Вертикально вниз уходил неровный узкий ход для человека средней комплекции. Известняковые серые камни блестели в местах, где их касались руки. Я огляделась; обрывистый берег реки, ветер тревожит траву, небо низкое-плотное, но скоро не будет и его, только темные своды.
— Глубоко там? — робко спросила я.
— Кошачий лаз. Метров пять, потом колено и уже горизонтальный ход, там только ползком. Не заблудишься! — Усмехнулся мой спутник.
Я вздохнула, страшнее всего было застрять в глубине как Винни пуху, и остаться в вечной тьме медленно умирать. Надежда только на мою субтильную фигуру.
Когда тебе восемнадцать лет, то потребность в романтическом приключении становится острой необходимостью, но, что мы могли себе позволить в самом начале девяностых?
— Ленк, эта... в пещеры не хочешь съездить? — Мой бывший одноклассник, Дима, сделал предложение, глядя на кончик сигареты, словно обращался именно с ней. Мы случайно встретились на улице, до этого я просто знала только, что он есть и немного странноватый.
В нем была своеобразная русскость — белые, с желтизной, вьющуюся длинные волосы по моде тех лет. Голубые глаза чуть на выкате. Фигура крепкая, но в движениях неловок, угловат, временами дергал плечами словно стряхивал невидимый груз.
— Зови меня в системе Мастером, там у нас свои погоняла. — Это последние слова, что я услышала перед погружением.
Часто неподалеку от старинных русских городов, на берегах рек есть рукотворные пещеры-каменоломни. Это сеть горизонтальных ходов-лабиринтов, внутри известнякового пласта, так в древности добывали «белый камень» для строительства церквей и крепостей. Прорубались в произвольном виде — где больше целого камня туда и двигались. Тянутся они иногда на десятки километров, а иногда совсем короткие. Ходы пересекаются, путаются. Множество тупиков, завалов и так называемых «шкурников», узких лазов для движения на четвереньках или вовсе по-пластунски, а иногда — огромные «колонные залы», торжественные как пещеры гномов Мории. Вечная тьма, только мечущийся свет фонарей на головах идущих людей. Температура постоянная — плюс восемь, зимой на выходе клубиться пар как в бане. Влажность и правда банная, через день все вещи пропитываются водой, хлеб раскисает. Тишина мертвая, иногда слышно, как сочится сверху грунтовая вода — водокап. Короче, удовольствие на большого любителя.
Этот параллельный мир вне законов солнечного пространства. Ясно, что выковырять оттуда человека без его желания — затруднительно, что привлекало своеобразную публику. Старожилы, бежавшие туда от жен, родителей, общей неустроенности девяностых годов пили безбожно, благо день там не отличался от ночи и даже у кого-то был больший хронометр с подводной лодки, который отмечал свет и тьму на поверхности.
Темные штреки, стены выложены бутом — битым камнем, на гладких поверхностях множество знаков за сотни лет существования, говорили, что даже секта сатанистов пряталась тут от властей. Есть много небольших гротов, размером с большую комнату, все со своими названиями — Чекист, у Тани, Убийство — где обычно и располагались обитатели
Играли на гитаре, горели свечи, пересказывали местные страшилки: Белый Спелеолог — призрак, бродит по системе (так они называли каменоломни) — запугивали новичков.
Там Мастер читал мне свои стихи. тогда и сейчас, по прошествии многих, имея большой опыт, я могу сказать, что это было хорошие стихи — сложные, томительные и трагические. Он начинал с пафосной строки, а потом разоблачал сам себя.
Он человек не моего романа, я знала, что нас отделяет стена, о которой я могу написать только сейчас — личный запах. Нельзя сказать, что он неприятен, каждый человек имеет свою неповторимость в этом плане, но тут это было непреодолимо, я натыкалась на него каждый раз как Панночка из гоголевского Вия не могла пересечь магический круг очерченный Хомой.
Сейчас это кажется нелепым, но он усиленно работал над харизмой пьяницы. Почему-то ему казалось, что роль такого отвязного разудалого парня привлечет к нему людей. Мастер всячески подчеркивал, что желание выпить у него главное, что ради него он готов на многое. С радостью рассказывал истории о своей родне по матери, она, кстати, умерла у него очень рано, как беспробудно пьют и что в полупустой квартире посреди комнаты стоял сорокалитровый молочный бидон с брагой и ковш — желающие «причащались».
— Мастер, пошли пить. — Мелькнул свет фонаря.
Он сорвался, забыв меня, словно мертвец на трубный призыв ангела, я едва поспевала за ним, оставаться одной боялась.
