Часть третья.
Анна Егоровна Соковнина, баронесса Спренгпортен
(1790 – 1792 годы)
Гл.19 Мир со шведами
Ему казалось, будто страшная тризна с жертвоприношением в тот день праведно свершилась в море неподалеку от места гибели брата. Со дня смертельного ранения Петра Соковнина в бою под Савитайполем минуло ровно четыре недели.
Только Алексей собрался улечься на диване с английской книгой в руках, как вдруг из гостиной донеслись радостные вскрики Катерины и какой-то шум.
После ранения нога заживала медленно, заметная хромота оставалась. Безбородко отправил в отпуск для лечения, заметив, что когда закончится война со шведами, так пошлет поправлять здоровье на баденские воды. Конец войны по всем приметам был не за горами, но боевые действия в Финляндии и на Балтийском море продолжались.
Глубоко переживая гибель брата, Алексей вел затворнический образ жизни, из дома почти никуда не выходил. Пристрастился в подлиннике читать романы английского писателя Даниэля Дефо и целые дни проводил за этим занятием. Никита воевал, сведения о нем давно не приходили. По дому тихо как мышка шуршала Катерина, которая везде поддерживала заведенный порядок и вкусно готовила. И вот сейчас слышался её веселый голос – не иначе как дома объявился Никита! Надо выйти и встретить брата.
– Алехан, чертяка! Хорошо, что ты здесь, очень рад тебя видеть! – басовито гудел моряк, хлопая брата по спине левой рукой. Правую прижал к груди. – Пойдем, пойдем! Катерина быстро стол накроет…
К столу Никита вышел без парика, без мундира, в одном камзоле, забинтованная правая рука покоилась на груди, на черной перевязи.
– Да, ты ранен, Никита! Что с рукой?
– Пустяки! Кость перебило в бою. Теперь уж, поди, срастается. Я-то, что, живой! И ты живой! А Петруха наш никогда более не сядет за этот стол. Давай помянем братца. Царствие ему небесное.
Оба подняли серебряные чарки с крепким хлебным вином и выпили, не произнеся ни слова. Они любили Петра, каждый по-своему, но любили среднего брата, разговорчивого, шумного добряка. Любили и ощущали, как его теперь недостает.
– А ведь год назад мы с Петрухой вместе в морском бою были, – вспомнил Никита.
– Что ты говоришь? Петруха у тебя на корабле был? Как такое могло случиться?
– Случилось! Тогда я галерой командовал на флотилии принца Нассау-Зигена. Семеновцев к нам для усиления экипажей прислали. Петруха чудом меня разыскал и со своей командой участвовал в знаменитом Роченсальменском бою.
Задали тогда перцу свеям! Напрочь разгромили гребной флот короля Густава. Нас после того славного дела георгиевскими крестами обоих наградили.
– Поздравляю! За это следует поднять чашу!
– Ты прав!
– А я, Никита, 1 июня Петруху хоронил. Аккурат к этому дню возвратился в Петербург из странствий своих, в кои меня вице-канцлер Безбородко отправлял. Брата проводить в последний путь изрядно народу собралось в нашей полковой церкви на Загородном проспекте. Все офицеры полка присутствовали на панихиде. Тяжело было видеть ту картину. Общие знакомые живы, а Петра нету…
Никита сидел, опустив плечи. Встрепенулся, без слов налил две чарки, одну пододвинул Алексею, другую большим глотком осушил сам. Покачал седеющей головой и погрузился в мрачное молчание. Потом поднял на брата полные слёз глаза и отрешенно произнес:
– Петруха в бою убит… Меня уж в который раз вражьим огнем калечит. Да, Бог милостив, в живых хотя бы оставил. На корабле, что рядом шел, командира ядром в клочья разорвало. Хорошо, что ты у нас, Алехан, невредимым на войне остаешься. На службу боевую не тянет, чтобы за брата с врагом поквитаться?
Алексей понял, к чему клонит речь старший брат. В волнении вышел из-за стола и прошел по комнате от стола к окну. Вдруг услышал удивленный вопрос Никиты:
– Алехан, что это ты захромал? Что с ногой случилось?
Алексей, не оборачиваясь, кратко объяснил:
– Тому случаю, считай, более трех месяцев будет. В Балтийском порту осколком шведского ядра зацепило, когда вражеские фрегаты набег на Рогервик устроили. Как раз в тот день я со своими товарищами там оказался и угодил под обстрел.
– Выходит, и ты, братец, ранение получил? Как же ты попал в злополучный порт Рогервик? Я слышал про тот набег, когда в составе эскадры Чичагова к боям со шведским флотом готовился. Но не ведал, что ты поблизости пребываешь. Чем же ты занимался?
– Дела мои были тайные, не для чужих глаз и ушей, но тебе как старшему брату поведаю. На пользу адмиралу Чичагову готовил конфиденциальных информаторов, которые состояли бы в готовности оповестить меня о выходе эскадры адмирала Карла Зюдерманландского из порта Карлскруна. Должен тебе объяснить, Никита, что прежде чем корабли на море или полки на сухопутье сблизятся с врагом и начнут биться, война незримая уже пылает, жестокая и коварная война за то, чтобы генералы и адмиралы наши, а, наипаче, матушка-государыня ведали, о чем помышляют враги России. Секретные воины, не щадя живота своего, добывают сведения о том, что происходит в стане противника. Конечно, и супротив России такая же война ведется, шпионы шведские и прочие иноземцы стремятся проникнуть в наши планы. Мы же с тобой одного такого молодца поймали у Галерной гавани в начале войны, помнишь?
– Как не помнить? Помню, конечно, – со вздохом откликнулся Никита и сделал резюме, – выходит так, что в разгар нашего галантного века, как его часто именуют, вокруг честных людей шпионы шныряют? И ты к их делам руку приложил! Ну, и ну…
– Что же, брат, и меня можешь поименовать тоже шпионом галантного века!
Говоря об этом, Алексей почему-то вспомнил графиню де Бризе и усмехнулся.
– Ну, ты, хотя бы, успешно воюешь на своем тайном фронте? – сменив гнев на милость, полюбопытствовал старший брат.
– Придет пора, Никита, поведаю тебе обо всём, коли живы будем, – серьезно ответил младший.
Не успели братья наговориться в своё удовольствие после долгой разлуки, как за Алексеем явился курьер с приказанием вице-канцлера прибыть на службу. Соковнин-младший быстро собрался и вскоре стоял в начальственном кабинете.
Александр Андреевич был чем-то рассержен, пыхтел как самовар, сидел, подперев щеки кулаками, и метал молнии из-под бровей.
– Ваше сиятельство, вас кто-то расстроил? – миролюбиво спросил Алексей.
– Расстроил, ты спрашиваешь? – выбравшись из-за стола, воскликнул в сердцах Безбородко, – не расстроил, а почти до смерти убил.
– Да, кто же сей негодник?
– Ты про него ведаешь. Как-то я тебе уже сказывал про этого гуся лапчатого! Принц Нассау-Зиген, хвастун неимоверный, баламут! Я знал, что от него можно ожидать чего угодно, вот он и подсуропил.
Соковнин удивленно взирал на патрона, а тот, бегая по кабинету, сердито ругался:
– Нет, надо же такому случиться, чтобы после блестящих викторий русского флота прос…ть общую победу в войне! Ты представляешь, этот фазан цветастый несколько дней назад вдрызг проиграл морское сражение при Свенскзунде. Шведы устроили западню, в которую он со своей флотилией угодил, как профан, не проведя разведки, не уточнив обстановки. Наша гребная эскадра разбита, погибло 55 кораблей, общие потери составляют до четырех тысяч убитыми. В плен попали 279 офицеров и более шести тысяч матросов и солдат. Шведы захватили флагмана Денисова, отчаянной храбрости офицера. Сам принц едва спасся бегством на шлюпке. Россия, было, стояла в шаге от того, чтобы диктовать королю Густаву условия мирного договора, которые тот бы принял безропотно. А теперь, благодаря стараниям этого ландскнехта никчемного, мы вынуждены искать компромиссы в ходе переговоров об окончании военных действий.
– Его теперь судить военным судом полагается!
