Николай Каяла
"И снился мне путь на Север..." (Б.Г.)
Самолет мягко коснулся полосы, немного пробежал, пересчитывая стыки плит и зарулил на стоянку. Не дожидаясь остановки двигателей, пассажиры вскочили с мест и
стали торопливо одеваться. Подъехал трап и все потянулись на выход. Я был одним из последних. Стюардесса перед посадкой объявила минус 25. Понятно - Север, но до последнего оставалась надежда, что будет не так сурово. Все-таки апрель. Оказалось действительно холодно.
Дома, по дороге в аэропорт таксист, весело посмотрев на мои пальто и шапку, спросил: «Далеко собрался?». По улицам гуляли по-весеннему одетые люди, светило солнце. Своим нарядом я заметно выделялся из легких одежд гуляющих горожан и напоминал персонажа из мультфильма про заблудившегося во временах года деда Мороза.
«На зимовку»- попытался пошутить я.
Теперь выяснилось, что почти угадал. Здесь моя экипировка оказалась кстати. Да и то, демисезонное пальто и ботинки были слабоваты. Не подвела только шапка: высокая, правильной формы из качественно подобранного меха ондатры. Незадолго до отъезда я выторговал ее у своего однокурсника Паши Минаева. Паша был родом из Красноярского края и после каникул вернулся из дома в роскошном головном уборе. Мы отмечали встречу и Паша по обыкновению что-то рассказывал про свой поселок и родной леспромхоз. Он вообще любую историю начинал с фразы: «Вот у нас в леспромхозе...»
- « Хорошая шапка»,- перебил я его: «Не продашь? Я на Север еду.»
У меня как раз собралось несколько стипендий и я решил приодеться.
Паша подумал и сказал :
«Нет не продам. Давай так. Пойдем в ресторан, угостишь меня и шапка твоя». Зная Пашин размах, я благоразумно отказался. Через несколько дней Паша заскочил ко мне в комнату: «Шапку покупать не передумал?»
«У меня уже и денег почти не осталось.»- растерялся я.
Но очевидно Паше было очень нужно .
«Сколько у тебя есть ?»-спросил он
- «Рублей тридцать.»
Паша махнул рукой: «Давай». Это было почти даром.
Я натянул шапку поглубже на уши и огляделся. Ни вокзала, ни других строений, говорящих ,что это аэропорт не было видно. Только одинокий вагончик авиатехников и двухметровые стены снега по периметру стояночного перрона. Я вздохнул , деваться было некуда. Сам выбрал при распределении этот совсем незнакомый мне город.
Подошел автобус. Даже со стороны было видно, как в нем холодно. Позже я узнал, что среди своих он называется «скотовоз». Продуваемый холодным ветром, «скотовоз» загрузился прибывшими и медленно пополз по снежному коридору. Движение напоминало аттракцион «лабиринт»: с двух сторон стены снега, а вверху небо. Минут через пять неторопливой езды сугробы наконец закончились и мы развернулись на площадке перед одноэтажным зданием, похожим на средних размеров торговый павильон. Это и был аэровокзал.
На привокзальной площади было тоже не густо . Городской автобус под номером 1 и несколько машин. В основном «уазики» с брезентовым верхом. Как оказалось -основной вид транспорта местного начальства. Через площадь виднелось приземистое двухэтажное деревянное здание. Я спросил «штаб», мне показали туда. В одной руке у меня был
внушительный чемодан с крепкими кожаными нашлепками на углах , прозванный в народе «мечта оккупанта», в другой - перевязанные веревкой сапоги- болотники. Сапоги я купил в Тюмени, где была пересадка. Приобрести их настоятельно рекомендовали , как вещь крайне необходимую для проживания на Севере в период распутицы. Нельзя сказать, что этим меня напугали, но определенную долю растерянности и сомнений внесли. До этого я сапоги надевал всего несколько раз. Это было в далеком детстве после дождя. Теперь, судя по настойчивым советам, мне предстояло провести в них значительную часть своей жизни. Также мне сказали , что в виду страшного дефицита, их на месте не достать. Поэтому сапоги я купил в центральном универмаге Тюмени. Здесь их было навалом. В большом ассортименте они спокойно лежали на полке и были представлены всеми размерами.
Полутемный коридор штаба, изогнувшись под прямым углом, вывел меня на дверь с надписью «Отдел кадров». За стойкой сидела симпатичная женщина средних лет.
«Я молодой специалист»- обреченно сказал я и протянул ей свои документы.
Женщина неожиданно приветливо улыбнулась: « А мы вас уже давно ждем. Вы где остановились? Прямо с самолета? Пойдемте к командиру.» Она покосилась на сапоги : «Вещи пока можете оставить здесь».
Руководителей в гражданской авиации называли по военному- «командир»,тем самым подчеркивая обязательность особой дисциплины и субординации в этой отрасли народного
хозяйства. Об этой особенности нам постоянно намекали уже в институте, безжалостно наказывая за пьянки и прочие неприглядные дела. Саню Богданова из нашей группы отчислили с пятого курса за попадание нетрезвым на глаза киевским ментам. Те нагло выпотрошили у него остатки денег, взамен пообещав не сообщать в институт. Но менты были гнилыми всегда и бумага все-таки пришла. Так Саня -почти специалист на выпуске, загремел в армию. Потом он правда восстановился, но два года потерял.
«Таким не место в авиации»- говорила куратор нашего курса преподаватель физики Татьяна Петровна Борода , обсуждая очередную провинность загулявшего студента. Сдвоенное мягкое «и» в конце слова « авиация» придавало особый украинский колорит этому высказыванию. «Таким не место в авиации»-стало нашим как сейчас говорят «мемом» и мы им пользовались где попало, дружески подтрунивая друг над другом в различных, порой даже самых щекотливых и пикантных ситуациях. Произносилось это, подражая Татьяне Петровне, обязательно с мягким «и» в конце слова «авиация».