Грот Склиф, дрожащий свет от расставленных на камнях свечей, тени мечутся по стенах, своды теряются во тьме. Гремят кружки — разливают. Я не знаю, что они пили в то трудноалкогольное время, но пили много и быстро требовалась добавка. А где взять? Обдирали новеньких. Они блуждали по системе, рисовали мелом знаки на стенах, но это не помогало. Отчаявшись, бродили по лабиринтам надеясь на удачу. «Удача» их находила, появлялся «специалист», готовый помочь, но требующий немедленного налива. Налив, кстати, требовался постоянно, иначе: «Оставьте меня тут и проваливайте!»
Помню такую сцену, волокут под руки пьяного Мастера, грязный (хотя чистых там в принципе не было), налобник на ухе где-то. Голова свесилась вниз. Сзади боязливо жмутся девчонки. На развилке, один из поддерживающих робко спрашивает:
— Мастер, куда?
— Го... голову подними. — заплетающимся языком выдавливает из себя пьяный.
Кто-то поднимает ему голову, как веки у Вия.
— Туда! — показывает проводник. И никогда не ошибался, систему он знал хорошо.
Здоровый широкоплечий парень, лицо его трудно различить во встречном свете фонаря, но голос добрый, веселый. «Белый — Юра, пожарником работает» — шепчет мне Мастер.
— Ну, чо... на дежурстве тащим спички — кто короткую достал, тот не пьет и отвечает на телефон. Остальные — в полет! Ну, чо... раз приехали, дом горит деревенский. Шланги размотали. А воды то и нет! Забыли, значит, залиться. — Он смеется, призывая и нас разделить веселье. — Ну, чо... шланги сворачивать неохота, так и поехали к пруду с размотанными... волочились как кишки по дороге.
Уже много позже он организует поиск пропавших подростков в пещерах, попадет на вторую Чеченскую и умрет от последствий тяжелой контузии.
Морковка и Клещик. Почему-то вспомнились прозвища героев Приключения Незнайки. Клещик, я даже не знала их настоящих имен, худенькая и маленькая, работала в поликлинике, в регистратуре и на звонок по домашнему телефону в половине случаев отвечала: «Регистратура». Она падала в обмороки, когда кто-то неожиданно появлялся сзади и хватал ее за плечо. Чем часто и развлекалась местная публика.
Морковка, невзрачный парень, попал под пьяное обаяние Мастера, и начал серьезно пить вместе с ним.
Клещик с Морковкой поженились, нашли друг друга в темных лабиринтах. Ребенок родился. Кончилось все темной историей. Мастер и Морковка пили дома у Мастера, что-то произошло, похоже — пьяная истерика. Морковка выбежал из дома, метался по лесу, и попал под машину на оживленном шоссе. Насмерть. Было ему едва за двадцать. Клещик растила ребенка одна.
Дима-Мастер была опасно сложен как личность, казалось, в нем живет другой человек, скованный оболочкой общих правил поведения, как деревянная бочка обручами. Стоило ему выпить, как темная сторона освобождалась, порвав обручи. Становился вызывающе агрессивным, наглым и в то же время театральным — держите меня семеро. Ни в пьяном, ни в трезвом состоянии он не мог и мухи обидеть, ни то, что ударить кого-то. Пока он был в кругу хорошо знавших его людей, такое поведение сходило ему с рук, но пришел случай, когда он не огляделся и все кончилось трагически.
По штрекам от входа тянулись путанные грязные нити, я спросила куда они ведут:
— Никуда, лохи тянут от входа, хотят вернуться по ним назад. — Пьяно захохотал в ответ Мастер. Я подумала, что так и мы хотим вернуться назад по нитям памяти.
Он вдруг начал искать меня, лет десять спустя от моего посещения пещер. Встретились. Дима был очень худ, трезв и жалок, я избегала встречаться с ним взглядом, чтобы не выдать чувств. Он попытался заговорить о системе, о том, что делает их план-схему и это очень трудно. Но мне это было совершенно не интересно.
— Купишь сигарет? — попросил он на прощанье, тоже пряча глаза. Больше я не видела его никогда.
Прошло еще десять лет, и я узнала, что через два года после нашей последней встречи, 26 января он праздновал день рождения в пещерах. Покинул систему, о чем свидетельствует запись в журнале при входе. И пропал. Отец нашел его через год, в милицейских сводках, на фотографиях неопознанных трупов. Когда начал таять снег в городе, его обнаружили в сугробе, голого — «подснежник», на милицейском жаргоне. Похоронили в номерной могиле. И больше никаких подробностей его гибели не сообщили. Было ему 36 лет.
Автор: Йоко Онто
Источник: https://litclubbs.ru/articles/47012-master.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: