Что такое родители, друзья, близкие люди в нашей жизни? Наверное, это стены, которые надежно удерживают наш дом, помогая ему выстоять под напором даже самых сильных и опасных ветров. Начинает шататься одна стена, и весь дом оказывается под угрозой разрушения. И только усилия всех оставшихся помогают ему держаться…
Нам с моей самой близкой подругой Лилей было по четырнадцать. Мои родители к тому времени прожили вместе уже почти восемнадцать лет. Что было в их отношениях не так? Ссорились? Да, бывало. Уставали? Конечно. Потерялась острота ощущений, стушевались краски? Возможно. Любили ли, несмотря на это, друг друга? По-моему, да. Но мне кажется, именно я оказалась тогда основной сдерживающей силой, удержавшей их вместе, не позволившей им разойтись и начать жить самостоятельно. Любящие родители ведь прекрасно понимают, что для их ребенка, даже если ему уже четырнадцать, полноценная семья и живущие вместе родители – самая главная составляющая счастья. Может быть, именно поэтому, закончив школу, я не смогла уехать из своего родного города… Обязательства ведь не бывают односторонними…
Мой отец и Лилина мама работали вместе. Мы с Лилей учились в одном классе и дружили. Поэтому не было ничего странного в том, что порой мы все вместе ходили в кино, театр или на концерты, летом иногда ездили на пикники. Наверное, то, что потом чуть не раскололо две семьи и грозило разбить нашу с Лилей дружбу, уже тогда развивалось и созревало. Возможно, будь мы с Лилей опытнее или внимательнее, мы могли бы что-то заметить и раньше... Однако, по-детски беззаботные, мы и не подозревали, каким хрупким может быть тихое семейное счастье…
В тот день в школе были сокращенные уроки, а последние два и вовсе отменили, и нас отпустили намного раньше обычного. Было морозно. Недавно выпавший снег создавал эффект чудесной мягкой подсветки, отчего зимний вечер вовсе не казался темным, а снежные горки детского парка, у подножья которых еще недавно стояли лужи, просто не могли остаться без нашего внимания. Розовощекая разгоряченная малышня надежно оккупировала все спуски, и все же, побросав портфели, мы умудрились втиснуться в общую кучу-малу и раз десять пролететь вниз по залитому гладкому откосу. Однако, получив несколько синяков, мы с Лилей немного поостыли и вернулись к своим сумкам. Санька, третья составляющая нашего маленького тандема, был вынужден следовать за нами.
Времени по-прежнему было слишком много, и я предложила съездить на мороженое. До кафе, куда мы отправились, нужно было минут двадцать ехать на автобусе, но это того стоило. По крайней мере, тогда такое заведение было единственным на весь город. Новая мебель, мягкое, хорошо продуманное освещение, спокойная музыка, аккуратные, в униформе «с иголочки» официантки, а самое главное – вкуснейшее мороженое с разнообразными наполнителями, желе, коктейли, выпечка… На фоне совдеповского привычного общепита все это выглядело почти как сказка. В выходные очередь посетителей порой выстраивалась с улицы. В будние дни народу было, конечно, меньше, но найти свободный столик все равно было тяжело.
- …Я возьму три «шарика» с сиропом, шоколадом и печеньем,- я пересчитала свою наличность.- И слойку с начинкой из смородины… И коктейль…- Я почувствовала, как желудок в предчувствии разнообразной вкуснятины начинает тихо подвывать.
- Как мало тебе надо для счастья!- Лиля добродушно рассмеялась. Она всегда спокойно, без энтузиазма, относилась к таким маленьким радостям, как походы по магазинам, рассматривание журналов мод или посещение «сладких» кафе, хотя, на мой взгляд, порой они могут весьма эффективно повысить жизненный тонус.- Лично мне вполне достаточно булочки и чая. И погреться. Что-то я замерзла…
- А я солидарен с Алькой: отрываться – так по полной,- Саня побрякал мелочью в кармане.- Мороженое, пирожное и коктейль – вот моя сегодняшняя программа.
