ещё это из-за того, что как бы вне сцены ещё там…
– Ну она такая свеженькая ещё…
– Ну да.
– …А историческая сцена – да, там…
– А историческая – там по коридорам ходишь, как это… как бы, ну, такие…как бы…
– Правда, ей требуется, конечно, реставрация.
– Ну внутри – да, вот эта помпезность, она чувствуется. В этом плане вот я был два года назад… Александрийский театр. Там был на «Дон Кихоте», на балете. И вот театр этот не так давно отреставрировали. И он прямо такой свеженький, прямо шик, блеск, красота.
– Очень красиво.
– Ну, там шикарно.
– У меня на стене висит распечатанная фотография этого зала Александрийского театра.
– Ну вот пока у меня не было возможности в Большом побывать. Я не был ни до ремонта, ни после. Но надеюсь как-нибудь буду. Но мне кажется, он всё-таки должен быть такой огромный, величественный…
– Ну да. Я не была тоже в зале. Только на сцене.
– Ну, ты выступала. А вот как вот тебе, как балерине, когда ты находишься на сцене и когда ты находишься в зале: вот есть такое ощущение, как-будто есть там стена какая-то энергетическая, типа вот они и мы? Или нет?
– Я переключаюсь: на сцене я артист, в зале я зритель. И всё. И я… ну, знаешь, бывает… Вот я сходила на балет, посмотрела, и мне не понравилось: там можно было дотянуть стопу, там коленку, а здесь я бы совсем иначе почувствовала, сделала. Я не прихожу смотреть, чтобы оценивать. Я прихожу смотреть, чтобы наслаждаться происходящим на сцене. Поэтому я смотрю, скорее, просто как обычный простой зритель, а не как профессионал своего дела.
– А как вот, по твоему ощущению на вечерние постановки ходят же не только посмотреть, но и пообщаться, и там соответствующий дресс-код и так далее. И вот когда ты видишь зрителей, по твоим ощущениям процент, кто пришёл действительно смотреть, а кто пришёл пофоткаться или?..
– Очень много случайных зрителей, которые приходят, чтобы отметиться.
– Что значить «отметиться»?
– Что они были, да, в Мариинском театре: «Мы съели бутерброд с лососем, выпили шампанское в буфете и всё, жизнь удалась – мы таки посвящённые в этом деле». А есть очень знаменитый танцовщик в нашем театре (да и во всём мире) – Кимин Ким, – такой уже обрусевший кореец. И на него очень много, конечно, людей приходит, именно на его спектакли.
И есть женщина, она уже очень-очень пожилая, которую часто приглашают на спектакли Кимина. Это надо видеть, как она сидит в ложе: она такая милая, она подкладывает ручки под подбородочек и прямо вот всей душой она на сцене; и так им любуется, что вот-вот расплачется. Это очень трогательная картина. Я вот, ну, заметила, что аж сама чуть не расплакалась. Вот она прямо любит, – любит и Кимина, и балет. И так бы, наверное, и сидела, не уходя из театра домой.
– Ну вот лично для меня первый опыт балета: наверно, совсем в первый раз я услышал о нём в далёком детстве, когда смотрел «Кавказскую пленницу», и там этот эпизод с «Лебединым озером», такой довольно смешной. А так, вообще, когда я был маленький, через школу мне дали билет в Кремлёвский дворец на балет «Маугли». В общем, это была постановка какого-то мальчика-вундеркинда, ему ещё было всего 14-15 лет, а уже он написал сам музыку и сам постановку сделал.
– Естественн, гений.
– Ну это было давно, где-то даже до 2010 года, мне кажется. И там вот я помню, мы далеко сидели, я смотрел через бинокль, и там бегали все эти животные, прыгали. Ну, было здорово. А потом я только через много лет попал уже на балет, как раз на «Дон Кихота». Ну и потом пошло-поехало.
– Да, любовь, наверно, к этому искусству с детства прививается. Хотя никогда не поздно. Но если водить маленьких, то нужно с чего-то одноактного начинать. Например, «Жар-птица» Стравинского.
– Ну что-то довольно понятное?
– Где, да, есть и Кощей, и Жар-птица, и поганый пляс в «Жар-птице», превосходная музыка, танцы нечисти…ой, я прямо стою за кулисами и мурашки бегают.
– Но мне кажется, что всё-таки есть какие-то вещи, до которых надо как-то дорасти, что ли. Ну вот начать ходить осознанно на балет – это вот, ну, какая-то насмотренность должна быть.
– Ну да. Это же как с оперным. Пошла я на «Орлеанскую деву». А там первый акт идёт чуть ли не полтора часа. И я поняла, что вот уже 30 минут прошло, и всё, я отключаюсь. Я не понимаю, что происходит на сцене.
– Ты как на лекции сидишь?
– Ну, я думаю… не хочу обидеть артистов (смеётся), но я: «Боже мой! Боже мой, когда антракт? Я уже не могу это воспринимать!» Потому что мне трудно, я не приспособлена к этому ещё, не научилась.
– А вот если говорить об учении. Ты училась в Санкт-Петербурге? А я знаю, то что ещё в Москве тоже есть академия балета.
– Да.
– А чем Московская школа отличается от Петербургской?
– Я особо не знаю этих нюансов, но постоянно педагоги твердят, что они есть. Ну, возможно, в каком-то повороте головы, положении рук. Это не совсем заметно обычному человеку, а только профессионалу. Скорее, просто русский балет отличается от западного тоже постановками рук, даже по подаче.
– Ну вот некоторое время назад, в марте как раз, была выставка «Русский балет». Я на неё ходил, есть пост соответствующий на моём канале. И там был стенд, где они показывали отличия русского балета от… я не помню, какие ещё там балетные школы были.
– Ну, от западного. Называем это так, от западного.
– Ну там было ещё две школы: западный и, возможно, какой-нибудь азиатский, не помню. Да. И там вот постановки рук было. Но мне кажется, когда смотришь такие схемы, это такая вещь… ну, непонятная совсем. Потому что всё-таки это статика. А мы говорим про движение и про чувства. И вот, действительно, если ты это смотришь вживую, и ты видишь вот это… ну, как оркестр играет, как там артисты на сцене проживают этот спектакль, – вот в этом и есть разница. Потому что иногда бывает, ты видишь, он, как отличник, всё это…
– Ну, технарь… спортсмен.
– Технически офигительно всё сделал, как вот на Олимпийских играх.
– Да.
– Даже это… бровью не дёрнул, а, типа…
– А за душу не взяло, да?
– … зачем? Ну и всё.
– Ну да, я тоже, когда, бывает, волнуюсь, я думаю: «Что-то вдруг у меня не получится, какой-то элемент технический». И мне вот педагог: «Ну ты лучше на попу упади, но сделай это с чувством и не думая о том, что может произойти».
Главное, это создать… прожить спектакль, а не просто оттарабанить движения, хореографический текст показать и уйти за кулисы. Ну, поэтому, как часто рассказывают, не было такого объёма спектаклей в неделю, например.
В неделю труппа балетная может каждый день танцевать, и ходили в день аж по два раза. Меняются солисты, а кордебалет остаётся. И в 20-м веке – ну, берём конец 20 века конечно, – 3 спектакля в неделю могло быть. И вот, как рассказывают, я станцую Китри в «Дон-Кихоте», и всё, и неделю не могу себя собрать. Ну, потому что она настолько отдавала всю себя зрителю на сцене, что изматывала себя, получается, и физически, и эмоционально, – была истощена после спектакля.
А бывает такое: вот вчера была «Баядерка», и сегодня ноги у меня уже такие слабенькие, тяжёлые. Мне надо как бы немного времени на восстановление. Вот.
– Я, например, прошлой зимой впервые был на «Щелкунчике».
– В Мариинском?
– Да. Но на исторической сцене. Это под Новый год. Ну, всё как надо.
– Именно той самой?.. У нас две же постановки.
– Есть московская, насколько я знаю, в Большом. Там другие декорации.
– Нет, у нас есть хореография Вайнонена и спектакль… ну, «Щелкунчик» Шемякина. Стилистика разная. Ну, самая сказочная, и постановка романтичная такая, – это Вайнонена конечно, которая идёт на исторической сцене, конечно.
– А ты в ней как раз тоже?
