Продолжаем публиковать воспоминания Никифора Александровича Ильинского, основная часть которых посвящена Вологодской духовной семинарии конца XIX — начала XX в.
Вспоминая разные случаи из своей жизни, мне пришло на мысль остановиться на одном обычае, укоренившемся в семинарии, или правильнее сказать – во всех учебных заведениях и повторявшемся из года в год в одно и то же число. Я разумею 1 апреля. В семинарии в этот день получалась масса «обманчивых» писем. Должен сказать, что и мне приходилось принимать участие в подобного рода «обманах». Что делать? Жизнь брала свое. Хотелось иногда встряхнуться, выйти из своих обычных забронированных служебных обязанностей и выкинуть какую-ниб[удь] невинную шутку. Эти шутки не были ни для кого обидны и вызывали на время веселое настроение, смех, шутки… и больше ничего. Вот несколько таких шуток-обманов.
Один из моих сослуживцев очень желал перейти на службу в дух[овное] училище на предмет арифметики, преподаватель которой собирался выйти в отставку. На этой почве мне и вздумалось обмануть своего коллегу. Накануне 1 апреля я сходил в почтовую контору, взял у телеграфистки чистый бланк для подачи телеграммы и, явившись в квартиру, составил такую телеграмму: «Вологда, семинария NN (были обозначены должность и фамилия): «Приказом об[ер]-прокурора вы назначены преподавателем арифметики Вологодского училища». Добряков. (делопроизв[одитель] Учебного Комитета). Заклеив телеграмму, я передал ее утром 1 апреля швейцару с наказом отнести моему сослуживцу, имевшему квартиру при семинарии. Телеграмма была вручена матери адресата, который, кстати сказать, находился еще в постели. Думая, что телеграмма послана одним из сыновей, состоявших на службе в разных местах России, она разбудила сына и вручила ему телеграмму. Мой коллега, не вставая с постели, вскрыл ее и, прочитав, быстро соскочил с постели. Этой стремительностью он немало встревожил свою мать, подумавшую, что получено какое-ниб[удь] неприятное известие от одного из ее детей. Успевший окончательно прийти в себя и вторично пробежавший телеграмму, мой сослуживец сказал: «Не бойся, мама, известие касается меня. Я назначен учителем арифметики в Вологод[ское] училище. Странно только то, что я не просился на это место», – и успокоив мать, он быстро оделся и пошел в семинарию. О намерении обмануть, или, вернее сказать, пошутить над своим коллегой, я предупредил инспектора и еще двух-трех человек с просьбой, если во время его прихода меня не будет в учительской, последить, какое впечатление произведет на него телеграмма. Но вот и он. Поздоровавшись с нами, наш коллега несколько раз прошелся по комнате и затем, подойдя к инспектору, предъявил последнему телеграмму. Инспектор не выдал себя. Внимательно прочитал телеграмму, он возвратил ее NN, причем серьезно поздравил его с назначением. Вслед за этим и мы осведомлены были о содержании телеграммы и в свою очередь принесли ему поздравления. «Странно все-таки, что Учеб[ный] Комитет назначил меня без моей просьбы и моего согласия», – сказал наш коллега и стал строить некоторые планы. Обратившись затем к инспектору, он попросил последнего освободить его от занятий на сегодняшний день.
«Надо будет сходить к смотрителю училища, взять программу и попутно купить учебники по арифметике», – промолвил он и направился к выходу из учительской. Взрыв неудержимого хохота раздался в учительской. N остановился и с недоумением смотрел на нас. «Вспомни, какое сегодня число», – обратился к ошеломленному N один из находившихся в учительской преподавателей. Нужно было видеть сконфуженную физиономию обманутого и в то же время полное разочарование.
Еще первоапрельский обман. Преподаватель И.П. Р-в, видевший мои проделки, с апломбом заявил, что его ни в каком случае не провести в это «обманчивое» число. Задолго до наступления следующего 1 апреля я стал обдумывать план обмана этого преподавателя. Случайно из разговоров мне пришлось узнать, что сослуживец Р[омано]ва или просто хорошо ему знакомый чиновник по прежнему месту службы в г. Курске назначен в Архангельск и что около 1 апреля он должен проезжать через Вологду. Имя, отчество и фамилию я запомнил. На этих данных я и построил план обмана Р[омано]ва. Незадолго до 1 апреля я сходил в типографию и заказал отпечатать три визитных карточки с именем имеющего проехать через Вологду знакомого Р[омано]ву чиновника. Наступило и 1 апреля. Взяв одну карточку, я написал на ней следующее обращение, обращенное к Р[омано]ву: «Многоуважаемый И[ван] П[етрови]ч. Вчера я прибыл в Вологду, заболел. Необходимо Вас видеть. “Якорь”. №16». Вложив эту карточку в конверт и сделав на ней соответствующую надпись, я попросил одного из служителей, более расторопных, одеться, явиться в семинарию и лично вручить вложенную в конверт карточку Р[омано]ву, назвавшись половым из «Золот[ого] якоря». Служитель сделал все как следует и выдержал свою роль прекрасно. На вопрос Р[омано]ва, чем заболел пославший его барин, служитель сказал, что об этом ему неизвестно, но что «они» лежат в постели. Дело происходило пред последним уроком. Еще на предыдущей большой перемене, во время чаепития, Р[омано]в интересовался, не обманут ли кто-ниб[удь] сегодня и, когда узнал, что обманут был фельдшер, то немало смеялся и при этом сказал, что он крепко помнит это число и что его не поддеть на первоапрельскую удочку. Кончились уроки. Я прошел в квартиру и, быстро одевшись, пошел по следам Р[омано]ва, державшего путь в «Зол[отой] якорь». «Ну, значит, клюнуло», – заключил я и возвратился домой. Наступил следующий день. Явился в семинарию на уроки и Р[омано]в. Со мной он поздоровался как-то отрывочно, конфузливо, стараясь не смотреть на меня. Подан был звонок на уроки. Я вышел в коридор. Вышел в коридор, направляясь в класс, и Р[омано]в. Увидев меня, он быстро подошел ко мне «Послушайте, Н[икифор] А[лександрови]ч, это ваша проделка?» – показывая на визитную карточку, спросил он меня. – «Угадайте…» – «Да тут нечего угадывать, дело ясное; однако и одурачили вы меня». – «На то было 1 апреля, вы же ведь почти клялись, что вас не провести». – «Да, но знаете…», – и не договорив того, что он хотел сказать, Ро[мано]в прошел в класс.
Во время чаепития один из преподавателей, не обращаясь ни к кому лично, спросил, благополучно ли ныне в смысле обмана прошло 1 апреля. Р[омано]в, услышав этот вопрос и прискочив на стуле, почти крикнул: «Представьте, я был одурачен и никогда не прощу себе этого случая». – «Вот как! А помните, вы-то особенно уверяли, что вас не провести. Однако расскажите, что с вами случилось и как вы могли попасть в лукавые сети Н[икифора] А[лександрови]ча?» Когда Р[омано]в своем рассказе дошел до того, как он настойчиво искал в «Якоре» своего знакомого чиновника, то все смеялись донельзя. И действительно, было забавно. Явившись в «Якорь», Р[омано]в, как и рассказывал, прошел вверх и почти сейчас же нашел комнату №16. В тот момент, когда он хотел войти в эту комнату, как двери открылись и из нее вышла дама. Р[омано]в буквально оторопел, зная, что знакомый ему чиновник был холостой. «Что вам угодно?», – спросила эта дама Р[омано]ва. Последний назвал себя и спросил, можно ли войти в комнату и видеть NN? «Здесь такого нет, вы ошиблись». Р[омано]в торопливо вынул карточку из кармана пальто и проверил номер комнаты. Номер был действительно 16, пред которым он стоял. «Повторяю вам, что в этом номере остановилась я с мужем и сыном», – и, повернувшись, вошла в свой номер. Увидев проходившего по коридору полового, он обратился к последнему, чтобы выяснить свое недоумение. «С такой фамилией у нас приезжих нет», – выслушав, сказал половой. «Но как же так, вот карточка, посмотрите». – «Здесь какая-то ошибка». Справились в книге для поступивших в гостиницу… и в ней знакомого не оказалось. С полным недоумением он направился к выходу. Спускаясь с лестницы, он обратил внимание на висевшую доску с записями прибывших и вверху надпись мелом: «Прибывшие 1 апреля». Я сразу все понял и выбежал, как угорелый, повторяя про себя это роковое, так осрамившее его число. «Может же найти такое затмение?» – закончил свой рассказ Р[омано]в при дружном смехе всех сидевших за чайным столом.