Кабинет командира оказался рядом. В торце коридора перед его дверьми за столом сидела женщина с мечтательно поднятыми вверх глазами. Ее мысли были далеко от этого неприглядного помещения, по меньшей мере где-то в ресторане среди серьезных и щедрых мужчин или на берегу теплого моря в разгар сезона. Это была секретарь командира. «Изольда Валентиновна», -бесцеремонно вторглась в ее грезы кадровичка: «Это молодой специалист, нам нужно к командиру». Женщина за столом не сразу откликнулась на призыв и еще несколько секунд томно смотрела вдаль, чему- то улыбаясь. Только после как вопрос пришлось повторить , секретарша не убирая улыбки перевела свой рассеянный взгляд на нас: «Что? А да . Проходите».
Миновав темный тамбур размером с небольшой шкаф, мы оказались в кабинете командира. Из-за стола поднялся пожилой мужчина солидной комплекции. На груди его форменного кителя блестели различные аэрофлотовские значки, свидетельствующие о долгом и беспорочном пути на ниве гражданской авиации.
Старый сталинский сокол Федор Иванович Кудашев начинал свой путь авиационным техником в далекое еще предвоенное время . Любимой его байкой был рассказ, чересчур нежным по его мнению авиатехникам, о том как в молодые годы он грелся нагретыми на костре кирпичами:
-«Один был в ватных штанах, а другой нагревался на костре. Затем кирпичи менялись местами.»
В каком конкретно месте штанов лежал кирпич дядя Федя, как его называли между собой в аэропорту, не уточнял. А спросить никто не решался.
Командир энергично встал из- за стола и пожал мне руку:
«Очень рад. Мы давно заказывали специалиста вашего профиля.»
Я тоже изобразил что-то вроде радостной улыбки.
«Когда приехали ? Только сейчас ? Любовь Петровна (так я узнал как зовут кадровичку) ,что у нас с местами? Нужно разместить . Хотя бы временно. Потом рещим. Женаты? Нет . Очень хорошо.»
Это действительно было хорошо. Некоторые выпускники, несмотря на то что в распределении было написано «общежитие для холостяков», все равно приезжали с молодыми женами и даже с детьми. Никуда не денутся, примут. Никто их не принимал и, снимая случайные комнаты а то и углы, они получали по полной. Зачастую, не выдержав испытаний, молодые жены вскоре отправлялись обратно к мамам до лучших времен.
Своего жилья у аэропорта почти не было. Нескольких комнат на втором этаже штаба, плюс пятиэтажная панельная малосемейка, да три деревянных двухэтажных дома. Это все на более чем тысячный коллектив. Поэтому места в общежитиях приходилось выпрашивать у нефтяников, строителей , газовиков и других богатых партнеров. Они конечно авиации не отказывали, но и сильно не раскошеливались. Приходилось ждать, когда что-то построится или освободится.
Человек тридцать выпускников училищ или, как их называли, «технарей», прибывших на работу в этот год, временно разместили здесь же на втором этаже в красном уголке. Кого на диванах, кого на раскладушках. Часть наиболее расторопных расположилась на крохотной сцене и закрылась плюшевым занавесом. Нас институтских распихали по комнатам. Часто из-за нехватки мест семейные пары селили в одной комнате с холостыми:
-«Ну вам же говорили приезжать без жен...».
Мне повезло и меня поселили четвертым к Витьке-начальнику склада ГСМ и двум техникам аэродромной бригады. Аэродромщиков я почти не видел: они либо спали, либо были на полосе. Витька тоже постоянно пропадал неизвестно где. Поэтому я был в относительном покое. В убогой комнатке стояли четыре кровати и стол с неработающим телевизором «Верховина». Шкафов не было и весь свой небогатый гардероб пришлось разместить на гвоздях вбитых в деревянные стены. Остатки я сунул в чемодан и задвинул под кровать.
Не успел я разместиться, как в комнату ворвалась Наташка Гудило. Наташку я поверхностно знал по учебе в институте. Веселая и общительная особа, любительница погулять. Весть о том, что приехал еще один выпускник родного института мигом пронеслась по аэропорту и пригнала Наташку. «Наконец появилось хоть одно человеческое лицо.»,-закричала она с порога:
-«Тут уже подъехало пару механиков, но все с женами и детьми , поговорить не с кем.
Сегодня вечером отмечаем твой приезд. Юрка вернулся с базировки из Мыса Каменного. Привез спирта и оленины.»
Наташка работала инженером отдела материально-технического снабжения, сокращенно МТС . Потом это стало называться мудреным словом «логистика». По известной уже причине дефицита мест она жила в одной комнате с семейной парой второго пилота Юрки Степаненко.
На момент моего приезда Наташка была глубоко беременна. От кого и как она умалчивала. Это было предметом шуток всего отряда, а Юрке доносило массу неприятных минут и выводило из себя, т.к. каждый считал своим долгом у него спросить: «Юрок, не от тебя?».
Вечером мы собрались у них в комнате. Юрка вытащил запечатанную бутылку с надписью на этикетке «Спирт питьевой». Такое я видел впервые. В студенческой среде в основном преобладали напитки типа портвейна «Белый крепкий» и недорогие плодово-ягодные вина, ну в крайнем случае водка. А тут спирт, да еще с названием не вызывающим сомнения, что с ним нужно делать- «питьевой».
(продолжение следует)