– По всем законам, конечно, следует под суд отдать шельмеца, разжаловать в матросы и на галеры отправить. Он и сам понимает, что гладить по головке за такое не должны. Вернул ордена, коими был удостоен на русской службе, написал прошение об отставке. Но государыня милостива и почему-то благоволит прощелыге этому. Простила его в этот раз и на службе оставила. А мы, дипломатическое ведомство, теперь будем за ним битые горшки собирать, да порядок наводить.
Безбородко вернулся за стол и сел, насупившись, барабаня пальцами по столешнице. Алексей, переминаясь с ноги на ногу, стоял перед ним и молчал. Вдруг вице-канцлер остановил на нем взгляд и, будто впервые увидев, воскликнул:
– Я же тебе так и не сказал, зачем ты мне надобен. Садись и слушай. Подошло время нам готовить текст мирного договора. Шведы сами того жаждут и при всякой возможности стараются довести до нас свои надежды. Небезызвестный тебе барон Спренгпортен получил от знакомых письма из Стокгольма, в коих его просят прозондировать позицию России относительно заключения мира. Известно также, что командир шведской Саволаксской бригады генерал-майор Стединг встречается с командирами русских полков, противостоящих ему на позициях, и просит передать вышестоящему командованию свои взгляды на скорейшее заключение мира. А Стединг, между прочим, один из приближенных короля Густава, с бухты-барахты языком трепать не станет. Несомненно, шведы стремятся закончить эту тяжелую войну. С той же настойчивостью, что и начинали её позапрошлым летом. Так что и нам следует готовиться к заключению мира. Тебя я подключу к группе наших писарчуков, которые скрипят перьями, пишут инструкцию для переговоров. Государыня, надеюсь, утвердит сей документ, и мы его отошлём в Финляндию нашему генерал-поручику Игельстрому,
коего она намерена утвердить в ранге посла, уполномоченного для ведения переговоров о мире.
– Какова же будет моя миссия в этом деле? – озадаченно спросил Алексей.
– Миссия твоя, как водится, будет секретная. Отвезешь сии инструкции, высочайше утвержденные, генералу. И останешься при нем на время переговоров. Знаю я Игельстрома, он как индюк напустит на себя важности и никому, кроме государыни, не станет сообщать о ходе переговоров. Он будет секретничать, напортачит что-нибудь, а отвечать придется мне. Стало быть, голубчик, будешь моими глазами и ушами на переговорах. Обо всем своевременно меня извещать надо. Понял?
– Так точно, ваше сиятельство!
– Хорошо, что понял. Я для этого дела намеревался использовать Спренгпортена. Но своевременно узнал, что надворный суд в городе Або в Швеции приговорил уважаемого барона к смертной казни за государственную измену. Поэтому ни в коем случае нельзя его направлять на мирные переговоры, чтобы шведы демарш не устроили. Так что вместо барона поедешь ты, готовься!
Обстановка к тому времени действительно сложилась таким образом, что, как Швеция, так и Россия обоюдно стремились к заключению мирного договора.
Густав III убедился, что на помощь европейских держав надеяться бесполезно. Тяжелые потери, которые понесла Швеция за три года войны и нерастраченная мощь России, составляли факторы риска для короля, который имел внутри собственной страны множество врагов. Ни одна из военных целей, которые он намечал, отправляясь в поход, не была достигнута. Экономическое положение страны пришло в плачевное состояние. Франция из-за революционных событий перестала спонсировать войну против России. Пытаясь любыми путями наполнить казну, Густав даже ввел королевскую монополию на производство и продажу водки, но этой меры хватило ненадолго, и в бюджете вновь образовались дыры. Не исполняла своих обязательств Турция, прежде сулившая Швеции хорошие деньги за эту войну. Более того, турки, узнав об уничтожении значительной части шведского флота в сражении у Выборгского залива, стали опасаться, как бы русские, избавившись от угроз на Балтике, не отправили свой флот в Средиземное море. Турецкий султан пенял за это своему северному союзнику. Пруссия, Польша, Австрия занялись собственными проблемами, за которыми Швеция никак не просматривалась. У Густава оставался один выход – заключение мирного договора с Россией на приемлемых условиях.
Екатерина, в свою очередь, была по-прежнему озабочена агрессивной политикой Пруссии в Европе. В Польше обстановка всё более накалялась, и России предстояло наводить там порядок на равных с Пруссией и Австрией. Для этого нужно было победно завершать войну с Турцией и выходить из войны со Швецией. Поэтому она распорядилась готовить мирный договор. Своим представителем назначила барона Игельстрома, Густав поручил вести переговоры графу Армфельду.
Заседания дипломатов проходили в двадцатых числах июля 1790 года в походной палатке недалеко от домов финской деревушки Вереле. Король, чтобы быть в курсе дела, расположился поблизости в местечке Аньяла, известном своими былыми мятежными событиями.
Шведы потребовали от России некоторых территориальных уступок в Финляндии. Секретарь императрицы Храповицкий писал: «Письмо барона Игельстрома о бывшем 21-го июля свидании его с Армфельдом; к миру есть надежда; просят только Гёгфорса». Русский дипломат не соглашался ни на какие уступки, так как именно тот юго-западный уголок русской Финляндии, где находился Гёгфорс, имел важное стратегическое значение. Граница между обоими государствами по реке Кюмень не изменилась.
Чтобы подсластить пилюлю своему двоюродному братцу Густаву, Екатерина указала в инструкциях генералу Игельстрому о своей готовности отказаться от дальнейшего вмешательства в шведские политические дела. Король, начиная войну, рассчитывал заставить Россию прекратить дальнейшие попытки пересмотреть результаты государственного переворота в Швеции 1772 года. Пока Россия выступала за восстановление прежнего порядка, вынужденно напряженные отношения между Густавом и дворянством препятствовали дальнейшему развитию политической жизни в Швеции. Теперь после войны королевство получило гарантии России на сохранение политической самостоятельности. Такой итог войны тщеславный Густав мог записать в свой актив.
Переговоры о заключении мира шли сложно, но дипломаты всё же пришли к решению насчет обмена пленными, которым было предоставлено право вернуться на родину. Определились и с некоторыми правилами проведения салютации на море. Также была достигнута договоренность о том, что Швеция получает право каждый год беспошлинно покупать в портах Финского залива хлеба на сумму 50000 рублей.
Все дни работы над подписанием Верельского мирного договора Алексей вместе с соратниками из Коллегии иностранных дел активно занимался проработкой каждого пункта соглашения. Группа российских дипломатов, сопровождавших Игельстрома, внешне заметно отличалась от шведской группы, составлявшей свиту графа Армфельда. Шведы приехали на переговоры как на праздник, разодетыми с иголочки, с орденами и лентами на мундирах, с пышными плюмажами на шляпах. Русские выглядели скромнее, видом своим показывая, что прибыли не праздновать, а трудиться над заключением договора, выгодного империи. Так же различались и руководители делегаций.
Тридцатилетний красавец Армфельд входил в палатку в раззолоченном мундире, вскидывая голову без шляпы и парика с прической щедро опрысканной духами. Игельстром выглядел скромнее: в повседневном генеральском мундире без орденов и шитья, лишь по две золоченые пуговицы на обшлагах указывали на чин генерал-поручика. Он был старше шведа на двадцать лет, c морщинам на лице, заметно сутулился, носил старомодный гладкий парик с косичкой, благодаря чему походил на отставного воина. Однако его железная воля не позволила шведам добиться каких-нибудь преимуществ. Утонченному аристократу Армфельду, в конце концов, наскучила тусклая жизнь в глухой финской провинции, и он согласился подписать предложенный русскими текст договора. Текст слово в слово совпадал с инструкциями, которые прислала русская императрица.
По случаю подписания договора о мире шведы предложили накрыть столы и отпраздновать знаменательное событие. Немногословный Игельстром лишь одобрительно кивнул в знак согласия. Курьеры с подписанными документами разъехались в Петербург и Стокгольм,
а дипломатам после напряженной работы пришло время отдохнуть. Столы с вином и закусками приготовили рядом с палаткой, где шли переговоры. Во главе стола с каждой стороны восседали главы делегаций, их подчиненные сели на лавках вокруг, лицом к лицу друг с другом.
Люди за столом собрались решительные. Да и выпить все не дураки были. Хоть и враги вчерашние, но за стол сели не враждовать, а мир приветствовать. И полилось: для начала пили шампанское без меры. Но «шипучка» душу не горячила. Шведы выставили на стол ром. Наши их поддержали. А, когда всем стало весело, русские решили удивить потомков викингов «жженкой». Этот крепкий напиток в те годы получил распространение в дворянских клубах Москвы, а потом и в Северной столице. Стоявшее в бутылках шампанское слили в огромный медный ковш, добавили рома и сотерна. Ковш поставили на огонь, а в закипевший напиток опустили куски ананаса и залили отдельно пережженный сахар. Крепчайший ром в ковше горел синим огнем, горел и сахар, который лился в ковш. Избранный за столом виночерпий наливал «жженку» в подставленные кубки. Настроение участников поднялось до разгульного: огненное питьё, теплые летние сумерки, отблески горевших факелов создавали впечатление необычного празднества.
Конечно, дошло дело до разговоров: говорили русские с русскими, шведы со шведами, позже все перемешались, и разговоры пошли общие. Игельстром молчаливо курил длинную трубку, Армфельд в окружении свиты что-то весело вспоминал и громко смеялся. Соковнин общался как со своими, так и со шведами, причем, вполне миролюбиво. Затем продолжил беседу снова с кем-то из сослуживцев.
Разговор, как водится за столом, шел о недавних событиях, то есть о переговорах. Вспомнили о том, что шведы настаивали на территориальных уступках в Финляндии. Алексей довольно-таки громко и резко высказал товарищу своё мнение:
– Коли они хотели от нас каких-то земель, так полагалось бы отвоевать таковые. Хочешь что-то получить, так доказать право надо… На деле же что вышло: наши в бою дали им по сопатке, они умылись кровью и отступили. Вот герои! Теперь хотят эти земли. Какие могут быть вопросы? Всё! После драки кулаками не машут!
Слова Алексея услышал проходивший мимо шведский офицер с бородкой эспаньолкой. Он долго ходил вокруг стола и прислушивался, кто что говорит. Сейчас вспыхнул как спичка:
– Что вы, сударь, считаете шведских воинов недостаточно храбрыми? В трусы нас записали? Ваши слова я расцениваю как оскорбление моего народа и требую от вас сатисфакции!
Он схватился за шпагу, собираясь вынуть её из ножен. Взбешенный пустой придиркой Соковнин также решил обнажить клинок. Но те, кто стоял вокруг, схватили соперников за руки и с криками о том, что на мирных переговорах запрещено устраивать дуэли, развели в разные стороны.
Алексей быстро остыл, согласившись с товарищами, что ссора возникла под воздействием выпитой «жженки» и рома. Его уговаривали:
– Полно тебе, Алексей Иванович, кипятиться! У всех бывает, когда навеселе. Это же не всерьёз!
Соковнин без слов кивал головой, искоса посматривая на противника. Забияку уговаривали шведы. Он стоял, набычившись, но за шпагу более не хватался.
Вскоре обе делегации засобирались по своим домам. Соковнин вышел из-за стола и пошел вместе со всеми. Задиристый швед специально подошел к нему ближе и громко сказал по-русски с заметным акцентом:
– Сударь, я не забуду этот случай и найду возможность отомстить вам за оскорбление, брошенное в адрес Швеции. Берегитесь!
Алексей, не задумываясь о том, что угроза может стать реальной, безразлично пожал плечами в ответ и спокойно ушел вместе со своими товарищами. Швед остался на месте и долго буравил спину обидчика злобным взглядом.
… 5-го августа секретарь императрицы Храповицкий записал:
«На рассвете приехал курьер с подписанным 3-го августа баронами Игельстромом и Армфельдом миром при непременных границах, до начатия войны бывших. Граф Безбородко сказал: «Мы своё кончили, пусть князь Потемкин своё кончит!». Довольны; в церкви отправлено молебствие; я поздравил её величество… Тем более довольны, что ни англичане, ни пруссаки сего не знают».
В России по случаю заключения мира были объявлены широкие празднества. В Петербурге звонили колокола всех церквей, шли торжественные молебны.
Никита позвал брата в Сампсониевский собор:
– Собор сей Петром Великим возведен по случаю Полтавской виктории. Что толку идти в ближайшую церковь, когда по уму за победу над шведами следует отправляться на праздничный молебен именно в Сампсониевский.
Алексей согласился, и вскоре они оказались на Выборгской стороне, где бывшая дорога на Выборг стала городским проспектом: Большим Сампсониевским.
Не один Никита надумал отмечать там победу над шведами – горожан у собора оказалось великое множество.
– Смотри-ка, какое ликование у людей! – говорил Никита, глядя по сторонам. – Понятное дело: натерпелись за годы войны. Три года то и дело слухи появлялись, что шведы в Петербург ворвутся. Это мне Катерина о таких страстях поведала, она всё здесь видела и слышала. А скольких штатских под ружьё поставили? Мореходов и рыбаков на флот отправили. Я сам видел, как их по боевым кораблям распределяли… Говорили, что и ямскую слободу пошерстили, чтобы из ямщиков несколько казачьих сотен сформировать. Старых и молоденьких казачков истинных над ямщиками «дядьками» ставили, чтобы обучали воинским премудростям. И ведь собрали нужное войско и перед шведскими ратными силами выставили. Сдюжили. Из южных губерний, от фельдмаршалов Потемкина и Румянцева, ни одного полка не отозвали с турецкой войны. Все толково продумано было!
С молебна горожане большими веселыми компаниями двинулись по Воскресенскому плашкоутному мосту через Неву к Летнему саду и Царицыному лугу, где уже собиралось гуляние, играли трубы полковых оркестров, а распорядители исполняли высочайшее повеление об устройстве угощения для обитателей Петербурга.
Соковнины из собора вернулись к себе на Васильевский.
Через несколько дней пришло сообщение, что императрица устраивает прием по случаю окончания очередной шведской войны и заключению выгодного мира для участников недавних боев из числа петербургского генералитета, флотских адмиралов и командиров кораблей, а также штаб- и обер-офицеров лейб-гвардии.
Алексей в то утро рано уехал из дому – ему нужно было прибыть, одетым в торжественную форму при орденах, в Коллегию. С Никитой словом не успели переброситься, брат не вышел из своей спальни, что вполне объяснимо, ведь моряк не оправился от ранения и отдыхал, пребывая в отпуску от службы.
В знакомом особняке на невской набережной Алексей застал предпраздничную суматоху. Кто-то бежал к патрону с документами, чтобы получить подпись в последний момент. Сам Александр Андреевич кого-то чехвостил за то, что доклад государыне для него написали из рук вон скверно. Некоторые из приглашенных на государственный прием чиновников просто томились от безделья и предавались светской болтовне, предвкушая, с кем из знакомцев повстречаются. Безбородко собирался ехать в летнюю резиденцию императрицы во главе своих подчиненных. Выглядел он торжественно: одет в темно-коричневый бархатный кафтан, на котором гармонично по цвету смотрелась красная лента через плечо с ярко-красным крестом ордена Святого Александра Невского. Серебряная восьмиконечная звезда ордена переливалась бриллиантами слева на груди вельможи. Легким кивком ответил на приветствие Соковнина и негромко предупредил:
– Через час выезжаем в Царское Село. Будь готов, голубчик!
Суматоха с переездом продолжалась долго, но всё же настал миг, когда Алексей со товарищи вошел в великолепный царский дворец. Сразу вспомнилось время, когда он нес здесь караульную службу и первый раз говорил с вице-канцлером в день, который изменил всю его жизнь.
Самый большой парадный зал дворца, именуемый тогда Светлой галереей, понемногу заполнялся военным людом при орденах и шпагах. Алексей беседовал со знакомым офицером-«семеновцем», когда увидел вошедшего Никиту. В таком великолепном виде он не видел брата никогда. Моряк был одет в торжественную флотскую форму для приемов: короткий мундир белого цвета с зелеными отворотами и золотыми пуговицами на них, камзол того же зеленого цвета с одной широкой полосой золотого шитья, что являлось знаком отличия капитана второго ранга. Вместо привычных ботфортов он легко шел по паркету в черных башмаках с золотыми пряжками, зеленых панталонах, украшенных золотыми пуговицами, и белых чулках.
На груди брата сияли боевые офицерские награды: орден Святого Георгия четвертой степени и стоявший на ступень ниже орден Святого Владимира четвертой степени с бантом. Видя обладателя таких наград, встречные приветствовали, склоняя голову, в знак уважения человека, заслужившего награды в боях. Его раненая рука на черной перевязи лишь подчеркивала то, что воевал он храбро.
Никита, ослепленный роскошью зала, не заметил брата. Алексей подошел к нему сбоку и негромко окликнул. Тот обернулся, увидел своего Алехана в торжественной форме при орденах и на минуту остолбенел, не ожидая такого количества наград. Потом без светских церемоний хлопнул его по плечу и прямо спросил:
– Ну, братец, рассказывай, за что «георгия» получил? Это же боевой орден! Или ты на своей тайной службе успел и в бою побывать? Восхищен твоей «кавалерией»!
Алексей вспомнил обстоятельства похищения с английского пакетбота секретного плана войны Англии и Пруссии против России, широко улыбнулся Никите и приложил палец к губам:
– Тсс! Про то никто не должен знать. Государыня лично наградила.
– Ладно-ладно, тихушник. Молчи тогда. А что за иноземный орден с лентой у тебя, про это можно сказать?
– Этот орден мне вручили по указу короля датского за то, что нам с товарищами удалось предотвратить мощный взрыв в морском порту Копенгагена и пожар в датской столице.
– Да, Алехан, выходит, что ты на дипломатической службе отвагу и мужество проявляешь, хотя в военных кампаниях не участвуешь. Похвально, достойно рода Соковниных!
Негромко разговаривая, братья направились к знакомым офицерам, собравшимся у стен зала. Вскоре все обернулись к вошедшему через парадные двери церемониймейстеру. Он громко провозгласил:
– Императрица и самодержица Всероссийская её величество Екатерина Вторая!
Оркестр грянул «Встречный марш», и в зал неторопливой поступью вошла государыня, одетая в зеленое платье полковника Преображенского полка, обшитое серебряным галуном. Платье украшала черно-желтая Георгиевская лента через плечо, а на левой стороне груди поблескивала серебряная звезда ордена.
Гости мгновенно повернулись в её сторону и замерли в почтительном поклоне. Екатерина взмахнула рукой и каким-то по-домашнему добрым голосом произнесла:
– Полноте вам, господа! В этом зале сегодня собрались люди, которые своей отвагой в бою отстояли матушку-Россию. Мужеством вашим и умением воинским победно закончена война с беспокойным северным соседом. Наступил долгожданный мир. Не вы мне должны кланяться, а мне самой следует с поклоном к вам обратиться!
Она и в самом деле склонила голову, а правой рукой обозначила поклон российскому офицерству. В зале послышались возгласы: «Виват государыня!», «Виват императрица Всероссийская!». Сразу же загремело мощное многоголосое русское «ура».
Окруженная свитой императрица начала обход гостей. Останавливалась возле каждого, что-то говорила и улыбалась.
Дошла очередь и до братьев, которые стояли рядом и одновременно по-офицерски щелкнули каблуками и склонили головы в поклоне.
– Братья Соковнины, здравствуйте! – начала государыня. – Наслышана о ваших подвигах. Но прежде всего, хочу сказать, что скорблю вместе с вами о погибшем в бою вашем брате Петре Ивановиче, георгиевском кавалере. Исключительной храбрости был офицер, мы запомним его навсегда! Однако жизнь продолжается. И сегодня должна выразить признательность Никите Ивановичу за умение флотское, способность командовать кораблем и волю к победе. Знаю о делах славных при Роченсальменском, Ревельском и Выборгском морских боях. Все ли припомнила, поправьте, если что-то упустила.
– Никак нет, матушка! Всё точно! И регалии мои о том говорят: «Георгия» получил за Роченсальменский бой, «Владимира» с бантом – за Ревельский и Выборгский бои.
– Добавить к наградам хочу именную золотую шпагу, имение в Новороссии и сто душ крестьян в придачу!
– Премного благодарен, государыня! Но я бы об ином просить хотел, как о высочайшей милости…
– Пусть, Никита Иванович, всё дарованное останется, а просьбу исполню и так. В чем же она заключается?
– Ваше величество! Три года назад я служил на Черноморском флоте, да в первом бою с турками у Кинбурнской косы взрывом на корабле был контужен и отправлен домой на излечение. Тут и война со шведом подоспела. Адмиралтейство назначило меня строить галеры, а после и командовать ими в составе гребной флотилии. Далее под моим началом был фрегат, на котором я бился с супостатами. Теперь война на Балтийском море с Божьей помощью завершена. Так я и хотел просить отпустить меня вновь на Черноморский флот воевать турка вместе с товарищем моим старинным Федором Федоровичем Ушаковым, который теперь флотом командует.
– Просьба достойна героя! Готовьте приказ, Никите Ивановичу присвоить чин капитана первого ранга и направить для дальнейшей службы на Черноморский флот, – оглянулась она на помощников. Потом добавила:
– Бейтесь под командой Федора Федоровича, одолейте врага на юге и войну викторией завершите! Ну, а в поместье, дарованное в Новороссии, на отдых вместе с адмиралом поедете.
– Так и будет, матушка! Молиться об том стану!
– Хорошо! Теперь скажу добрые слова об Алексее Ивановиче. Он хотя и младший брат, но в храбрости и находчивости старшим братьям не уступает. Рада, что помогла принятию его на дипломатическое поприще. В каком году, бишь, это случилось, Александр Андреевич? – императрица обратилась к вице-канцлеру, который стоял у неё за спиной в составе свиты.
– Семь лет назад, ваше величество. В 1783 году, – быстро подсказал вельможа.
– Вот. Все годы ревностно поддерживал авторитет державы в международных делах. Особливо во время нынешней войны со шведами. В первый её год способствовал быстрому завершению летней военной кампании, срочному отъезду короля Густава с поля брани в Стокгольм, а также склонению союзной нам Дании исполнить долг и вступить в войну со Швецией. На второй год и вовсе геройски исполнил задачу по предотвращению агрессии Пруссии супротив нас. В нынешнем году получил ранение при исполнении дел служебных, но добросовестно выполнил наказы. Справедливо награжден был за доблестные дела свои. Ныне хочу добавить к наградам именную золотую шпагу, производство в очередной чин – лейб-гвардии капитана и пожаловать на личные нужды пятьдесят золотых червонцев.
– Благодарю, ваше величество! – ответил Алексей, польщенный вниманием государыни. Она, между тем, продолжила:
– Деньги-то на свадьбу пригодятся, верно? Невеста вернулась из Парижа? Нет? Пора ей заканчивать вояж – не самое лучшее сейчас место для жизни. Пиши, пусть возвращается! Но, может быть, имеются еще какие-нибудь просьбы? Исполню!
– Никак нет, ваше величество! Премного вам благодарен!
– Обращайся, коли нужда будет.
Императрица пошла беседовать с другими гостями, а Соковнины остались на месте, осмысливать произошедшее с ними событие. Не каждый день с государыней беседовать приходится…
Первым пришел в себя Никита и, поворотившись к брату, простодушно задал мучавший его вопрос:
– Алехан! Государыня вроде бы всё про твои дела рассказала. А что ты конкретно делал, я так и не понял. Расскажи, про что она говорила?
– Никита! Она же понимает, что вокруг много всякого народа, которому о секретных делах и ведать не следует. Поэтому так иносказательно и выразилась. Я же обещал тебе все рассказать, когда время придет? Значит, расскажу, только наберись терпения.
Никита, не говоря ни слова, согласно покачал головой.
Императрица общалась не менее двух часов с приглашенными на прием гостями. Затем пригласила всех в другой зал, где ждали накрытые столы.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Продолжение следует.
Все главы романа читайте здесь.
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк, написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
==========================
Желающим приобрести авантюрный роман "Одиссея капитан-лейтенанта Трёшникова" обращаться kornetmorskoj@gmail.com
В центре повествования — офицер подводник Дмитрий Трешников, который волею судеб попал служить военным советником в Анголу, а далее окунулся в гущу невероятных событий на Африканском континенте.
===================================================