А вот шутки другого рода, не имеющие отношения к 1 апреля. Одновременно в нашей семинарии были преподаватели Е. А. Бурцев и И. В. Бурсиков. Последний, как сказано о нем раньше, любил выпить и часто прежде, чем явиться в семинарию, заходил в «Пассаж», чтобы пропустить рюмочки две-три. В одно время Е. А. Бурцев, всегда носивший круглую, большую бороду по совету врача, вследствие появления на подбородке лишая, почти всю ее снял, вследствие чего вид его настолько изменился, что никто, кто с ним встречался, не узнавал его. На этой почве мне захотелось подшутить над Бурсиковым в том смысле, что к нам неожиданно приехал ревизор, имея в виду Бурцева. Шутка эта тем более могла удаться, что Бурсиков был очень близорук. Предупредив кой-кого из преподавателей, я вышел в коридор и стал дожидаться прихода Бурсикова. В половине перемены последний появился в семинарии. Поздоровавшись с ним, я сообщил ему о приезде ревизора, находившегося в настоящий момент в учительской. Известие это настолько ошеломило Ив[ана] В[асильеви]ча, что он попятился назад и, моргая своими близорукими глазами, по-видимому, имел намерение возвратиться обратно. «Ах, какая неожиданность! А я, знаешь, по обыкновению заходил в “Пассаж”, как же быть-то?» Я постарался его успокоить. «Ревизор сейчас ведет общую беседу с преподавателями, ты незаметно представишься ему, а на урок к тебе сегодня он едва ли пойдет», – сказал я, и мы направились в учительскую. Бурсиков шел как пришибленный. В тот момент, когда мы входили в учительскую, Бурцев стоял в дверях, отделяющих одну комнату от другой, навалившись на косяк и скрестивши по-наполеоновски руки на груди. Он что-то рассказывал, и все стояли около него. Заметив вошедшего Бурсикова, некоторые из преподавателей отошли в сторону, чтобы дать возможность приблизиться вновь прибывшему к мнимому ревизору, т. е. Бурцеву. Бурсиков между тем неуверенно и робко стал подходить к группе преподавателей. Заметив Бурцева и, конечно, не узнав его, он отвесил Бурцеву низкий поклон и отрекомендовался: «Бурсиков». Бурцев, подавая ему руку, очень серьезно в свою очередь отрекомендовался: «Бурцев».
«Преподаватель математики», – продолжал рекомендоваться Бурсиков.
«Преподаватель церк[овной] истории», – ответил ему Бурцев. Раздался неудержимый взрыв смеха. Бурсиков от такой неожиданности совершенно растерялся. «Вы, Ив[ан] В[асильеви] ч, как видно, приняли меня за какую-то особу, а между тем я самый обыкновенный смертный и к тому же еще ваш сослуживец», – сказал Бурцев. «Если бы не ваш голос, по которому я теперь узнаю вас, Евл[ампий] Ар[сеньеви]ч, то я ни за что не поверил бы, что это вы. Подшутил же надо мной Н[икифор] А[лександрови]ч, сказав, что в учительской находится ревизор».
Читайте текст целиком на портале Богослов.Ru по ссылке: https://bogoslov.ru/article/6192270