Редкий случай, когда смешной фильм вызывает слёзы не только от смеха. Хохотала до финального разговора сына с отцом, на этом диалоге сломалась. Сколько раз в подсознании я вызывала образ молодой мамы: лицо, тембр её голоса, тепло рук, очертание пухлых губ, взгляд, улыбку, причёску, нарядное оранжевое платье. Сколько раз мысленно говорила маме, глядя ей в глаза:
«…я пытаюсь тебе что-то доказать. Доказать, что... я такая же, как ты. Но, знаешь, мам, мы разные люди. Я вообще не знаю, есть ли у нас хоть что-то общее. Ты для меня была... центром мира, центром всего! Самая главная! Я всегда к тебе тянулась. Ты хотела сделать из меня…сильную, железную. Как ты. Но ты же не железная. Ты безразличная…Может быть, я тебе просто была не нужна?.. я твоя дочь. Я хочу, чтоб ты мне сказала, что ты меня любишь!..»
«Батя» представлен, как комедия, хотя я назвала бы кино социальной драмой. Между несколькими поколениями разверзлась пропасть за довольно короткой срок. Совсем недавно, всего лет тридцать-сорок назад, многих из нас воспитывали, как Макса. Меня, во всяком случае.
На вырост покупалось всё: от нижнего белья до обуви, и лежало до тех пор, пока не становилось малО.
Мой родной брат однажды пожурил маму: «Вечно ты её как попало одеваешь, всё велико. Она же девочка!» Дело было в Волгограде, мы приехали на его свадьбу. Брат купил мне два нарядных джемпера моего размера. Вернулись домой, мама спрятала подарки в шкаф.
– Мам, можно я надену?
– Порвёшь! Испачкаешь! Будет случай, дам.
Случай представился, когда рукава обоих джемперов едва доставали до локтя. Щегольнуть нарядами не удалось.
Штопанные по сто раз колготки, майки и одно единственное платьишко х/б – белое в розовый крупный горох с рукавами-фонариками и оборками внизу – весь прикид с раннего детства до самых старших классов. Ещё красные сандалики. Сначала на три размера больше, с ватой и газеткой в носкЕ, потом сжатые пальцы ног, чтобы не больно ходить было.
Чемоданы, пылившиеся под кроватью, ломились от отрезов тканей. Приближался выпускной:
– Мам, я придумала себе платье! – нарисовала карандашом. – Мне нужен нежно-сиреневый сатин и фиолетовый шёлк из жёлтого чемодана. Сошью сама.
– Придумай тогда сама, в чём пойдёшь на вечер!
Платье попросила у старшеклассницы, которая окончила школу годом раньше. Отрезы раздала после маминой смерти. Чемоданы отнесла в мусорный контейнер.
Сыну покупала всё самое красивое, качественное, стильное, модное, дорогое.
– Сын, что хочешь на день рождения? В какой ресторан пойдём?
– Ресторан на ваше усмотрение, дарите новый гардероб и «левайсы». Они, правда, девять тысяч стоят, но это же подарок!
Одежды и игрушек Яси, после того, как внучку забрали, хватило на целый московский микрорайон малышей.
– Зачем ты столько вещей покупала?! Несметное количество курточек, кофточек, блузочек, комбинезонов, платьев, юбочек, брючек разных фасонов, цветов и калибров! – удивлялись родители.
– Она же девочка! – фраза брата всю жизнь торчала занозой.
Современные дети имеют всё, о чём мы в их возрасте не имели даже представления. Людмила Петрановская пришла на смену Бенджамину Споку. Книгу «Ребёнок и уход за ним», изданную им в 1946 году, наверняка не забыли те, кто рожал в девяностые. «Библия Матери» – второе, просторечно-бытовое название пособия.
Какие там детские травмы, базовые психологические потребности, газлайтинг, проговаривание эмоций и немотивированная агрессия?! Как умели, так любили и воспитывали.
Мытьё рта мылом, захлопнувшаяся перед носом дверь квартиры, игрушки в серванте, в которые нельзя играть – с кем не бывало?
Помню немецкую куклу Герду. Белые блестящие волосы, зелёные глаза, пушистые ресницы, почти телесные гнущиеся руки и ноги, роскошные туфли и платье. Герда в прозрачной упаковке долго красовалась за стеклом – любоваться можно, трогать нет.
Улучив момент, когда мама уйдёт, вынула куклу из серванта, достала из коробки, вышла с ней погулять во двор. Злобные мальчишки отобрали игрушечную немку, изорвали одёжку, оторвали ей руку, выковыряли глаз, превратили красавицу в чудовище.
Горькое горе для ребёнка! Порка ремнём и угол были не самым страшным наказанием.
«– И что ты предлагаешь?
Лупить их так же, как отец тебя?
– Вот не надо, батя меня не лупил!
Батя просто на меня смотрел…»
Самым страшным наказанием для меня был мамин пристальный взгляд и долгое молчание. «Мамочка, можно я лучше в угол пойду? Спасибо мамочка!»
Ходячая кукла в половину моего роста – мечта детства. Шагала, хлопала ресницами и говорила: «Ма-ма!» Стоила десять рублей. Десять раз мы с мамой ходили в магазин на неё смотреть:
– Вот достанешь языком до промежности, куплю!
– Как?!
– Кошка Мурка же достаёт! – так мама приучала меня к гимнастике и спорту.
Покалеченное поколение. Заметил ли зритель картины «Батя» особенности характера взрослого Макса?
Мужик, хоть и успешный, но нерешительный, безвольный, сомневающийся во всём. Повезло, ему попалась понимающая, любящая, мудрая жена, она нивелирует метания мужа, направляет его, поддерживает.
Собирательный образ, как и её отношение к детям – точное попадание в современный подход к воспитанию, который зиждется на понимании, гиперопеке, вовлечении в общение, безусловной любви, строгости, превентивные меры исключены. Держится семейное равновесие на хрупких плечах женщины – хранительницы домашнего очага.
– Ну, и что вырастет из этих детей? – вопрос без ответа.
Что вырастет из сегодняшних детей, покажет время.
«Мы выросли, и ничего!» – эпохальная фраза, вместо заветной: «Я тебя люблю!» Не все пожилые отцы и матери умеют выражать чувства словами. Обнимут, прижмут к себе – отступают отчуждение и холод обид. Даже когда родители уходят от нас навсегда…
– … я тебя тоже! – отвечаем мы на их безмолвное признание.