История рассказа "Страшная-страшная сказка" довольно тривиальна. Однажды меня вынудили на спор написать рассказ про ведьму. Я написал "Страшную-страшную сказку" на коленочке, где-то за несколько часов, просто придумав историю одной деревенской ведьмы. Рассказ не сказать, что вызвал какой-то бурный восторг у читателей, его вроде даже обругали. Но идея осталась, зрела, и в итоге обросла новыми деталями. Я подумал: а что было дальше с ведьмой и той девочкой, что пришла к ней в гости.
Сериал "Черная кровь" родился вот из этого рассказа, только все самое интересное создатели выкинули. И совершенно напрасно, потому что становление ведьмы Глафиры (здесь ее зовут по-другому) было трагичным. Позже я расскажу, как придумывал этот сериал, и почему все самое интересное осталось за кадром. А пока, собственно, сам рассказ...
Страшная-страшная сказка
Аленка сидела на деревянной лавке, баюкала куклу и делала вид, что играет в дочки-матери, бубнила под нос привычные глупости, а сама нет-нет, да и косила озорным голубым глазом в сторону покосившейся избушки с сикось-накось затворенными ставнями. Оттуда, из-под растрескавшихся деревянных наличников то и дело доносился хриплый вой. Каждый раз Аленка затыкала уши и замирала, чувствуя, как колотится в груди маленькое воробьиное сердечко.
Улица была пуста. Деревенские занимались своими делами, стараясь укрыться от испепеляющего зноя, и даже птицы, с утра устроившие под окном шумную перебранку, затихли, изредка подавая сонные голоса. По пыльной улочке гонял солому легкий ветерок, не создающий даже иллюзию прохлады.
Под лавкой, в лопухах, лежал серый кот, недовольно мяукая, когда Аленка тыкала его носком своего сандалия. Кроме кота никаких развлечений не было, разве что этот полу-вой, полу-стон. Слыша его, кот начинал бить хвостом по пыли.
Аленке казалось, если бы кот мог зажать себе уши лапами, он бы так и сделал. Но он мучился и терпел, не желая уходить из лопухов. Видно, покосившийся дом манил его так же, как и Аленку.
Оглядевшись по сторонам и не заметив никакой опасности, Аленка бросила куклу на лавку и, крадучись, пошла к соседнему дому, послушать, чтобы казаться храброй самой себе. Ну, еще можно подружкам рассказать, чтобы не очень-то важничали. Кот приоткрыл выцветшие зеленоватые глаза и посмотрел на Аленку, а потом, потянувшись, стал вылизывать лапу и намывать ею морду. Судя по его равнодушному виду, ему было все равно, куда идет маленькая девочка.
Аленка забралась в полисадник, раздвинула разросшиеся мальвы и, старательно вытоптав мелкие побеги крапивы, прокралась к окну. Сквозь щель в ставнях виднелось стекло, пыльное, затянутое паутиной с дохлыми зелеными мухами. Внизу стекло треснуло и его небрежно замазали пластилином. Откуда-то из глухой темноты доносились протяжные всхлипы и стоны. Аленка осторожно залезла на завалинку и потянула ставень на себя.
Стоны прекратились, а потом она услышала жалобный голос:
-Деточка… деточка…
Аленка замерла, а голос не унимался.
-Деточка, зайди в избу. Дай напиться. Дай напиться, деточка…
Из пластилиновой щели вдруг пахнуло вкусным: карамелью, сладкой ватой и земляникой, спелой, лесной, которую бабушка каждое утро собирала специально для Аленки, заливала молоком и ставила на стол. Она даже зажмурилась на мгновение: так ей захотелось и земляники, и сладкой ваты.
Вместе со сладостью, из окна несло чем-то еще. Сыростью, гнилью и выгребной ямой. Но запах карамели заглушал все остальное.
-Алена!
Крик прозвучал так неожиданно, что Аленка охнула, отпрянула от окна и, оступившись, упала в заросли молодой крапивы.
-Алена! А ну, иди сюда, зараза такая! Быстро!
Шипя от боли, она поднялась и вышла из полисадника с виноватым лицом. Бабушка стояла у ворот, держала в руках куклу, рядом сидел кот и щурился с издевкой, словно приговаривая: так тебе и надо!
-Сколько раз я тебе говорила, чтобы не смела к этому дому подходить, - строго сказала бабушка и, больно схватив за плечо, подтолкнула Аленку к крыльцу. –Говорила или нет?
-Говорила, - понуро сказала Аленка.
-А чего пошла?
-Так там плачет кто-то.
Бабушка боязливо обернулась на соседский дом и даже рукой дернула, вроде как перекреститься, но передумала, хотя Аленка сто раз видела, как та крестится.
-Ладно, - сказала бабушка и сухим кулачком подтолкнула Аленку в спину. –Иди в горницу, там поиграй. А к дому этому больше не суйся. Поняла?
-Поняла, - понуро согласилась Аленка, подхватила куклу и пошла в дом. Кот тёрся о ноги, чрезвычайно довольный. Она погладила кота и подумала, что еще никогда бабушка на нее так не кричала, а еще, что до сих пор слышит въедливый аромат сладкой ваты и тихий жалобный голос:
-Деточка, дай напиться…
Сила, распиравшая Агафью, не находила выхода, заставляя ее извиваться в муках, крутиться на пропахшей потом кровати. В избе было темно и тихо, и только в кухне под потолком, где висели охапки высушенных трав, шевелились мрачные тени, шуршали в хрупких листьях и стебельках, как сотни пауков. Вот только пауков в избе не было, как и мух, мышей и прочей живности. Сила вытолкала их наружу, и животные, инстинктивно чувствуя эту жаркую волну, старались держаться подальше.
В редкие минуты передышки, Агафья звала на помощь. Во рту пересохло до такой степени, что язык болтался тяжелым камнем. В тишине ее крики рикошетили от стен, вязли в старых шерстяных половиках, поеденных молью.
В глубине души Агафья понимала, что агония продлится бесконечно долго, и так же бесконечно долго она может звать на помощь. Деревенские прекрасно знали, что ее срок пришел, оттого шарахались от избы, как от зачумленной. Боялись, твари неблагодарные!
Скольким она помогла? Агафья не считала, но помнила каждый случай еще с тех страшных годов репрессий и раскулачивания. Сколько доносов на нее писали, не сосчитать. Да только совладать с тогда еще молодой, черноглазой Агафьей никто не мог: ни чекисты, ни председатель колхоза, ни участковый. Небось, где-нибудь в архивах НКВД до сих пор хранится запись, как после ареста ничем не примечательной сельчанки Агафьи Кухаревой перемерло целое отделение милиции, куда ее доставили для допроса. А она ничего, выжила. Вышла из беленого одноэтажного домика, перешагнув через молоденького часового, бившегося на ступенях с кровавой пеной у рта.
Деревенские, хоть и побаивались, но к Агафье ходили чуть ли не каждую ночь, тайком, огородами, протоптав в лопухах да картошке тропинку, совали нехитрые припасы, вроде самогона, сала да яиц, и просили помочь. Кому мужа от пьянства отучить, кому приворожить любимого, а кому и от соперницы избавиться или обидчика наказать. Агафья никому не отказывала, но и плату требовала соразмерную, не от жадности, а потому что сила нуждалась в равновесии. А иначе не получалось. Точнее, получалось, да ненадолго.
Вон, к примеру, Верка Косоротая. Влюбилась в самого красивого парня на деревне, гармониста, ударника. Понимала ведь, что с ее перекошенным рылом шансов на его благосклонность нет. Только сердцу не прикажешь. Прибежала как-то ночью, высыпала из подола еще царские рубли, отливавшие в свете керосинки тусклым золотом, и, запинаясь, прошамкала кривым ртом – хочу его, гармониста Василия.
-Хочешь – получишь, - усмехнулась Агафья. –Только за такое дело добавить бы надо.
-Так нету больше, - огорчилась Верка. –Ты уж постарайся, Агаша, чтоб хоть толику счастьица бабьего мне с ним испытать.
-Ну, как скажешь, - кивнула Агафья, бросила в чашку с водой припасенные Веркой волосы гармониста Василия, и накрыла платком. – Будет тебе счастье бабье, целый год, а потом хлебнешь горя горького, да такого, что пережить не захочешь. Не боишься?
Верка помотала головой и как завороженная уставилась на покрытую платком чашку, над которой Агафья шептала непонятные слова, а потом шла, шатаясь, с чашкой в руках, в которой плескалась кипевшая черная жижа к дому Василия.
Через месяц Верка вышла замуж, и даже рот у нее чудом выправился, сделав почти хорошенькой. А еще через девять месяцев родила она ребенка-урода, без ручек и ножек, непонятного полу. Василий от такого подарка запил, а Верка слегла. Муж ее вскоре сбежал к соседке, а Верка, зарядив ружьишко, отправилась мстить: сперва Агафье, а потом и неверному. Что там случилось по дороге, одному богу известно, или вот, Агафье еще, но до ее дома Верка не дошла, улеглась в соседской скирде, да пустила себе под подбородок медвежий жакан. А Агафья потом лишь горько усмехалась: пожалела Верка денег, половина на свадебку пошла.
Сила, поутихшая от воспоминаний, вдруг вспучилась, раздирая тело Агафьи изнутри. Она выгнулась и закричала, а потом с полчаса лежала, покрытая крупным потом, с ужасом думая, что это еще не конец. Для равновесия силе нужно было выйти наружу, вот только выхода не было.
Утром, когда бабушка ушла полоть картошку, Аленка выбежала на улицу и побежала к соседской избушке послушать, кричат ли там или нет. Ночью ей снился странный сон, похожий на сказку: заваленный конфетами стол на земляничной полянке, а кругом – люди со строгими лицами, грозят Аленке пальцами, мол, не трогай. Она не слушает, бежит к столу и берет самую большую конфету, хотя наперерез торопится страшная тетенька с перекошенным набок ртом. На этом месте Аленка проснулась с огромным сожалением и даже проверила, не осталась ли конфета в руке.
Конфеты не было, а ладошка почему-то пахла карамелью. Да так явственно, что Аленка решила про себя – никакой это не сон, и ей край как надо проверить, нет ли в избушке угощения. Подойдя к ставням, она снова прислушалась.
-Деточка, - прошелестело из темноты. –Деточка, дай напиться. Зайди в избу, я уж тут тебя угощу…
Убедившись, что бабушки нигде не видно, Аленка подошла к калитке и решительно дернула за веревочку, входя во двор с замирающим сердцем.
В избушке было темно и тихо. В нос бил сладкий запах, к которому примешивалась неприятная струйка гнилостных ароматов. Аленка прошла через кухню и заглянула в темную горницу. На кровати лежала старуха и внимательно наблюдала за Аленкой, а вокруг нее, на перине, на стульях и прямо на полу валялись конфеты, десятки, сотни, в сверкающих фантиках.
-Деточка, - вкрадчиво сказала старуха, -подай мне водички, а потом кушай, сколько влезет.
Аленка взяла тяжелый ковш, зачерпнула из алюминиевой фляги воды и понесла к старухе, не сводя взгляда с разбросанных сладостей. Но как только она подошла вплотную, сухая сморщенная рука вцепилась в ее ручку. Аленка завизжала, выпустив ковш. Тот упал на кровать Агафьи, залив постель водой. Агафья выгнулась колесом, выдыхая беззубым ртом тусклый белесый свет.
Когда бабушка вернулась с прополки, Аленка сидела дома и ела молоко с земляникой, болтая в воздухе ногами. Испуганный кот метнулся к ногам бабушки и с отчаянным воем вылетел наружу.
-Чего это с ним? – удивилась бабушка. Аленка пожала плечами и, внимательно оглядев ложку со всех сторон, облизала ее. Держась за раскалывающуюся от боли поясницу, бабушка строго спросила:
-Ну, егоза, чего делала, пока я работала?
-Да ничего, - ответила Аленка. –Ходила в гости к бабушке Агафье. И знаешь что? Она умерла.
"Страшная-страшная сказка" Георгий Ланской.
Подпишитесь на Дзен, и вы узнаете много интересного на тему, как сделать так, чтобы ваши книги стали фильмами или сериалами.