Адаптированный материал из моей книги "Названный Лжедмитрием". Вы можете заказать книгу с дарственной надписью от автора.
Заказы принимаю на мой мейл cer6042@yandex.ru
Убить Дмитрия было нетрудно. Сложнее оказалось истребить память о нём. Не прошло и нескольких недель после воцарения Шуйского, как один из ближайших приверженцев убитого Дмитрия, князь Григорий Шаховской, бежавший в Черниговскую землю, распространил слух о спасении Дмитрия и даже о пребывании государя инкогнито среди лиц его свиты. Южнорусское пограничье, активно поддержавшее Дмитрия год назад, взбунтовалось против «боярского царя» Василия Шуйского, от которого ждали мести всем приверженцам сына Грозного. Позднее именно Шаховского называли «главным заводчиком всей крови». Однако он действовал не один.
В Комарницкой волости недовольные правлением Шуйского объединились вокруг загадочной личности Ивана Исаевича Болотникова, рассказывавшего о себе много чудесного. Он будто бы ещё в детстве был взят в плен татарами, продан туркам на галеры, освобождён венецианцами, некоторое время жил в Венеции, а потом вернулся в отечество постоять за законного государя Дмитрия Ивановича. Достоверно известно только то, что по происхождению Болотников был крестьянин, а затем некоторое время состоял в холопах у князя Телятевского. В остальном приходится положиться на его слова. Как и положено холопу знатного вельможи, Болотников был порядочной шельмой. Никогда не видав Дмитрия, он не моргнув глазом распространялся о своей встрече с ним уже после воцарения Шуйского, уверяя, что спасённый царь назначил его своим главным воеводой.
Зажигательные грамоты Болотникова подпалили Московское государство уже со всех концов. Вслед за Северщиной поднялись Калуга, Можайск, Орёл, Тула, Рязань, Владимир, Пермь, Астрахань. Всюду поднимали чаши за здоровье Дмитрия и служили молебны о его вторичном чудесном спасении. Вся Русская земля вновь готова была идти за Дмитрием или хотя бы за его невидимой тенью.
Войско Болотникова подошло к самой Москве, и только невероятное везение помогло Василию Шуйскому усидеть на престоле. В конце концов Болотников был загнан в Тулу, взят в плен и утоплен.
Но Смута уже прочно укоренилась в головах русских людей. На окраинах Московского государства, как грибы после дождя, один за другим росли самозваные цари и царевичи. В Астрахани объявился какой-то царевич Август, называвший себя сыном Грозного от его четвертой жены Анны Колтовской. Затем там же обнаружился царевич Лаврентий, якобы сын покойного старшего сына грозного царя, царевича Ивана, хотя у последнего никогда не было ребёнка с таким именем. На Украине объявилось аж целых восемь сыновей другого сына Грозного, царя Фёдора Ивановича, известного всей стране своим мужским бессилием. Впрочем, вся эта нечисть схлынула так же быстро, как и появилась.
Зато тень Дмитрия обрела наконец кровь и плоть. В нашу историю эта тёмная личность вошла под именем Тушинского вора (воровством тогда называли тяжкие уголовные и государственные преступления).
Новый Дмитрий объявился в Северской земле, в Стародубе.
Прошлое этого самозванца, видимо, навсегда останется тайной, так как в распоряжении историков есть одни только противоречащие друг другу слухи. По одним известиям, он носил фамилию Богданов и был литвин, служивший у Дмитрия секретарём, бежавший после убийства царя в Могилев и изгнанный оттуда за покушение на честь жены приютившего его протопопа. По другим сведениям, он был некрещёный еврей, по третьим — крещёный (эти версии получили хождение после его бегства из Тушина, где якобы нашли Талмуд и разные рукописи на еврейском языке). Говорили также, что это сын князя Курбского; признавали в нем коренного Стародубского поповича Матюшку Верёвкина; или малоросса, которого отыскал в Киеве какой-то поп Воробей; или одного из телохранителей Дмитрия — некоего чеха из Праги.
Как бы то ни было, очевидно, что самозванец был только орудием в руках противников Шуйского — главным образом поляков. Его внешность и манеры служили лишь жалкой пародией на человек, за которого он себя выдавал. Служившие у него поляки Мартин Стадницкий и Маскевич свидетельствуют, что эта тёмная личность была «грубых и дурных нравов» и даже внешне мало походила на покойного Дмитрия. Характерно, что Марина Мнишек, согласившись признать его спасённым Дмитрием, и, следовательно, своим супругом, тем не менее выговорила себе право спать отдельно от нового муженька.
В сентябре 1608 года войско самозванца подошло к Москве и расположилось в Тушино. Сюда ежедневно прибывали новые отряды поляков и лихих людей со всех концов Московского государства, нестройной ордой подвалили 40 тысяч запорожцев. Осаждавшие и сами не знали, сколько их было, но числом они уже едва ли не превосходили 100-тысячное население Москвы.
Тем не менее Москва держалась. С наступлением зимы в Тушине начали тысячами возводиться дома, избы, землянки. Рядом с лагерем вырос богатый посад, где жили и держали лавки с товарами три тысячи торговцев. Для лошадей отстроили загоны из хвороста и соломы. Возникло любопытное и едва ли не единственное в истории явление: город осаждал город.
Из Литвы, Польши и со всей Московской земли в Тушино стекались распутные женщины — одни своим ходом, иных привозили с собой сами вояки, третьих захватывали, чтобы получить выкуп. Но среди последних встречались и такие разбитные бабы, которые после выкупа их отцами и мужами сами вновь прибегали в развесёлое Тушино.
Однако сколь верёвочке не виться, а конец будет.
Разбив лагерь в Тушино, разношёрстное войско самозванца целый год продержало Москву в осаде. Но длительное и безуспешное сидение под городом разлагающе подействовало прежде всего на самих тушинцев. Тушинский вор потерял всякий авторитет у распоясавшейся от безделья солдатни. Никто не сомневался, что он обманщик. Поляки и вовсе не стеснялись в обращении с ним. Когда, например, Вор однажды попытался узнать у предводителя поляков Рожинского, зачем в лагерь приехали королевские эмиссары, то услышал в ответ: «А тебе, сукин сын, что за дело? Они ко мне приехали, а не к тебе. Черт тебя знает, кто ты таков! Довольно мы пролили крови за тебя, а пользы не видим». В конце концов Вор почёл за лучшее убежать от собственных солдат в Калугу с небольшим отрядом татар и верных ему москвичей.
Однако этот побег уже ничего не смог изменить в его судьбе. Вор отбегался.
На службе у Вора находился знатный татарин из ногайской орды по имени Ураз-Мехмет. В своё время Иван Грозный пожаловал ему город Касимов и нарёк касимовским царём. Когда дела Вора стали плохи, этот царёк решил перейти на службу к полякам. Однако Вор узнал о его замыслах, пригласил Ураз-Мехмета на охоту и собственными руками убил его. Тело касимовского царя было брошено в Оку. Татарам же Вор заявил, что Ураз-Мехмет замышлял убить его, но был разоблачён и скрылся неизвестно куда.
Татары, однако, не поверили ему. Особенно озлоблен на Вора был друг Ураз-Мехмета, крещёный мурза Пётр Арасланович Урусов. Он открыто упрекал Вора в убийстве хана, за что был бит кнутом и брошен в тюрьму. Но потом Вор простил Урусова и вновь приблизил к себе. Этот поступок означал, конечно, только то, что Вор окончательно потерял нюх. Отныне дни его были сочтены.
22 декабря 1609 года самозванец допустил роковую ошибку. Выпив за обедом, по своему обыкновению, очень много, он велел заложить сани, чтобы прокатиться и поохотиться. С ним поехали 300 татар во главе с Урусовым и несколько бояр с челядью. Вор беспрестанно кричал из саней, чтобы ему подавали вино. Вокруг его саней слуги выпускали зайцев, охотники травили их, возвращались к саням с добычей и получали из рук самозванца стакан водки.
Улучив момент, Урусов приказал своим татарам окружить бояр, а сам бросился на Вора. Не слезая с лошади, он выстрелил в него из пистолета и ранил в руку. «Я научу тебя топить ханов и сажать мурз в темницу!» — вскричал Урусов. С этими словами он вытащил саблю и отрубил Вору руку, а затем голову. Татары, соскочив с коней, раздели убитого, изрубили в куски, а затем всей толпой подались в Крым. Расчленённое тело Вора осталось лежать в залитых кровью санях посреди заснеженного поля. На следующий день его подельники нашли его и похоронили в одной из калужских церквей. Огромный Тушинский лагерь, оставшись без предводителя, развалился ещё раньше.
Призрак Дмитрия исчез навсегда. А в скором времени должна была сгинуть с лица Русской земли и вся заполонившая её нечисть.
Весь год, что Тушинский вор продержал в осаде Москву, столица представляла собой безотрадное зрелище. Имя царя Василия Шуйского здесь ничего не значило. По выражению современника, им играли как ребёнком. Шуйский ожидал спасения то от молитв и молебнов, то от колдуний и гадалок. Он то казнил изменников (бояр, впрочем, никогда не трогал), то объявлял, что москвичи могут служить, кому желают. Но бояре, воеводы, служилые люди и без его разрешения бегали в Тушино, целовали там крест Вору, а потом возвращались в Москву за царевым жалованьем. Между тем польский король Сигизмунд захватил Смоленск, а шведский король Карл за смехотворную помощь против поляков получил от Шуйского в вечное владение Ижорскую землю — единственную полосу принадлежавшего России балтийского берега, которую спустя столетие придётся отвоёвывать Петру I.
Летом 1609 года польский гетман Жолкевский, разбив армию Шуйского, подошёл к Москве. От имени короля он обещал Русской земле покой и тишину, если на московский престол сядет сын Сигизмунда, Владислав. Народ в Москве забурлил. 27 июля воевода Захар Ляпунов собрал у Арбатских ворот большую толпу и повёл её в Кремль сводить царя Василия с престола. Услыхав требование добровольно оставить царство, Шуйский было взбеленился и замахнулся на Ляпунова ножом, который, как и всякий москвич, носил у себя на поясе. Но плечистый дюжий Ляпунов только презрительно прикрикнул на развоевавшегося старикашку: «Василий Иванович, не замахивайся на меня, а то я тебя тут же и изотру!» В это время в палату вошли бояре и сказали, что вся земля бьёт Шуйскому челом, чтобы он оставил царство, потому что никто его не любит и служить ему не хочет. Шуйскому не оставалось ничего другого, как подчиниться. Однако его на всякий случай насильно постригли в монахи. Позже Шуйского отправили пленником в Польшу, где он через несколько лет и скончался.
Власть перешла к боярской думе в лице семи знатнейших бояр: Мстиславского, Воротынского, Трубецкого, Голицына, Романова, Шереметева и Лыкова. Началось правление так называемой «семибоярщины», которая присягнула Владиславу и позволила гетману Жолкевскому ввести поляков в Москву.
26 сентября 1611 года в Варшаве собрался сейм, на котором о завоевании Московии говорили как о деле конченном. «Глава государства и всё государство, армия и её начальники — всё в руках короля», — заявил один сенатор при шумном одобрении зала.
Казалось, часы истории отбивают последние мгновения существования Российской державы.
В 1611 году Московское государство расползалось на лоскуты. Кто-то вслед за Москвой присягал польскому королевичу Владиславу, Новгород открыл ворота шведам, в Калуге царствовала Марина Мнишек, по стране рыскали польские банды. Герои и богатыри на Руси, казалось, уже перевелись. Зато нашлись два честных человека, робко и даже как будто неохотно выступившие из безликой массы русских людей, — и лишь затем, чтобы после своего беспримерного подвига снова уйти в тень. Эти двое — русский мужик и русский служилый человек — явили редчайший пример бескорыстного служения отечеству. Поэтому не случайно их и только их изображением потомки решили украсить Красную площадь.
Арестованный поляками патриарх Гермоген ухитрялся, сидя в московской тюрьме, рассылать по стране грамоты с призывом к русским людям постоять за веру и отчество. В октябре 1611 года одна такая грамота дошла до Нижнего Новгорода. На собрании выборных людей со своего места поднялся земский староста и торговый человек Козьма Захарьич Минин-Сухорук. Нижегородцы знали его за деятельного и практичного человека, правда, не брезгавшего взятками, но в пределах разумного и без ущерба для общего дела. Словом, добросовестный староста в духе своего времени. А тут он завёл речь о странных вещах: сказал, будто ему трижды явился преподобный Сергий Радонежский, призывая послужить родине. Стряпчий Иван Биркин отказался верить Минину: «Врёшь, ничего ты не видел!» Но один взгляд, брошенный духовидцем в его сторону, заставил стряпчего выскочить за дверь. А Минин продолжал: «Православные, поможем Московскому государству, не пожалеем животов наших, да не токмо животов — дворы свои продадим, жён, детей заложим. Дело великое! Но Бог нам поможет».
На другой день жертвенный порыв охватил весь город. Люди отдавали последнее. Минина единодушно выбрали старшим начальным. Дело он повёл круто, железной рукой. Вся нижегородская земля была обложена пятой деньгой на нужды ополчения. Поблажки не давали ни боярам, ни церквям, ни монастырям. Неимущих насильно продавали в кабалу и взымали налог с их новых хозяев.
