Квартира Михаила Тюскина, моего друга, была центром притяжения для всей модной советской молодёжи. Его семье она досталась от бабушки. Находилась она на самой окраине города, но зато трёхкомнатная сталинка. Да и не рядовая, а аж целая элитная! Бабушка Миши — очень таинственный персонаж в мифологии нашей компании. В курилке мы шутим, что она была КГБшницей или даже личной домохозяйкой самого бывшего секретаря ЦК КПСС. Сам Тюскин на расспросы о родственнице раздражённо отмахивается одной и той же фразой: “Да просто в секретариате работала, чё пристали?”.
Кстати, если так подумать, Сталин умер всего несколько лет назад, а его присутствие чувствуется до сих пор. Дело даже не в политике, номенклатуре или бюрократии. Скорее, это что-то метафизическое. Не зря же эти бетонные гнёзда для КГБшников и их детей в народе прозвали “Сталинками”.
А вот и моя остановка! Тюскин и остальные наверняка заждались меня. Хотя я предупреждал, что из-за учёбы освобожусь поздно. Между прочим, Миша обещал меня с какой-то очень роскошной дамой познакомить. Если она вдохновит меня на новую книгу, то я не буду сожалеть о том, что смотался на другой конец города.
Хотя так далеко лучше не загадывать. Лучше, закурив сигаретку, вдохнуть летний обжигающий воздух, от которого всё тело превращается в передвижную “баню на курьих ножках”. Маяковский умудрился пообщаться с солнцем. А мне оно лишь иногда шепчет, что пора бы оставить тетрадки и выйти на улицу. Когда Миша предложил собраться сегодня у него, оно шептало примерно также. Правда, чувство тревоги не отпускало меня на протяжении всей поездки в троллейбусе от ВУЗа до окраины.
***
— Олег? Олег! Мы тебя уже заждались! Пора дринкать и стилять! — Миша проводил меня на кухню, где стояла девушка и, словно гуманитарную помощь во время ленд-лиза, разливала в гранённые стаканы водку “Юбилейную особую”, чей мягкий и густой сладковатый аромат моментально влюблял в себя обонятельные рецепторы любого юного поклонника питейного искусства. Некоторые совсем уж хлипкие парни осознанно разбавляли сие прелесть домашним яблочным компотом.
— Этому товарищу, Танюш, налей вне очереди? — скандировал Тюскин.
— С чего вдруг? Он что, сын английской королевы? — надула щёки девушка.
Я хотел как-нибудь сострить, но дар слова словно вдруг испарился и затуманил в голове паром. И тогда меня на этом резком повороте уверенно обогнал Миша.
— Зная тебя, Тань, ты бы вне очереди и самой английской королеве не налила. Так что не ёрничай и налей ему!
— Ну, ладно, ладно. — капитулировала Таня.
Я нервно сглотнул и взял в руки стакан, в который девушка уже заботливо налила юбилейную особенную.
— Ой, Миш, да уж! — засмеялась она — Парню точно нужно дринкнуть немного! Глянь на него! — ткнула она в меня пальцем — Совсем уже дрожит. — Таня взяла меня подбородок и подтянула к себе
— Меня что ли испугался?
— Нет, что вы? — криво улыбнулся я. Боже, как же неловко…
— Не боись! — хлопнула меня девушка по плечу — Я же в шутку! Глотни и вперёд стилять!
Честно говоря, так много пить в начале встречи я не хотел. В лучшем случае, я планировал утром в общагу вернуться. Но Таня так меня обаяла, что я бесхитростно хлопнул где-то двести миллилитров спирта, которые мне услужливо прыснули в стакан, и резко поморщился.
— Сразу видно — пионер и комсомолец! — подтрунивал надо мной Тюскин.
— Тюскин, оставь пацана в покое! — Таня хлопнула меня по плечу — Извини, студент, я наливала, как всем, даже не подумав о том, что тебе возможно не подойдёт как всем.
— Всё в порядке! — выдавил я из себя после вздоха умирающего кита.
— Славненько! — улыбнулась Таня — Если ты в порядке, то вперёд стилять! Там сейчас по радио моя любимая песня играет!
— Танюша, дорогая ты моя! — вклинился в разговор Миша — Ты даже названия песни не знаешь! Как ты можешь называть её любимой?
— Какая разница: знаю я название песни или нет? Ты пойми, когда я её слышу — мне сразу так хорошо вот тут! — Таня погладила себя по груди.
— Тьфу ты! Одних батонов румяных на пьянку позвал! — буркнул Тюскин, махнул рукой и ушёл.
Я уже больше года кручусь рядом с, так называемыми, “стилягами”, но к их жаргонизмам так и не привыкнул. “Дринкать”, “Стилять”, “Батон” — в моё персональное языковое полотно эти импортные нитки так и не вплелись. Хотя и, в отличии от многих, ничего против не имею. Когда уши уже начинают киснуть от пафоса консервативных университетских речей, подобный “диалект” отлично подойдёт, чтобы разнообразить свой речевой фон.
По логике, я должен пойти сейчас в гостинную, чтобы танцевать со всеми. Тем более, алкоголь потихоньку начинает отдавать в голову. Ещё немного — и я дойду до нужного уровня бесстыдства, чтобы смело трясти телесами на потеху всем остальным. Однако меня кое-кто не отпускал.
Таня.
Нет, она не говорила мне: “Стой, не оставляй меня одну, я хочу быть рядом”. Нет, нет, о таком сейчас я мог бы только мечтать. Сейчас девушка лишь крепко сдерживала мой уход своим незримым обаянием. Я вглядывался в её чёрным импортный жилет, за появление в котором в публичном месте могли и освистать, круглое лицо, образ которого никак не складывался у меня в цельную картину из-за болтающихся взад-вперёд косичек. Хотя, возможно, это случилось из-за того, что я уже просто надрался.
Таня молча нарезала помидоры и огурцы, периодически почёсывая одну свою ногу другой своей ногой. С виду — она простая. В меру нахальная для своих лет, в меру женственная для своей красоты и в меру свободная для страны, в которой живёт. Однако мне казалось, что на этих хрупких плечах лежит какой-то такой невообразимый груз, что мне хотелось осторожно, не принося ей вред, переложить его себе на плечи.
— Чего стоишь? — как-то невинно поинтересовалась Таня, не отрывая взгляда от стола с овощами.
— Ой, да так задумался! — неумело соврал я.
— Задумался, говоришь? — девушка вдруг перестала шинковать огурец. Однако взгляд продолжал быть неподвижным. — Сейчас это большая редкость.
Таня молча выдохнула и молниеносно переменилась в лице. Задумчивость во взгляде утекла куда-то обратно в глубину души. Уголки губ растянулись. В голос вернулась детская звонкость.
— Тогда задумайся и о том, что нехорошо заставлять людей ждать!
Таня пыталась сейчас обмануть меня также, как и я её только что. Губы её скрвились в улыбку, но глаза пожирались изнутри глубокой печалью. Мне тогда было тяжело подобрать нужные слова.
— А разве ты сама не хочешь сейчас танцевать со всеми?
Таня покраснела и опустила голову. Плечи её вздрогнули. Однако девушка мгновенно взяла себя в руки обратно.
— Я чуть попозже присоединюсь! — отмахнулась она.
Очевидно, что она не собирается сегодня танцевать. Я не могу её оставить такой. Я должен что-то сделать. Вообще, Тюскин с ней хорошо знаком. Если он ещё живой, то надо посоветоваться у него. Я уже даже отвернулся, чтобы уйти, но Таня меня неожиданно окликнула.
— Как тебя зовут, студент? — неуверенно сказала она.
— А зачем тебе знать? — зачем-то съёрничал я.
— Да так… У меня тут, знаешь ли, пол тусы “студентов”. Хочу хотя бы кого-то по имени звать.
Я вдруг расплылся в улыбке. Что-то тёплое (и при этом неспиртное!) налилось сейчас в грудь.
— Олег Козлов.
Я протянул Тане ладонь для рукопожатия.
— А я Таня. Таня Динбур! — крепко обхватила девушка мою руку в ответ — Рада знакомству!
— Взаимно! — я вдруг замялся, прежде чем уйти — Я, наверное, пойду… стилять! Буду ждать тебя. — поспешно удалился я с кухни, махнув ей рукой.
Я протиснулся в гостиную, где молодёжь в пёстрых вычурных нарядах во всю танцевала под своеобразный советский ритм-н-блюз. В углах люди шептали анекдоты про почившего Сталина, комично пародируя его грузинский акцент. А на диванах расположились самые пьяные и уставшие. Среди них был и Миша. Из хороших новостей — глаза у него ещё открыты, из плохих — это ещё не признак того, что он не в отлюкчке. Если он хотя бы вменяем, то это уже будет маленькая победа.
— Миш? — толкнул я его аккуратно в плечо. И стал ждать реакции.
— А? Что, Олег?
