– Николай Максимович, давайте вспомним одного из ваших великих педагогов – Петра Пестова.
– Он был очень непростой человек. Мне очень приятно, что вы о нем вспомнили. Некоторое время назад я получил сообщение от секретаря Головкиной, которая работает больше 50 лет в Московском хореографическом училище, которое я закончил, от Зои Александровны Ляшко – она очень дружила с Пестовым. Она мне написала:
«Я как будто читала свою жизнь, потому что о нем никто так подробно не написал. Никто его так не описал объемно»
Я его не хвалю в книге. Я его описываю честно, каким он на самом деле был человеком – очень резким, очень сложным.
Может быть, вы когда-то это слышали от меня. Меня дома, например, наказывали очень сильно. И Петр Антонович очень сильно наказывал. Но я не знаю, почему, у меня никогда, даже в детстве не возникало обиды. Я знал, что я в чем-то виноват. Я знал, что это потому, что я или пошалил, или был невнимательным.
Недавно слушал одного психолога, который говорил, что вот потому-то вы это не признаете, потому что вы выросли в насилии – пример какой-то был. Я пытался все это на себя переложить, но я понимал, что я не вырос в насилии.
Я по сей день ему обязан, потому что его жесткость, его мудрость – она позволила моему ленивому характеру, безумно способному ребенку, которому все давалось легко, научиться концентрироваться, научиться стараться.
– А за что он вас наказывал?
– Я к нему пришел в 13 лет. И все время смотрел в окно. У нас стояла береза очень близко к окну, и на ней гнездо было. Там вороны снесли яйца. И появились птенцы. Я прямо наблюдал весь их период взросления. Это все происходило на очень близком расстоянии – стекло и почти сразу же гнездо. И оно меня больше интересовало, чем происходящее в классе.
– И что он говорил? Типа, Коля, не считай ворон, иди и занимайся станком?
– Топор висел. В воздухе висел топор. Я не знаю, как он этого добивался. Для меня это до сих пор загадка. Мы его боялись как огня. И когда нам уже было 18 лет, мы выпускались, я помню урок, когда рыдал весь класс. Тринадцать человек стоит и плачет в голос, не останавливаясь, работая, но плача. Вот как он нагнетал обстановку?
Ни разу на сцену он меня не выпустил. Вот в момент, когда были сложные концерты в школе или в Большом театре, чтобы он меня сильно не наоскроблял где-то за минут 10 до выхода? Я должен был нарыдаться – и вот в таком состоянии выходить. Наверное, через месяца три у меня слезы высохли, через месяца четыре я вообще вот просто на это не реагировал. Когда начались гадости и подставы в Большом театре, а они начались просто, я вам описать не могу, с какой мощью – мне было все равно.
Я ему вот тогда позвонил и сказал: «Петр Антонович, всегда коленопреклоненный. Спасибо! Я вот сейчас понимаю: зачем это было все». Он рассмеялся и сказал: «Ну вот не все, к сожалению, мне были благодарны за то, что я их приготовил». Он психику вытренировал, вы не представляете, как.
– Он в свое время сказал, что дал вам совет, чтобы вы вовремя ушли со сцены.
– Но я ему пообещал 5 июня 92-го года. Я ушел 5 июня 2013-го года. Я пообещал, что я буду танцевать 21 год. Я день в день ушел. Он мне сказал: «Не танцуй больше 20 лет». Я сказал: «Ну, почему, Петр Антонович? Ну, может быть, 21?». Он мне сказал: «Ну, хорошо. Двадцать один протяни». И ровно получилось 21. Да, вовремя, я считаю. В чем была его мудрость? Он очень правильно сказал, что «твоя природа... она будет прекрасна, пока она свежа. Как начнется старение, на тебя будет жалко смотреть». И он был абсолютно прав.
– Но ведь для любого артиста уход со сцены – это же трагедия?! Вы же совсем маленьким приходите...
– Для меня было счастьем, потому что я вытанцевался. Я очень много танцевал. Вот даже когда я делал книгу «Мой театр», там же все даты не просто так написаны, потому что я всю свою жизнь честно вел этот дневничок – театральный только. Я как ребенок тех, у кого много репрессировали и отбирали, я приучен к тому, что ничего нельзя записывать, но я записывал только балетное.
Когда я просматривал, оглядываясь назад, думал: а когда у меня было время это все отрепетировать или выучить? А когда я спал, понимая, что это за нагрузка. Потому что там написаны партнерши, города... Это все вместе складывается. Думаешь: А ел я когда? Допустим. Понимаете? По молодости, видимо, это все было легко.