– Я танцевала там и танец снежинок, и четвёрку розы вальса, и саму Машеньку, принцессу, танцевала. Вот. Ну красивый, новогодний, сказочный спектакль, который никогда не устареет.
– Ну там музыка очень красивая.
– Она трагичная даже немного в 3-м акте.
– Вот я её слышал с детства, но никогда не видел, к чему она. Я же правильно понимаю, что она специально под балет была написана? То есть это не… ну, не наложенная?
– Ну, да, заказывали же у композиторов музыку.
– Вот, и…
– Но ставят на музыку, а не под хореографию.
– А, всё-таки ставят под музыку?
– Да, да.
– Ну вот, и когда я увидел впервые, как это всё-таки… полная картинка – ну, это здорово! Особенно на исторической сцене, когда там…
– Когда появляется Мышиный Король, особенно
– Да
– Выпадаешь из реальности.
– Да. Ты вот, действительно, туда попадаешь. А потом, естественно, ты выпьешь бокальчик просекко и там последний бутерброд с икрой за 500 рублей, который ты просто вырвал…
– Выстрадал в очереди!
– Да, да-да-да-да, потому что у тебя были наличные, а у других не было…
– Да-да-да.
– …и не важно, в каком костюме они пришли. Это…
– Да.
– Это интересно. И вот если поговорить немного про работу в команде. Вот если посмотреть твои предыдущие интервью. Я так понимаю, что ты говорила про интернат: тебе вначале было довольно тяжело как бы встроиться в коллектив.
– Приспособиться трудно было.
– К новому городу, к новым людям. Как сейчас ты себя чувствуешь? И какие, может быть, уроки ты вынесла из работы в театре, что повлияло на твою жизнь? Может, какие-то можешь советы дать в жизни?
– Вот я уже 9-й год живу в Санкт-Петербурге, и до сих пор не могу сказать уверенно, что это мой город и я бы хотела прожить здесь всю свою жизнь. Он, безусловно, красивый, величественный, но у меня не замирает дыхание при каждой возможности, когда… всегда, когда я возвращаюсь сюда после отпуска или прилетаю из дома, из своего родного города Самары. Просто это такой промежуток в моей жизни, когда я должна жить здесь. Я живу в Санкт-Петербурге только потому, что у меня есть театр. А так, если бы без театра, то меня бы здесь не было, наверно.
– И где бы ты хотела быть?
– Ой, но ведь хорошо там, где нас нет. Не знаю. Трудный вопрос. Пока я рада, что здесь. А как, ну, в коллективе? В школе, на самом деле, меня очень хорошо приняли девушки в классе и юноши. Не знаю, конечно, что они говорили за спиной. Но вот так вот, передо мной, мы очень были дружны. И когда я слышу: «У вас, наверно, в пуанты стекло подсыпают?» – ну… ну не надо. Это вообще какие-то байки! Ну, такие глупые. Нет, такого нет. Конечно, есть, с кем ты дружишь, с кем ты общаешься. Ну с кем-то ты просто скажешь «здравствуйте» и мимо пройдёшь. Но такой вот конкуренции, которую любят люди рассказать, что там прямо вообще чуть ли не на шпагах дерутся за место под солнцем, – такого не существует в театре. Ну, может, это меня обходит стороной, не знаю. Но страстей таких, которые любят в фильме показать, люди пересказывают, что: «Та балет – это же вообще!.. Как вы там живёте?! Это же змеиный клубок!» – ну нет, это неправда.
– То есть для тебя это больше как семья, чем друзья?
– У меня хорошие, настоящие друзья появились, благодаря Академии и театру. И не только в театре, а за его стенами тоже; но они появились, благодаря театру.
– А есть ли у тебя друзья-знакомые иностранцы, с которыми ты прямо поддерживаешь общение? Или скорее это как поклонники просто?
– Ну, как-то… чтобы прямо поддерживать отношения – нет. Но есть люди, которые пишут, что-то доброе скажут, я их поздравлю с каким-то праздником, такое есть.
– У тебя есть мечта: с кем бы ты хотела выступить на одной сцене или из современных, или вот из тех, кто был в прошлом? Или, может быть, дирижёр?
– Очень волнительно… Я ни разу не танцевала под управлением Валерия Абисаловича Гергиева. Но я представляю, как у меня будут дрожать ножки, если такое произойдёт. Но мне бы было очень интересно станцевать тогда, когда он бы управлял оркестром. А вот с кем из артистов бы я хотела станцевать?.. Я не знаю, мне трудно ответить на этот вопрос. Такого… такой цели, мечты, я думаю, у меня нет.
– Ну всё-таки у меня канал про дизайн, и я думал ещё обсудить костюмы. Вот как раз на выставке «Русский балет», там один из предпоследних залов был про эволюцию костюма. И вот, по крайней мере, где ты выступала, там в основном уже современные костюмы? Или есть какие-то винтажные, которые передаются по наследству?
– Нет, они бы просто не выжили, те костюмы, которые передаются по наследству. Они обновляются. Каждое даже десятилетие обновляются.
– А вот твой самый такой любимый, удобный, или самый бестолковый костюм?
– Самые любимые – это такие старые костюмы балерин, которые танцевали уже в нём лет 15, потому что они живые. Они там могут быть и рваные, их несколько раз штопали. Но они какие-то действительно живые, – не просто кусок ткани на тебе, а костюм с историей. У меня есть серьги, которые подарила мне Маргарита Куллик, мой репетитор в театре. Они принадлежали изначально выдающейся балерине Дудинской Наталье Михайловне. Она была её педагогом в Академии и дальше репетитором в театре. И когда я из надеваю, я чувствую себя такой защищённой какими-то вот этими силами самой Натальи Михайловны: вот у меня щит, и, например, точно всё получится. Как будто, ну, как амулет мой. Вот. Ну, это приятные мелочи, которые делают нашу жизнь.
– Угу, класс. Какие у тебя планы вообще? Вот дальше куда ты стремишься, к чему? Ну просто для кого-то, для какой-нибудь маленькой девочки, которая может нас слушать, пик мечтаний – стать балериной и выступать на сцене Большого или Мариинки. Вот ты уже достигла этого: как мы поняли, пятый сезон уже выступаешь. О чём ты думаешь дальше?
– Ну, как-то с детства мама говорила: «Делай своё дело с любовью, с самоотдачей». И грандиозных планов на своё будущее я не строю. Потому что бывают и разные травмы, которые тебя заземляют. Розовые очки уже постепенно спадают с каждым годом всё больше и больше. Ну и поэтому я так плыву по течению, скажем так.
– Вот я помню, что два года назад, когда мы с тобой познакомились, и ты мне рассказывала про театр и у меня действительно сложилось впечатление, что вот ты прямо живёшь этим, как сказкой такой. А сейчас кажется, что ты, ну, правда уже набралась жизненного опыта и немного более объективно, что ли, смотришь…
– Да, такое есть, да, что, ты не смотришь правде в глаза, что театр – это вся твоя жизнь. За театром тоже есть жизнь. Но, конечно, ты ему отдаёшь больше себя. И многим жертвуешь ради театра: своим временем, своим здоровьем, своими родными, которых ты не видишь. Но это того стоит всё-таки.
– А какой-бы ты дала совет тем, кто хочет связать свою жизнь с балетом?
– Если действительно есть такое желание, то нужно попробовать. И дальше этот человек поймёт, затянет его это дело или нет.
– А вот есть что-то такое, что вот… Ну, маленькие девочки и мальчики, которые идут учиться, они… там сначала их много, потом меньше, меньше и меньше. И вот те, кто остались, – там уже к театру их пара-тройка процентов, – вот есть что-такое, что этих людей объединяет? Или они всё равно всегда все разные и никогда не понятно, кто дойдёт до конца этого пути или нет.
– Бывает, даже звёздочки только в начальных классах загораются, и идут. «Вот, вот это будущая балерина, прекрасная, прима-балерина». А дальше она как-то гаснет, гаснет. И в итоге может уже даже не доучиться. А бывает, наоборот, девушка… ну, например, брать девушку: девочка маленькая, ничем не примечательная, просто трудолюбивая. Она точит там свой носок у палки, первый год учится, второй, третий. В четвёртом она как-то уже начинает раскрываться, и на выпуске она уже звезда. Тут, конечно, всё зависит только от человека, от его желания, трудолюбия и здоровья всё-таки.
