Сгоревшая звезда. Глава 9
Мирослав Матвеев
В самый последний момент адмирал попросил курировать один проект. Изначально его контролировали Ирвин Харс, ректор нашей академии, вдохновитель и разработчик этой операции, и ребята из контрразведки. Я понимал, что это был разработанный ими великолепный план с прекрасно подобранными исполнителями. И мне отводилась, в принципе, роль наблюдателя. Но секретчики второго отделения решили, что пока это не их территория, и в самый последний момент начальство контрразведки устранилось от участия. Я видел, какое недовольство вызвало такое решение у тех офицеров, которые участвовали в разработке. Но приказы командования не обсуждаются. И прекрасно спланированная, но очень спорная операция осталась полностью в военном ведомстве.
Я только краем глаза просмотрел личные дела группы. Увидел, что командует Гарц Обренович, и успокоился. Бывший подчиненный, он был лучшим в моей группе. Я хотел его забрать к себе в штаб, но Гарц отказался и остался в разведке. И вот теперь мы стояли в кабинете адмирала и согласовывали последние уточнения. В первый момент я даже не узнал своих ребят. Без биоактиваторов и усилителей они стали ниже ростом и не такими мощными. Умом я понимал, что это нужно для успешного выполнения задания, но чувство беспокойства не оставляло меня. И еще я остро жалел, что так пренебрежительно отнесся к ознакомлению с делами личного состава. В группе, между Обреновичем и Белинским стояла Кира. Маленькая, хрупкая и отрешенная от всего происходящего. На фоне этих двух богатырей она со своей короткой стрижкой казалась подростком. Больше всего поражали ее глаза. Опустошенным взглядом она смотрела в одну точку и односложно отвечала на вопросы, как робот. Память у меня была, как у всех разведчиков, фотографическая. Если увидел один раз, запоминал навеки. И я точно помню, когда перебирал файлы с информацией, ее фамилии среди участников не было. Если бы я раньше узнал, что она принимает в этом проекте участие, ни за что не пустил. Все сделал, но не позволил бы ей рисковать собой.
Я, конечно, всегда мечтал, что она пойдет по моим стопам. Тем более у нее все для этого было: и сильный дар с почти неограниченным резервом, и сила воли, и прекрасная память, позволяющая ей запоминать даже маленькие нюансы. А самое главное, она могла мыслить и анализировать. Я всегда ею гордился. С того самого момента, как в роддоме медицинская сестра со словами поздравления передала мне кулек с моей девочкой. К сообщению Аурики о беременности, помню, я отнесся вполне спокойно. Конечно, изобразил на лице радость, чтобы не расстраивать любимую жену. Но во мне ничего не шелохнулось. И когда на Туртаран, где в то время базировался мой отряд, сообщили, что у меня родилась дочка, тоже ничего не почувствовал. В больницу рванул больше для того, чтобы не расстраивать Аурику, а не потому что проснулись отцовские чувства. И вот я стою в комнате для выписки и держу этот конверт с выглядывающим из него красным сморщенным личиком. И не знаю, что делать. Вдруг малышка распахнула глаза и посмотрела на меня внимательным изучающим взглядом. Я на какое-то мгновение просто замер. Она изучила мое лицо, и одновременно улыбнулась, и закопошилась в своих пеленках. Вот только тогда на меня нахлынуло. Такого ощущения я не испытывал никогда в жизни. Ни до этого момента не испытал его, ни после.
Аурика не хотела второго ребенка, слишком нас сильно мотало по всей галактике. Она предпочла ездить вслед за мной. А вторая жена хоть и родила мне долгожданного сына, но как-то не складывались у меня с этим мальчишкой отношения с самого первого дня. Он боится меня и не может с собой справиться. Как только я появляюсь на пороге, он или прячется, или начинает рыдать, пока мать или няня его не уведут.
Аурика всегда меня дожидалась на пороге, и Кира вместе с ней никогда не ложилась спать, пока я не приду домой. Всегда встречала, какой бы я не пришел и во сколько. Сначала ко мне навстречу бежали маленькие ножки, и я подхватывал дочь, и подбрасывал до потолка. Она подлетала, замерев от страха и восторга одновременно. Потом летело облако кружевных платьев, сверху лился задорный смех. Аурика всегда наряжала ее как принцессу. А когда дочка подросла, она просто висла у меня на шее, и я кружился вместе с ней. У нас всегда с ней было полное понимание. Именно я, а не мать, был в курсе всех ее девичьих тайн и секретов. Она даже первые шаги сделала ко мне. Тогда я прилетел с задания разбитый и морально, и физически. Мы во время операции потеряли трех парней. И, придя домой, я просто упал в кресло в изнеможении. Аурика стала снимать с меня грязную, пропитанную кровью и потом одежду. А Кира стояла недалеко и держалась за спинку дивана. Чуть-чуть постояв и поняв, что отец не спешит ее брать на ручки, она сама пошла ко мне. Мы с ее матерью замерли, боясь спугнуть момент.
Как я ею гордился, еее успехами и победами. А гордиться всегда было чем: победительница олимпиад и соревнований, лучшая ученица в классе. А когда почувствовал, что она еще и носитель моего дара, ног под собой не чувствовал от радости. Сколько всего светлого и доброго в моей жизни было связано с моей девочкой. И как было обидно, когда она не поняла моего поступка, не приняла моих доводов и безоговорочно встала на сторону матери. И не просто встала, а еще и отказалась наотрез от нашей общей мечты, быть военной. И последнюю точку поставила, взяв в знак протеста фамилию матери, тем самым отрекаясь от меня окончательно. Сколько лет прошло, а обида до сих пор гложет душу. Я так и не простил ей этого. И все эти годы даже не интересовался, как они живут.
И вот она сейчас стоит передо мной. Серьезная и какая-то отрешенная. И я совсем не чувствую тепла, которое сопровождает наши потоки. Как будто она специально спрятала от меня свои способности. И, даже несмотря на обиду, я не хотел, чтобы моя девочка участвовала в этой смертельно-опасной операции. Да, я всегда мечтал видеть ее в форме и при погонах. Я мечтал, как приду в мундире при полном параде к ней в академию на выпускной, и мы закружимся с Кирой в танце. Но служить она должна была в безопасном месте. Не лезть в самую гущу событий и не подставлять свою голову под пули. Интересно, почему она поменяла свои взгляды? Или это попытка примириться со мной? И я не выдержал, дождался, когда все вопросы урегулировали, и подошел к ней. Она стояла смирно и смотрела мимо меня.
– А мать знает, куда ты собралась? – нарочно непринужденно спросил я у нее.
– Я сирота, – безжизненным голосом ответила она мне и, немного подумав, добавила: – Круглая. Разрешите идти?
И получив разрешение от адмирала, вся группа вышла в коридор. А я застыл посередине кабинета оглушенный и раздавленный. Как сирота? А где Аурика? Может, я обознался, и это не моя дочь? Но я не мог перепутать. Горло сжимала стальная хватка удушья. Решительным шагом я вышел в коридор.
– Кира, – громко позвал ее. Она остановилась, но поворачиваться ко мне не стала. – Нам надо поговорить.
– Это приказ? – так же сухо поинтересовалась она. – Если это не приказ, а все рабочие моменты мы обговорили в кабинете, то, разрешите, я продолжу движение в заданном направлении.
Я смотрел на нее и не узнавал свою девочку. На ее лице не было никаких эмоций. Вообще никаких. Ни злости, ни раздражения, ни негодования. Передо мной стоял андроид. И меня вдруг осенило.
– Кира, ты меня не узнаешь? – поинтересовался я.
– Почему же? Узнаю, – ответила она. – Но это не повод меня останавливать, мне ваша персона не интересна. И если у вас нет ко мне вопросов, касающихся службы, то прошу меня не беспокоить.
– А если есть? – спросил я, наливаясь злостью.
– А если есть, прошу их обсудить с моим непосредственным командиром Гарцем Обреновичем или ректором академии, – отбрила она меня. – А меня прошу не трогать, вы мне неприятны.
И она, развернувшись, пошла на выход. Я стоял как оплеванный. Самое скверное, что свидетелями этой сцены была почти вся группа Обреновича. Сжав кулаки, я резко развернулся и вошел в кабинет адмирала.
– Мирослав, что произошло? – задал вопрос адмирал. – На тебе лица нет.
– Кто эта девушка? Я не успел ознакомиться с ее личным делом, – сдерживая злость и раздражение, спросил я у еще находящегося в кабинете ректора.
– Полное имя Кира Раш Эрцог Алегро, – с недоумением глядя на меня, ответил Харс. – Однокурсница и побратим погибшего принца Умага Раша Эрцога. Сейчас носит только его фамилию ‒ Кира Эрцог.
– Почему она зачислена в эту группу? – продолжал спрашивать я, еле сдерживая свою силу. Харс и адмирал не спускали с меня пристальных взглядов. – Неужто никого сильнее этой девочки не нашлось. Да, она сильный маг огня, но есть и посильнее. Тем более группе разрешено пользоваться энергией только в крайнем случае.
– Теряешь хватку, – сквозь зубы с раздражением произнес адмирал. – Тебе надо лучше готовиться к тем поручениям, что я тебе даю. Как ты мог не ознакомиться с делами и не вникнуть во все детали операции? Кира Эрцог перегорела на Умаге. Это она и Пабло Тур подняли огненную стену и не позволили пиратским пикачам прорваться к Ассамблее геологов, где прятались королева Умага, ее сноха, принцы и еще несколько сотен жителей. А в группе она потому, что как побратим Раша Эрцога прошла кастовые лагеря умагцев и как никто подготовлена к этой операции. Воинское звание она получила уже после того, как ее год выхаживали все наши медики.
– Я теряю хватку? – тяжелым взглядом посмотрел на адмирала. – А ты знаешь, кто ее родители?
– Мать, Аурика Алегро, умерла, как только девочка закончила школу, – вмешался в разговор ректор. – А отца она не знает.
– Не знает или не хочет знать? – перевел я свой взгляд на Харса, продолжая сжимать кулаки. – Ирвин, ты в молодости неоднократно был у меня в гостях. И ты не помнишь, как звали мою первую жену и дочь? Кира ‒ моя дочь от первого брака. И я требую, чтобы ее отстранили от этой операции. Слышите?
– Боюсь, что это невозможно, – спокойно ответил адмирал. – Во-первых, нигде нет информации, что она твоя дочь. Во всех ее анкетах в графе отец прочерк, и даже в свидетельстве о рождении. Во-вторых, она сама не откажется от участия. Несмотря на то, что все ее эмоции сгорели, она остается прямым и честным человеком. Я не знаю, что между вами произошло, но в ней все-таки много от тебя. В том числе упрямство и ответственность.
– Я ушел от ее матери к другой женщине. Она мне этого не простила, – устало опускаясь на стул, ответил я. Тяжесть земного притяжения навалилась мне на плечи всей силой. Даже дышать стало трудно, и невыносимо запекло в груди. – Аурика умерла, как только она окончила школу? Это значит почти сразу после развода. Она мне этого никогда не простит. Я должен уберечь мою девочку. Я лечу с ними.
– Даже не думай, – спокойно ответил адмирал. – Не хватало мне еще операцию превращать в семейные разборки. Мы слишком много сделали для ее успешного выполнения, и все тщательно спланировали, чтобы рисковать. Единственное, чем я могу помочь тебе, это забрать у тебя несколько дел и отдать другому, чтобы вы с Ирвином полностью погрузились в эту операцию.
Домой идти не хотелось. Впрочем, мне уже давно не хочется туда возвращаться. Там одно и то же каждый раз: испуганный сын, к которому я не испытываю никаких чувств, молодая и красивая жена, которой я должен гордится. Я и горжусь для всех, а для меня она так и не стала близкой и родной. Никогда не спросит, как дела, а если сам начинаю говорить, делает вид, что внимательно слушает. А сама только и ждет паузы, чтобы выпросить очередную тряпку или украшение. Я подошел к шкафу, в котором хранились бутылки с алкоголем. Налил себе полный стакан виски и выпил залпом. Чувство вины, с которым я боролся все эти годы, начало поднимать голову. Но я опять засунул его глубоко. Вернее, залил еще одним бокалом виски. На душе было мерзко и муторно.
Перед глазами стояла Кира, только не такая, какой я увидел ее сегодня, а веселая и открытая. Пускающая в воздух огненных птиц, делать которых долго тренировалась втайне от нас с матерью. И впервые запустила на годовщину нашей с Аурикой свадьбы. Последнюю годовщину. Вспоминал я ее и в тот момент, когда собирал вещи и высказывал Аурике все, что думал по ее поводу. Я и сейчас не могу сам себе признаться, насколько мои слова были несправедливы. Все пытаюсь себя успокоить тем, что был прав. И все, что я ей тогда сказал, заслуженно. Только вот глаза дочери в тот момент не дают покоя.
Я выпил еще один стакан виски. Алкоголь не брал, несмотря на то, что пил я его не закусывая. Кира тогда стояла возле стенки, кусала губы, сдерживая слезы, и молча наблюдала за мной. Она казалась пришибленной и растерянной. Аурика рыдала на диване после очередной моей фразы, в которой я пояснил ей, что у меня есть другая любимая женщина. Что мы давно вместе и что скоро она родит мне сына. Кира подошла ко мне вплотную и бросила с такой ненавистью:
– Я ведь тебе верила. Ты был для меня самым лучшим и непогрешимым. А ты оказался предателем и подлецом. У меня нет больше отца. – И повернувшись к матери добавила: – Не плачь. Зачем тебе это ничтожество нужно. Лучше никого не иметь рядом, чем вот такого, как этот. Всадит тебе нож в спину, да еще и тебя обвинит в том, что ты его удержать хотела, вынося из-под него раненого горшки и сутками делая массаж, разрабатывая его недвижимые конечности.
И я ее ударил. По лицу. Наотмашь. Зло. Первый раз в жизни. Я же на нее даже голос не поднимал, а тут ударил.
– Не смей так со мной разговаривать, – прошипел я. – Наши отношения с матерью ‒ это наши отношения. И совсем тебя не касаются.
– Не смей ее трогать! – с криком между нами вклинилась Аурика. – Уходи. Заклинаю, уходи. Я отправлю все твои вещи с курьером. А хочешь, мы уйдем. Только сейчас уходи.
– И это я тоже запомню, – сдерживая слезы и сжимая руки в кулаки, с ненавистью произнесла тогда Кира.
В кабинет зашел Ирвин Харс. Его лицо, обезображенное шрамом, ничего не выражало.
– Пьешь? – спросил он, присаживаясь в соседнее кресло.
– Пью, – со злостью ответил я и посмотрел на него, ожидая успокоительных и ничего не значащих фраз.
– Несправедливость алкоголем не зальешь, – неожиданно тихо сказал он. – Есть вещи, которые не прощают. Тебе просто это надо принять и жить с этим. Пойдем, я тебя домой отвезу.
– Не хочу. У меня нет дома, там тошно и чужое все. – И, немного помолчав, спросил. – К ней эмоции вернутся?
– Должны. Гарц с Эдом все делают, чтобы ее раскачать. Но пока все очень сложно. Она за год даже улыбаться не научилась.
– Записи с Умага есть?
– Да. В архиве под грифом, – ответил Ирвин и добавил: – Смотри, она на Умаге погибла как герой и торжественно захоронена на центральной площади вместе с членами экспедиции. Имей это в виду. Так надо.
– Я понял. Все-таки поехали домой. Дома спать удобнее, – сказал я, поднимаясь.