Отлично. Он ещё живой.
— О! Слушай, ты не знаешь, почему Таня не танцует с остальными?
Миша хитро улыбнулся и удивлённо приподнял густую бровь.
— А тебе она что? Сильно понравилась? Потанцевать хочешь с ней?
Я вдруг зашипел, когда услышал это, но быстро взял себя в руки. Загвоздка в том, что этот увалень абсолютно прав. Я хочу потанцевать с Таней. Я даже не уверен, нравится ли она мне, как девушка. Я просто что-то почувствовал. Что-то такое, с чем никогда до этого, как писатель, не сталкивался. Прежде чем такие чувства описать словами, нужно потратить несколько толстых тетрадей, чтобы хотя бы наполовину приблизиться к той правде, что сокрыта в этих чувствах.
Но и влюбляться я пока не хочу. Точнее даже не то чтобы не хочу, а, скорее, боюсь. Это тот случай, когда профессиональные интересы не женятся с личными. Ведь если я сейчас влюблюсь, то, пока я не восстановлюсь от очередной неразделённой любви, я не смогу писать. Эмоции будут так сильны и буйны, что они выпрыснуться на мир ещё до того, как дойдут до бумаги.
— А что если даже хочу? — выпалил я.
Стоп. Я действительно сейчас сказал так? Откуда в моих устах столько решимости? У меня ведь сейчас ноги подкашиваются… А вдруг она услышала?
— Опа, как заговорил? Ещё немного и ты будешь прям “чуваком”!
— Миш, давай по существу! — разозлился я — Почему Таня не веселиться с остальными?
— Ты хотел сказать: “Не веселиться со мной.”?
Миша пристально глядел на то, как я постепенно наливаюсь яростью, дарованной мне искрой божьего гнева. И хохотал. Издевательски хохотал. Как же противно от ситуации, ведь Тюскин снова попал в яблочко.
— Не уходи от вопроса!
Хоть музыка и была громкой, я оказался, на своё собственное удивление, громче. Некоторые из стиляг даже обернулись ко мне. Главное, чтобы она не услышала.
— Больше твоей стеснительности я не люблю только советскую власть, так что ладно, давай отойдём на балкон, я тебе расскажу.
Мы вышли на балкон. Под ногами чувствовались вибрации с соседней комнаты. Стиляги полностью соответствовали своему названию и “стиляли” на славу.
— Знаешь, Олег… — начал Тюскин — Ты так и не понял, что Таня именно та, с которой я тебя хотел познакомить?
Миша сделал такой гротескный лавелаский взгляд, что я даже хмыкнул немного. Хотя смеяться для меня не свойственно. Я из тех писателей, что приходят в литературу, потому что внутри тебя всё настолько выжжено и мертво, что ты начинаешь, как патологоанатом, препарировать этого мертвеца, изучать его со всех сторон. Именно поэтому спустя пару небрежных фраз, которыми я перебросился с Динбур, я заинтересовался. Она случайно, скорее всего, сама того не понимая, сковырнула нарывы, о которых я даже не догадывался.
— Ты серьёзно? — насупился я вдруг — С чего ты решил, что мы вдруг сойдёмся?
Спросил я беззлобно. Я всего лишь хотел понять логику Миши.
— Ну, она странная и ты странный.
— Интересно… — искренне улыбнулся я — Удивительно, но ты, вроде бы, угадал.
Миша вдруг на пару секунд помрачнел. Для него это не свойственно. Ведь он, как истинный контркультурщик, проходя мимо угрюмых комсомольцев, заставлял себя улыбаться. И так, видимо, деформировал мимические мышцы, что уголки губ его, казалось, уже никогда не скатятся вниз.
— Что-то не так?
— Нет, просто уже танцевать хочется!
Не верю ему. Но с ним, вроде бы, действительно всё в порядке.
— Ясно. Так почему Таня не танцует с остальными?
— Если ты не заметил, я уже ответил на твой вопрос. — ехидничал Тюскин.
Я застыл в немом изумлении.
— Она странная! — простодушно пожал плечами Миша — И всегда так делает. Сначала она весёлая такая, всем наливает, хохмит. А как только включается музыка, она тут же отстраняется и старается не отсвечивать.
— Какая прелесть… — выдавил я из себя. Хотя, справедливости ради, это лучше, чем ничего.
— А ты не хочешь сказать ей, что ты писатель? — приобнял меня Тюскин и вопросительно хмыкнул — Может быть, она заинтересуется тобой? Будешь с этой чувихой про Пушкина разговаривать! Про Чехова! Ну, или про кого-нибудь ещё.
— Ни в коем случае. — отрезал я — И ты ей не смей рассказывать о моём хобби.
На удивление, я прозвучал как будто бы даже действительно грозно.
— Окей! Окей! Ноу проблемс!
Всё ещё не имею ничего против англицизмов у “стиляг”, но вот это мой слух резануло. Что ж, если Миша сказал, значит он действительно не станет этого делать.
— Может, уже вернёмся к остальным? — схватил Тюскин ручку двери.
— Ты иди, мне ещё подумать надо.
Миша пожал плечами и ушёл.
“Странная”, говоришь? Мне так тоже показалось. Как там говорится? “Рыбак рыбака видит издалека”. Я сейчас соврал Тюскину, ведь мне уже нечего. Нужно идти на контакт с Таней. Пообщаться с ней, узнать получше. Но с ней это нужно делать аккуратно. Так, чтобы это не выглядело, как призыв к эмоциональному стриптизу. На самом деле, мне просто-напросто страшно.
Вдох.
Выдох.
Надо идти.
Я резко выпорхнул с балкона, змейкой проскользил через танцующих, стараясь максимально не сбивать их с ритма, вышвырнулся на кухню и обомлел. Таня стояла ко мне спиной, поджав одну ногу и вскинув руки в верх. Я затаил дыхание и не двигался, чтобы случайно её не спугнуть. Позже я заметил, что она не просто стоит, а крутиться вокруг своей оси. Очень медленно и грациозно. Я просто молча смотрел на это. Вдруг она повернулась ко мне лицом, покраснела и потеряла равновесие. Я резко подскочил к ней и взял её за руку, чтобы она не упала.
— С-с-спасибо! — сказала она.
— Извини, что помешал. — неестественно улыбнулся я.
— Ничего. — Таня пригладила волосы и натянула обратно маску отвязной тусовщицы — Ты пришёл водички попить? — девушка в спешке схватила в одну руку графин, а в другую — стакан.
— Нет, нет, нет! — махнул я руками.
— Туалет в конце коридора. — огорчённо произнесла Динбур.
— Да и не в туалет, собственно. — почесал я застенчиво голову.
— А что ты тогда тут забыл? — нахмурилась Таня.
— Тебя. — без задней мысли ответил я.
— Так, вот только не надо мне тут в любви признаваться и прочее! Я знаешь ли…
— Не переживай. — перебил я её — Для начала я просто хотел пригласить тебя на танец. А то танцуют все, кроме нас. Как-то странно получается, не так ли?
Лицо Тани налилось неподдельной печалью. Она обречённо присела на табуретку и сгорбилась.
— Не пристало балеринам спину горбить. — отшутился я.
На пару мгновений девушка оживилась, но потом обратно натянула на голову незримую вуаль скорби.
— Даже не буду спрашивать, как ты догадался.
Таня старалась держать лицо. Но эмоции были сильнее неё.
— Теперь понятно, почему ты не веселишься с остальными. Воспитанная на балете, ты боишься не вписаться в тусовку стиляг.
Таня молча согласилась со мной.
— Но почему ты тогда продолжаешь с ними дружить?
— Потому что я хочу свободы.
— Ммм… Это волшебное слово — эмансипация.
— Не умничай. — рассмеялась Динбур — И так тошно.
— Честно говоря, я вообще не танцор. Так что, если мы будем танцевать вместе, то на твои кабриоли никто не обратит внимания, так как все будут смеяться надо мной.
— Ты так сильно хочешь танцевать со мной? — недоверчиво спросила Таня.
— Я в принципе хочу танцевать, но мне особо не с кем. Так что да, в каком-то смысле я хочу потанцевать именно с тобой.
— Ой! — нахмурилась Динбур, когда ей в лицо вдруг прилетела тетрадь. Подозрительно знакомая тетрадь.
— Почитай! Олег мало того, что личность интересная, так ещё и писатель ого-ого какой! — выглядывая, из-за угла, сказал Миша.
Так всё таки мне не показалось! Это наработки моего романа. Почему Миша так сделал? Он, как мне казалось, не из тех, кто будет вот так подло подставлять друзей. Да и какого чёрта он так отзывается обо мне, как о писателе, если ничего дальше зарубежных модных журналов в глаза не видел?!
— О, так ты пишешь? — потупившись, Таня развернула тетрадь на случайной странице — Интересно.
Я теперь даже не знаю, какое место найти в этой квартире, чтобы не провалиться сквозь пол.
— Ну, так. Балуюсь немного. — буркнул я — Миша! — стрельнул я на гада осуждающим взором — Надо поговорить!
Миша криво улыбнулся, пару раз шаркнул ногой, чуть виновато смотря на меня, и подошёл к двери. Я последовал за ним, пока меня не окликнула Таня.
— Олег, ты ведь вернёшься?
Она кристально чистым взглядом смотрела на меня. Словно хрупкая хрустальная нить связала нас сейчас.
— Конечно! — улыбнулся я.
И ушёл.
Миша уже ждал меня в коридоре, оперевшись спиной на стену.
— Тюскин, что это за чертовщина тут сейчас была? Нет, я понимаю, что ты хотел, как лучше, но можно было бы со мной это хотя бы обсудить! Ладно, вроде ничего испортить ты не успел, так что ладно, прощаю. Но в следующий раз, пожалуйста…
— Олег. — отрезал он — Иди сейчас домой.
— Что, в смысле? — опешил я и вдруг заметил в руках Миши мой портфель — Зачем ты его взял с собой?
Миша, уводя свои глаза подальше от моих, молча всучил мне портфель. Да с такой силой, что я даже немного потерял равновесие.
— Будешь стучаться — выкину с лестницы.
— Миша, что случилось? Может, это дома обсудим… — пока я говорил, Миша, не отводя взгляд от пола, вошёл в квартиру и захлопнул передо мной дверь — Походу, не обсудим.
Я тогда не знал, как поступить дальше. Я протянул дрожащий кулак к двери на расстоянии мужского ногтя. Но, вместо того, чтобы постучать, я крепко сжимал пальцы. Так, что костяшки одним за другим хрустнули. А после дёрнул руку в сторону, словно спасал сейчас её от ожога.
— Ну, хоть роман верните. — саркастично выбросил я в сторону. Но беллетристика сейчас волновала меня меньше всего.
Ещё некоторое время я беспомощно вглядывался в дверь. Где-то глубоко внутри я даже надеялся, что Таня выйдет меня искать. Но она, конечно, так и не вышла. Только тогда, когда я понял, что она меня искать не выйдет, я окончательно ушёл.
ЧАСТЬ 2.
Прошло несколько лет с того случая. За это время многое изменилось. Меня приняли в союз писателей СССР. Книги неплохо продавались, но самое главное — я стал встречаться с Валерией Тодоровской. Именно в СП СССР мы с ней и познакомились. Лера там работала в хозяйственном отделе (уборщицей, проще говоря). Забавно то, что во время нашей первой встречи мы повздорили немного. Я просто выбесился, когда она случайно выбросила черновики моей новой прозы в помойку. Но после разобщались о литературе… Стране… Жизни. И в какой-то момент поняли, что влюблены друг в друга. Я люблю её, и она меня.
Однако Таню я вспоминал частенько. Да, Лера моя девушка, но Динбур всё ещё не давала мне покоя. Я даже не знаю, что я хотел от балерины. Наверное, я хотел просто попрощаться. Сказать ей: “Пока, я всё таки пойду”, чтобы как-то бережно завершить эту историю из прошлого.
И в один день я с Лерой гулял неподалёку от района, где была квартира Миши. Или ещё осталась? Хмм… Не зайду — не узнаю.
— Слушай, Лер, ты не против, если мы сейчас сделаем небольшой крюк?
— Тебе надо куда-то зайти? — улыбнулась девушка.
— Быстро ты меня раскусила! — смущённо хмыкнул я — Да, мне нужно кое-куда зайти.
— Тогда давай сделаем круг.
Мы свернули и, пройдя дворами, подошли к тому самому дому. Как не странно, страха я уже не испытывал. Максимум — лёгкое волнение. Но, в первую очередь, во мне доминировал практически даже беспристрастный интерес. Ну, как беспристрастный… Обида, конечно, ещё осталась. Но сегодня я не планирую мстить. Я хочу просто разобраться. Может быть, мне тогда станет легче.
Я поднялся на нужный этаж и, ни минуты не медля, постучал в дверь. Пока ждал, что мне откроют, я краем зацепился за музыку, что играла за стеной. Эти ритмы въелись мне в память ещё тогда. Это те ритмы, под которые мы с Таней так и не сплясали.
— Так, я вроде бы уже никого не ждал! — ворчал открывший дверь Тюскин — Опа! — осёкся он, увидев меня.
— Ну, что, выкинешь меня с лестницы? — ёрничал я.