– Вот в твоём пути чего было больше: удачи, трудолюбия, или какого-то дела случая, или упорной работы?
– Не знаю. Всё, что происходит: как-то такое плохое, оно забывается потом, со временем. Даже травмы, которые происходят, операции – это всё остаётся позади. Ты думаешь: «Боже мой, какая это была мелочь, что я убивалась, сокрушалась, и плакала, и тратила нервы на это». Было-было и прошло. Не знаю, – когда ты на своём месте, то как-то всё так в нужном русле идёт. Вот. И… вот и призадумалась… Как будто всё шло так, как и должно было быть, получается.
Случай... Конечно, его величество Случай тоже оказывает влияние в нашей жизни. Нельзя его куда-то убирать и говорить: «Нет-нет, это только моё трудолюбие». И стечение обстоятельств тоже в жизни человека играет важнейшую роль.
– А вот, если говорит про случай. Человек, который пришёл на спектакль… Можно же называть «спектакль»?
– Да, так и называют «спектаклем».
– Если он специально не готовился и не читал, для него всё вот в новинку, да? А ты когда выступаешь, то уже, естественно, готовилась, репетировала, – ты примерно… ну, наверно, досконально знаешь всё. Там ты пятый-десятый раз выступаешь: а бывает ли у тебя такое, что каждый раз всё равно тебе интересно, как вот он станцует (или она), и как вот сыграет оркестр?..
– Да.
– Всё равно у тебя есть вот этот азарт прожить это вновь?
– Есть.
– Есть, да?
– Да!
– А когда уже, ну, конец, начинают хлопать, аплодисменты? Я знаю, что многим артистам это прямо… они… чуть ли не ради этого на самом деле всё затевается.
– Вообще очень много моментов в спектакле, которые они такие… кому-то покажутся (зрителю) пустяковыми. Но ради них стоит выходить на сцену и танцевать весь спектакль. Они могут быть, ну, секунд… Этот выход может быть секунд 15, а у тебя там – трёхактный балет. Ну вот именно ради 15 секунд ты думаешь: «Боже мой, да, этот спектакль – наконец-то он у меня и я буду его танцевать!» Вот.
– Как такой триумф, получается.
– Угу… Ну, то есть это я не про аплодисменты говорю.
– Я понимаю. Ну вот само ощущение…
– Да, музыка, хореография, жест. И чувства, которые ты передаёшь. Чувства своего персонажа передаёшь, и всё, – пазл сошёлся, и ты счастлив в этот момент, здесь и сейчас. Ты понимаешь: «Вот то, ради чего я живу, работаю... служу… служу в этом театре».
– Да, я тоже много раз слышал, что артисты, они именно «служат».
– Да.
– И года называются «сезоны».
– И никогда не говорят «последний», а «крайний».
– Да, и, вообще, вроде бы, да, ну, довольно суеверные все.
– Ну-у-у… чёрной кошек я дорогу стараюсь не переходить (смеётся). Был, кстати спектакль, когда «Лебединое озеро» давали, и какая-то кошка пробежала по сцене во время фуэте. Вот.
– Угу. Я пока только коней видел на сцене, это было совсем неожиданно, я бы сказал.
– В «Дочери фараона» тоже есть колесница. И там есть лев. Ну, бутафорский лев… или бутафорские верблюды. Но выглядит впечатляюще, – вообще большая постановка. Это недавняя премьера Мариинского театра. Очень много занято людей. Шикарный водопад в первом акте. Костюмы. Ну очень красиво, стоит посмотреть. Потому что когда что-то новое, все спрашивают: поделитесь своим мнением, стоит ли сходить или нет? Ну как я могу?.. Это будет навязанное моё мнение вам. Лучше самому сходить и посмотреть, мне это нравится или не нравится, и уйти, довольными или недовольным.
– И каждый останется при своём мнении?
– Да.
– Здорово. Большое тебе спасибо.
– Большое пожалуйста. Большое спасибо за приглашение.
– Это была Анастасия Нуйкина, вторая солистка Мариинского театра.
Александр Ранговский, канал t.me/ran_v_design