Потом стали думать, кому ударить челом быть их воеводой и остановили выбор на князе Дмитрии Михайловиче Пожарском, который в это время залечивал раны в своей суздальской вотчине. Род Пожарского принадлежал к «захудалым» княжеским родам, и первая половина его жизни прошла тихо и незаметно. Безупречной нравственностью он не отличался, и при Годунове его фамилия значилась в списках доносчиков, во множестве расплодившихся вокруг Борисова трона. Зато Пожарского не видели ни в Тушине, ни рядом с поляками. А год назад он храбро сражался в рядах первого ополчения под началом Прокопия Ляпунова. Выдающимися воинскими талантами князь не блистал, но на его счету было несколько удачных стычек с воровскими шайками.
Пожарский вначале отказался принять должность главного воеводы, ссылаясь на неспособность, но потом сдался на неотступные просьбы нижегородцев. Весной 1612 года он возглавил 100-тысячную рать, собравшуюся в Нижний из десятков русских городов. Из глубины разорённой страны неожиданно вышла огромная народная силища, которой предстояло освободить Москву.
В июле 1612 года ополчение Минина и Пожарского двинулось из Нижнего к Москве. Надо было поспешать, так как на помощь засевшим в Кремле полякам шёл гетман Ходкевич с подкреплением и огромным обозом.
Ополченцы успели к столице первыми. Князь Пожарский расположил войско вдоль Белгородской стены, сосредоточив основные силы у Арбатских ворот. 22 августа на западе показались клубы пыли: это приближалась армия гетмана. Ходкевич беспрепятственно переправился через Москву-реку у Девичьего поля, отогнав казацкие отряды Трубецкого. В то же время польский гарнизон сделал из Кремля удачную вылазку, загнав в реку часть русских войск. Конница Ходкевича дошла уже до Тверских ворот, но здесь московские стрельцы, прячась за обгорелыми печами разрушенного Земляного города, стали так метко поражать поляков из ружей, что те поворотили коней, а польский гарнизон подался назад в Кремль.
На следующий день противники не возобновляли сражения. Но на рассвете 24 августа гетман предпринял новую попытку пробиться в Кремль через Замоскворечье. Польские гусары с боями прорвались к Пятницкой улице. Здесь полуголые и плохо вооружённые казаки, словно слепни, облепили тяжеловооружённых поляков, в то время как Минин с тремя сотнями московских дворян ударил им в тыл и смял два эскадрона. В этом бою у него на глазах погиб его племянник. К полудню поляков отогнали от центра города и захватили 400 телег с припасами. Ходкевич отошёл к Воробьёвым горам, а оттуда, обнадёжив осаждённых скорой помощью, без боя ушёл в Польшу.
Для запертых в Кремле и Китай-городе поляков наступили судные дни. Они ещё бодрились и на предложение сдаться отвечали бранью и насмешками: видано ли дело, чтобы благородные шляхтичи сдавались скопищу голытьбы и мужиков! Называя русский народ наиподлейшим в свете, их благородия между тем выкапывали из земли погребённые трупы и пожирали их. Обезумевшие от голода, они в горячечном бреду бросались друг на друга с саблями, видя в товарищах лишь плоть, годную для употребления в пищу. Никогда — ни до, ни после — древняя русская твердыня не видала более диких и ужасных сцен. «Я многих видел таких, — рассказывает участник осады пан Будило, — которые грызли землю под собой, свои руки, ноги, тело. А хуже всего, что они хотели умереть и не могли. Они камни и кирпичи кусали, прося Господа Бога, чтобы они сделались хлебом, но откусить не могли».
Когда в конце октября ополченцы захватили Китай-город, их взорам предстало омерзительное зрелище — множество котлов, наполненных человеческим мясом. Уцелевшие поляки ушли в Кремль, где просидели ещё четверо суток и сдались, предварительно выговорив себе пощаду. Людоедов разослали по дальним городам и заточили в тюрьмы.
А весной следующего 1613 года выборные люди от всей Русской земли избрали на царство Михаила Фёдоровича Романова. Смута в Московском государстве закончилась.
Для проявления душевной щедрости
Сбербанк 2202 2002 9654 1939
Мои книги на ЛитРес
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
Вы можете заказать у меня книгу с автографом.
Вышла в свет моя новая книга «Суворов». Буду рад новым читателям!
Открываю подписку на издание моей книги «Названный Лжедмитрием».
«Последняя война Российской империи» (описание)
Заказы принимаю на мой мейл cer6042@yandex.ru
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.