- Ладно, запомните мою доброту: когда превратитесь в колобков, я, так и быть, помогу вам выкатиться из кафе,- Лиля надула щеки, передразнивая нас.- Главное, чтоб в двери прошли.- Она остановилась возле входа в кафе и с самым серьезным видом критически осмотрела сначала нас, а затем и дверь, как бы сопоставляя ее ширину с нашими габаритами.
- Ой-ой-ой. Посмотрим, что ты скажешь, когда мы начнем есть. Мороженое… Ванильное, шоколадное, клубничное… А сироп! А слойки – горячие, душистые…- Я все еще пыталась соблазнить Лилю.
Она тем временем открыла дверь и первой шагнула в кафе. Я следовала за ней, на ходу разматывая шарф и пытаясь справиться с пуговицами шубы. Поэтому, когда Лиля резко замерла, словно споткнувшись обо что-то, я не успела среагировать и налетела на нее так, что чуть не сбила с ног.
- Черт!- Я сконфуженно выдала свое единственное, но любимое ругательное словечко.- Ты что, опять над задачкой задумалась?
Не оборачиваясь ко мне, Лиля рукой загородила мне дорогу и лишь промычала в ответ что-то невразумительное. Какие-то мгновения она стояла, замерев на месте. Потом резко развернулась и, уткнувшись мне в грудь руками, стала выталкивать меня наружу:
- Пойдем. Я передумала... То есть я вспомнила… Мне срочно нужно домой. Бабушка просила…- она бессвязно пыталась мне что-то объяснить.
- Да ты что! Мы столько сюда добирались. Съедим по-быстрому мороженое и сразу домой. Пятнадцать минут роли не сыграют…
- Нет,- она загораживала дорогу, не давая мне войти.- Надо ехать…
Я недоуменно пыталась справиться с ее отчаянными попытками лишить меня долгожданного мороженого, затем обернулась к Саньке в надежде найти сторонника и… И почувствовала, как по спине пробежал холодок нехорошего предчувствия. Санька, который уже тогда был намного выше меня, стоял, сдвинув брови и устремив взгляд куда-то поверх моей головы. На его лице застыло напряженно-болезненное выражение. Заметив, что я обернулась, он спохватился и, ухватившись за рукав моего пальто, тоже стал тянуть меня на улицу.
Я зацепилась руками за косяк двери и, не обращая больше внимания на старания друзей вытащить меня из кафе, вытянула голову… Мне даже не пришлось долго искать чего-то глазами. Взгляд сразу сфокусировался на них. Они сидели прямо напротив входа. Не скрываясь, не пряча лиц, настолько увлеченные друг другом, что присутствие нашей троицы осталось для них абсолютно незамеченным. Лилина мама и мой папа… Друг напротив друга. Глаза в глаза… Зажав в одной руке ее маленькую кисть, он что-то говорил, время от времени, прикасаясь губами к ее пальцам… Нежно, интимно… Второй рукой он касался ее волос, поправляя и лаская их. Ее щеки горели таким знакомым мне румянцем: когда Лиля начинала волноваться, ее лицо точно также первым сообщало об этом. Их разделял маленький столик, и, казалось, если бы не он, они бы давно прильнули друг к другу…
- Пойдем! Ну же!- Лиля чуть не плакала, стуча мне в грудь своими маленькими кулачками.
Разжав пальцы, я отпустила дверной косяк и позволила вытолкнуть себя на улицу. С неба сыпалась мелкая снежная крупа. Время от времени ветер подхватывал ее и швырял охапками нам в лицо. Не застегиваясь, без шапок и варежек, словно бессловесные привидения, брели мы по улице, боясь поднять глаза и увидеть на лицах друг друга дополнительное подтверждение тому, что и так теперь стало очевидным. Слишком очевидным.
- Застегнитесь,- Санька первым нарушил молчание и, загородив нам путь, почти силой заставил натянуть шапки и варежки и запахнуть шубы.- Нас уже ждут. Поехали домой…
- Как они могли!- я больше была не в состоянии сдерживать эмоции и яростно пнула ногой сугроб.- Это подло, гнусно, отвратительно! Они предали… Разрушили…- давясь словами, я махала руками и кричала, отчего прохожие бросали на нас озабоченные настороженные взгляды.
