Дело было давным-давно, когда я была ребёнком. По случаю окончания третьего класса нам устроили выпускной в школе.
Конечно, в те годы масштаб события был не тем, что сейчас.
Прощальный концерт в детском кабинете. Вручение грамот детишкам. Трогательные фото с первой учительницей. И… сладкий стол.
О, этой части мы все ждали с нетерпением! Родительский комитет не только купил уйму сладостей, но и заказал огромный многоярусный торт.
Я тогда впервые увидела подобный торт. Как сейчас помню: жёлтые кремовые «птички» украшали бисквитную часть, по бокам усыпанную орешками.
Все дети её хотели.
Я тоже хотела такую птичку.
Родительницы-активистки стали накрывать на стол.
Среди них, конечно же, не было моей матери – та много и тяжело работала, как и положено истинному пролетарию, пашущему как лошадь без перспектив стать председателем колхоза. Ей некогда было заниматься организацией выпускного для дочки. Другие мамочки – из более обеспеченного круга – с огоньком взялись за дело.
За дело дележки торта.
Сначала всех ребят отогнали под девизом «вы толпой его снесёте, держитесь подальше, мы сами каждому по порции на стол поставим».
Потом, когда они отрезали от торта первые, самые лучшие куски, они тут забыли про свои слова и подозвали своих детей.
«Роднулечкам» они давали самые вкусные шоколадные конфеты, да ещё и в явно в большем количестве, чем это было рассчитано на одного ребёнка. Деньги на выпускной, прошу заметить, мои нищеброды-родители сдали в полном объёме, хотя и растили ребёнка-инвалида в суровые девяностые.
Мне достались конфета неудачника – приторная карамелька «раковые шейки». Я её терпеть не могла! Такие же «щедрые» пожертвования получили детдомовцы и ещё несколько детей-отщепенцев.
С-социальная справедливость.
Одна мамашка довольно грубо гаркнула на меня, когда я попыталась неделикатно напомнить, что сладкое хочет не только её «сладкий пирожочек», но и другие детишки. С боем я всё-таки получила тонюсенький кусочек, за который мои родители заплатили как за целый торт из кондитерской, одну стоящую шоколадную конфету, половинку – даже не целый кусок!– зефира и полстакашки дешманской газировки.
Кока-колу, Спрайт, Меринду и прочие дорогие газировки они наливали исключительно своим детям.
Р-равенство.
Алфавит изгоя, который я выучила ещё в школе.
Я сидела в центре комнаты в праздничном белоснежном платье с лентой под грудь а-ля Наташа Ростова, накручивала на палец непривычно уложенные кудри в стиле бухгалтерши из 90-х (мама хотела, чтобы на выпускной я пришла красивой!) и смотрела на происходящее как в плохом кино.
Мне казалось, что я вижу что-то смутно знакомое, но я не понимала, что именно.
Рядом со мной сел одноклассник – сын одной из мамочек, пиливших торт. Небедная семья, между прочим. Бизнесмены. Практически те самые «новые русские» из девяностых.
Мальчишка принялся расставлять «добычу», полученную из заботливых материнских рук: два стакана с Колой (для меня не нашлось даже глотка!), несколько кусков зефира, вафли, печенье (моё любимое «курабье» – мне дали один обломок, и тот почти без варенья), желейные конфеты, мармелад и шоколадные конфеты разных видов, не считая тех, что его мать предусмотрительно сунула в сумку – да-да, я всё видела!
«Мы сейчас принесём пирожные» – сказала одна из мамочек.
«А не слипнется ли у ваших деточек?»– подумала я с раздражением.
Меня всё сильнее охватывало возмущение, плавно переходящее в злость. Словно издеваясь, мне ещё и выдали несуразно большую пластиковую ложку.
Я покосилась на соседский огромный кусок торта. На нём сидела огромная жёлтая птичка. Я подвинула тарелку соседа и зацепила кремовую птицу на свою ложку. Птица исчезла.
– ЭТО МОЙ ТОРТ! МОЙ! МОЙ! – возопил офигевший одноклассник.
Я со смаком насладилась вкусняшкой, а затем, скосив под дурочку, посмотрела в глаза вопившему однокласснику и нагло соврала:
«Да? Какая досада! А я думала, это мой кусок.»
Крем со сладким вкусом возмездия.
Ммм, мой любимый!
Он жадно загородил своё сладкое королевство, но я не растерялась, а лишь повернулась к соседу слева и ловким движением сняла белковый крем с его корзиночки.
– Что ты делаешь?! Это моё пирожное! Я маме пожалуюсь! Это воровство вообще-то.
– Это не воровство, – глубокомысленно изрекла я, вспомнив уроки истории, которые ввели нам для ознакомления в третьем классе. – Это коммунизм!
Я оставила ему недогрызанную сухую часть «корзиночки» и ринулась в бой в поисках новых жертв.
Воспользовавшись суетой и отсутствием взрослых, я взяла две пластиковые тарелки и натащила всего, чего хотела для себя и своих подруг, попутно не забывая надкусывать самые смачные куски под визги ущемлённой «элиты».
Когда мы наконец уселись пировать в уголке, у нас были и вкусные пирожные, шоколадные конфеты с помадкой и орешками, пара рафаэлок, разноцветный зефир и гора печенья «курабье».
Не то чтобы мы отобрали у других детей всё…
Выпускники третьего класса не так уж много едят. Там было вполне достаточно еды, чтобы накормить и детей бизнесменов, и детей рабочих, и детдомовцев, и даже наглую инвалидку в белом платье, с несвойственным проворством метавшуюся по комнате ради благой цели: скоммуниздить крем с чужого пирожного.
Ибо нефиг грабить честных пролетариев.
А мальчику вместо сожранной птички я даже уступила свою конфету «раковые шейки». Она тоже не так уж плоха.
Увы, отказался.
Сказал, что «такое не ест».
Другие публикации:
Близкое по теме: