Жизнь катилась под откос. Обожаемая моя жена Анечка медленно сгорала от рака. Несмотря на несколько курсов химеотерапии пошли метастазы….
Кинопрокатная фирма, в которой я трудился, обанкротилась, и я оказался без работы и без денег.
Я начал пить, чем дальше, тем больше. Отец стал следить за тем, чтобы у меня в карманах было пусто. Тогда я стал воровать водку в магазинах. Однажды напился так, что упал, разбил себе лоб, не мог встать, и домой меня принесли два дворника таджика с криком: «Аллах Акбар!»
Утром меня разбудил отец. «Леша, ты совершенно спился. Подумай об Ане и о сыне! Вот тебе, держи!» - он протянул мне газету, в которой ручкой было обведено объявление: «Иконописный центр «Русская икона 21 век» приглашает на курсы иконописи». Голова раскалывалась. Я смотрел на бледное папино лицо, и мне хотелось умереть.
«Послушай прекрасное стихотворение, - сказал отец, и начал читать дрожащим голосом стихи Бориса Чичибабина:
Ночью черниговской с гор араратских,
шерсткой ушей доставая до неба,
чад упасая от милостынь братских,
скачут лошадки Бориса и Глеба.
Плачет Господь с высоты осиянной.
Церкви горят золоченой известкой,
Меч навострил Святополк Окаянный.
Дышат убивцы за каждой березкой.
Еле касаясь камений Синая,
темного бора, воздушного хлеба,
беглою рысью кормильцев спасая,
скачут лошадки Бориса и Глеба.
.Я заплакал.
Киев поникнет, расплещется Волга,
глянет Царьград обреченно и слепо,
как от кровавых очей Святополка
скачут лошадки Бориса и Глеба.
Смертынька ждет их на выжженных пожнях,
нет им пристанища, будет им плохо,
коль не спасет их бездомный художник
бражник и плужник по имени Леха.
Пусть же вершится веселое чудо,
служится красками звонкая треба,
в райские кущи от здешнего худа
скачут лошадки Бориса и Глеба.
Ныне и присно по кручам Синая,
по полю русскому в русское небо,
ни колоска под собой не сминая,
скачут лошадки Бориса и Глеба...
Подумай о своей жизни, бражник и плужник по имени Леха. Или я тебе не отец!» - закончил папа.
Дверь иконописной мастерской мне открыла девушка в голубом платочке. Сказочная красавица, только брови строгие-строгие и в лице ни кровинки. Выяснилось, что зовут ее Марина, она преподает основы иконописи и пишет диссертацию о темперной живописи.
- Почему вы решили этому учиться, - спросила она.
- Во-первых, я иконы люблю с детства. Во- вторых, я всю жизнь работал головой, хочется что-то делать руками, - ответил я.
Произошло маленькое чудо! После беседы с Мариной я и думать не мог о водке. Так бы всю ее и вылил, проклятую!
Перед каждым уроком в мастерской кто-нибудь неизменно читал «Царю Небесный…» и начиналась живописная битва, у кого лучше получится. Нас учили писать в технике «плави», когда жидкая темпера медленно растекается под нежной беличей кисточкой, как будто «плавится». Дело непростое, если у вас начинало неплохо получаться, суровая Марина неизменно говорила: «Хорошо, но очень медленно! Это никуда не годится».
Публика подобралась прелестная. Несколько жен батюшек, учитель черчения, молодой парень Вячеслав, который прославился тем, что мог без циркуля, кисточкой, нарисовать идеально круглый нимб. И очаровательный старичок, Михаил Палыч, который даже доски делал сам. С углублением-ковчегом. У него замечательно получалось золочение. «Я золото только на чесночное зелье кладу! – любил говорить он, - Чеснок Господь придумал, а лаки-морданы – сатана…»
Долго ли, коротко ли, а кое-чему я научился. За время работы в «Русской иконе» я написал немало образов. По-настоящему хорошие только два: «Алексий Божий человек» и «Святая Злата». Все мои иконы остались в мастерской. Даже строгий руководитель «Русской иконы», Вениамин Алексеевич, сказал: «От такой красоты сердце сжимается». К сожалению, фотографии этих работ не сохранились.
Профессиональным иконописцем я так и не стал. Это нелегкий кусок хлеба, а мне были нужны деньги на лечение Анечки. Да и недостаточно я воцерковленный человек.
Сейчас иконы продаются везде. Фабрика в Софрино штампует тысячи бумажных образков, на мой взгляд, перегруженных «самоварным» золотом. И все-таки хорошая икона, по-моему, должна быть рукотворна. Ведь это, как говорят, «молитва, сотворённая в красках». Молитва и благородный труд.
Хорошая икона светоносна. Поблескивают отсветом Небесного Иерусалима золотые нимбы и фоны. Даже пишется икона от темного – к светлому. На темный подмалевок (роскрышь) накладываются все более и более светлые блики. На канонической иконе вы почти не увидите теней.
Хорошая икона цветоносна. Она пишется всеми красками мира, кроме чисто-черной. Черной - только зрачки глаз. И еще бесы!
Сейчас я пишу редко. И никогда не продаю иконы, только дарю.
Я верю, что пока пишутся на Руси иконы, Отчизна наша не пропала.