– Николай Максимович, вот когда звучат такие имена, как Васильев, Лиепа, Плисецкая и так далее, то понимаешь – это звезда. А когда пришло поколение других звезд?
– Мне кажется, что сейчас всех называют звездами, но я считаю, что быть артистом – это самое главное.
– Я, кстати, когда читаю афишу, то отмечаю людей, чье имя несомненно известно, и потом знакомлюсь с теми, кто не так известен, думаю, что многие так делают. Мне кажется, что сейчас началась какая-то нерадостная пора, когда люди не так знают звезд. Что вот эта пора Цискаридзе, пора Вишневой и Лопаткиной, когда все вы были на слуху, – уходит.
– Ну нет, мне кажется, вы не правы. Я, например, много лет, помимо того, что был артистом балета, работал немножко на телевидении, видел и вижу, как это делается. Понимаете, вы никогда как зритель не будете слушать человека, не будете смотреть его интервью или читать его интервью, если этому человеку нечего сказать.
У артиста должны быть прежде всего роли. Вот вы назвали великие имена, и после каждого этого имени можно еще назвать и его роль. А когда у человека нет роли, это, к сожалению... ничего. Сколько ни говори «халва», во рту слаще не будет.
– Ну как, ведь эти новые звезды, они те же Одетты, они те же Жизели…
– Они эту Одетту исполнили так, что об этом вспоминать не хочется. А на Лопаткину в Одетте всегда хотелось вернуться и увидеть это еще раз и еще раз. И когда ты смотрел этот спектакль, тебе не хотелось, чтобы он заканчивался.
Понимаете, десять лет я не выхожу Принцем в «Щелкунчике», столько же лет откуда только и слышу, что все, Принцев в «Щелкунчике» нет. Десять лет идет этот спектакль без меня, в Большом театре, а я от зрителей это слышу.
Когда я выходил в «Щелкунчике», я выходил после величайших Принцев. После, естественно: Васильева, Лавровского, Владимирова, Андриса Лиепы, Гордеева, Мухамедова, после таких звезд. Понимаете, как надо было исполнить эту роль, чтобы ты остался в памяти, ну и эти роли не давали каждому встречному.