- Может быть, этому есть какое-то объяснение… Может быть, мы неправильно все поняли…
- Брось! Ты не хуже меня понимаешь, что это не так. Они даже не пытались скрывать своих чувств! Словно никто их не мог увидеть, услышать… Как будто то, что они делают, никого не касается…
- Мы не можем их осуждать. Это наши родители…
- Нет! Это твоя мама и мой отец! И у каждого из них есть люди, которых они не имеют права предавать и обманывать! Моя мама… Она же самая лучшая, самая добрая, самая красивая и нежная… Я не могу! Я не хочу его больше видеть! Никого не хочу видеть. И тебя в первую очередь!- Я оттолкнула Лилю и, размазывая по лицу слезы, свернула с тротуара и бросилась в темноту между домами.
- Алька, стой!
Не разбирая дороги, я летела в непроглядную, обделенную фонарями темноту двора. Вслед мне неслись крики друзей, но распиравшее меня отчаяние было настолько велико, что, казалось, никто и ничто не смогут меня остановить. Неожиданно предо мной возникла кирпичная стена какого-то здания. Глотая слезы, я свернула в сторону, но, пробежав несколько шагов, уткнулась в глухой деревянный забор. Побежала дальше – снова стена. С силой ударив по ней кулаками, я, наконец, заревела и сползла в сугроб.
Какое-то время я сидела, закрыв лицо руками, отчаянно жалея себя и не переставая хлюпать носом. Но даже в такой ситуации холодный сугроб был не слишком подходящим местом для времяпровождения, и постепенно его морозные объятия заставили меня немного протрезветь от обиды и начать приводить мысли в порядок. Я протерла глаза и огляделась по сторонам. Было темно, настолько, что взгляду не за что было зацепиться, кроме стены, возле которой я сидела, и забора, уходящего от нее в темноту. Очевидно, небо затянулось плотной завесой туч, и даже обильно нападавший снег не мог разбавить черноту декабрьского вечера. И все-таки там что-то происходило. Сначала я услышала какие-то звуки, а затем темнота словно вытолкнула из себя Саньку, запыхавшегося и взъерошенного. Увидев меня, он остановился, попытался отдышаться, уже спокойнее сделал несколько шагов в моем направлении, опустил свой портфель в сугроб рядом с моим, оперся спиной об стену и громко крикнул в черную пустоту:
- Она здесь!
Потом тоже сполз в снег и, не глядя на меня, выдохнул:
- Ну ты и дура!
Кажется, я уже и сама это понимала, поэтому, вопреки своим привычкам, даже не попыталась ощетиниться и лишь глубже закапалась лицом в рукава шубы.
- Извинись. Слышишь? Ты должна… Она же твоя подруга… Единственная, настоящая… И она нисколько не виновата в том, что случилось…- Санька не успел договорить, потому что на этот раз из темноты показалась Лилина хрупкая фигурка. Вид у нее был потерянный, даже жалкий. Ее вины в произошедшем, конечно, не было, но только она-то сама, наверняка, считала иначе…
- Алька… Слава богу, ты здесь,- она замерла на месте, безвольно опустив руки и словно боясь приблизиться ко мне.- Мы тебя везде искали…
- Знаю.- Я вылезла из своего сугроба.- У меня в голове все смешалось… Просто не укладывается: твоя мама, мой папа. Не представляю, как мы сможем жить с этим дальше… - я с сомнением покачала головой.- Делать вид, что ничего не произошло? Не знаю, как вы, но я-то точно не смогу. А если говорить, то что? Что мы можем сказать или сделать такого, что способно будет вернуть все назад?
- Ничего: то, что случилось, ты все равно запомнишь на всю жизнь. И так, как прежде, уже не будет. Но если еще и вы с Лилей станете кричать и отталкивать друг друга, то и вообще ничего хорошего не получится. На,- Санька протянул мне мой портфель,- можешь хорошенько огреть им меня по затылку, если тебе станет легче от этого. Можешь покричать сейчас: мы закроем уши и сделаем вид, что ничего не слышали. Только потом возьми себя в руки…
- Я постараюсь.- Соблазн покричать или подраться, даже несмотря на «убитое» настроение, все-таки был, однако, я сдержалась.- И простите меня, ладно?- Я осторожно глянула в Лилину сторону.- Я… Ну, балда, в общем, и все такое… Лиль, я сказала тогда не то, что думала. То есть я, конечно, так думала в тот момент, но в душе я всегда знала, что лучше тебя подруг не бывает. И… Я не могу смотреть на тебя, когда ты такая. Не сердись, пожалуйста. На таких, как я, нельзя дуться…
- Я и не дуюсь.- На Лилиных губах мелькнула грустная улыбка, но тут же она вновь помрачнела.- Это тяжело. Не представляю, даже подумать боюсь, как папа с этим справится. Он кричать не умеет. И драться тоже. И просить и умолять не будет. Просто соберется и уйдет. И будет держать все в себе. Он ведь маму так любит…
- Да, дернуло же нас ехать на мороженое. Сидели бы себе дома, ничего не знали. И все бы было тихо и спокойно.
- Все тайное когда-нибудь становится явным. Это же давно известно,- Санька уже продвигался в темноте по направлению к улице, мы осторожно следовали за ним. Оказалось, что медленно идти на ощупь было гораздо труднее, чем бежать, не разбирая дороги.- Глупо прятаться от проблем. Но в вашем случае я бы, пожалуй, пока никому ничего не говорил. Возможно, мы все-таки что-то не так поняли. Может быть, все и так утрясется…
- Угу. Просто они разойдутся, и все будет замечательно… Тебе хорошо говорить, ты своих родичей и так почти не видишь…- Я осеклась, с опозданием сообразив, что опять «ляпнула» что-то не то.
Санька притормозил, однако, не обернулся:
- Вот именно – не вижу. И оттого я прекрасно понимаю, как это важно, чтобы в семье все было хорошо. Я вам никогда не завидовал: такую бабушку, как у меня, еще поискать надо. Но ваши родители давно вместе. И раньше ведь особых проблем не было, так? Значит, еще есть шанс, что все наладится… А вы помочь им должны. До сих пор они вас оберегали и защищали. Теперь ваша очередь…
Дилемма, стоявшая перед нами: рассказывать или нет о том, что мы видели,- разрешилась сама собой. Очевидно, были и другие свидетели сцены в кафе, потому что, когда мы, наконец, вернулись домой, скандал уже разразился во всю. Мама закрылась в спальне и плакала. Отец сидел на кухне и был мрачен как никогда. Наша кошка Василиса, всегда особо остро чувствующая, когда в семье нелады, ходила с озабоченным видом из кухни к комнате и обратно и недоуменно по кошачьи ныла, словно призывая моих родителей одуматься и помириться.
То, что было дальше, сохранилось в памяти очень смутно и отрывочно. Странно: я хорошо помню многие, гораздо менее значительные события того времени. Но те «черные» дни как будто укутаны в сознании вязкой пеленой тумана, словно оно пыталось отгородиться, спрятаться от мрачных мыслей и скручивающей в тугой узел, исступляющей, безысходной тоски…
Помню мамины заплаканные и оттого пронзительно голубые глаза. Помню, как отец стоял перед ней на коленях и его полное отчаяния лицо… А еще - Романа Евгеньевича, Лилиного папу, сидящего на грязных ступеньках подъезда, огромного, всегда сильного, а в тот момент – беззащитного, одинокого, и скупую слезу, медленно сползающую по его небритой щеке…
Постепенно все как-то утряслось. Часы, дни, месяца… Они были самыми тяжелыми для нас и навсегда стали табу, той запретной темой, к которой ни наши родители, ни мы с Лилей по молчаливому согласию больше никогда не возвращались…
Людмила Прилуцкая
Подписывайтесь на ТГ-канал t.me/...ies, пишите в личку t.me/...ikp
Добрые истории со смыслом и теплотой