Миша замешкался и, учащённо вздыхая, задумался. Тогда я смог разглядеть его получше.
Во-первых, Миша явно постарел на большее количество лет, чем должен был. Видимо, праздный образ жизни дал о себе знать. Также он ощутимо поправился. Одежда, что покупалась ещё в годы нашей дружбы и в те времена сидела на нём, как влитая, сейчас почти что трещит по швам. Даже в том, как он открыл дверь, можно разглядеть скованность, вызванную маломерками.
— В целом, я на самом деле даже не против… — вымолвил Тюскин с трудом — Только скажи мне: зачем ты пришёл?
— Хочу поговорить. — спокойно ответил я.
Хоть я и стоял со своим бывшим другом лицо к лицу, спокойствия я не терял. Наоборот, стойкое ощущение того, что я в данный момент делаю всё правильно, подпитывали меня ещё сильнее. Решимости во мне было, как в голодном хищнике, встретившем беззащитную добычу.
— Ладно, проходи. — выдохнул Миша.
Я молча и невозмутимо переступил через порог. В большой комнате, как и тогда, танцевали стиляги. Судя по всему, “дринкать” они не перестали. Наверное, поэтому сейчас выглядят не сильно свежее Тюскина. Не пенсионеры, конечно, но такие же… неживые что ли.
— Олег?
Я обернулся и увидел Таню. Среди всех она, наверное, состарилась больше всех. В особенности кривая осанка выдавала её моральную перезрелость.
— Привет, Тань. — улыбнулся я — Как дела у тебя?
Как и было сказано, я пришёл не мстить. Я пришёл поговорить. Но Динбур всё равно помрачнела и недовольно поджала губы.
— Да, давай поговорим. Тебе чай налить, студент? — отвернулась она.
— Не откажусь! Спасибо.
— Миш. — строго сказала Таня — Оставь нас ненадолго. Иди потанцуй с остальными.
Миша понимающе взглянул на меня и её, кивнул и повернулся, чтобы уйти.
— Стой, Миш. — окликнул я его — Тоже расскажи мне потом, как у тебя дела.
— Обязательно. — криво улыбнулся Тюскин.
После он окончательно ушёл. Мы с Таней остались вдвоём. Она присела и медленно закурила. Воздух быстро пропитался горьковатым ароматом махорки.
— Что ты хочешь узнать? — опустила она голову.
— С учётом того, что я увидел, уже практически ничего. Однако один момент хочу проявить яснее: вы с Тюскиным встречаетесь?
— Мы в браке, Олег.
Что-то внутри меня вздрогнуло. Видимо завибрировало фантомное воспоминание о моей непрожитой жизни. Но невозмутимость всё также твёрдо оседала во мне.
— Вы быстро. — отшутился я.
— А ты, я смотрю, приоделся. Вельветовые брюки, замшевый пиджак. — насупилась она.
— Ну, да, кое-что изменилось. — кивнул я.
— Теперь у меня к тебе есть вопрос.
— “Почему ты тогда не постучал?”
Судя по тому, как она построила вопрос, он примерно знает, что тогда случилась.
— Я испугался. — честно признался я — Если бы ты вышла или хотя бы крикнула меня, мне бы, может, и хватило смелости.
— А если бы ты постучался, то мне бы хватило смелости выйти. — справедливо парировала она — Миша мне вообще сказал, что ты сам не захотел возвращаться.
— И ты ему поверила?
— Нет. Но его доводы были так убедительны, что я начала жить с внутренней самонавязанной установкой: “Это правда”. — Динбур потушила сигарету и дым закрыл её так, что я видел только эти несчастные глаза — А у тебя сейчас есть девушка?
— Да. И, к своему счастью, я её действительно люблю.
— Рада за тебя.
— В любом случае, прости. Я действительно тогда струсил. Правда, я всё ещё считаю, что ты могла бы и выйти меня искать. Я стоял достаточно долго.
— Олеже, не забывай, что ты — влюбился, а меня ты — влюбил в себя. Я почувствовала себя потерянной.
— И Тюскин тебя вовремя подобрал?
— В определённом смысле.
— Ладно, нет смысла винить кого-то спустя столько времени. Желаю тебе, Таня, всего наилучшего. — я уже собирался было пойти, но кое-что ещё вспомнил — Ты, кстати, обрела свободу, которую хотела?
Таня уныло покрутила головой.
— Я, скажем так, трясла решётки не с той стороны.
Я понимающе хмыкнул.
— Ты ведь, надеюсь, ещё хочешь поговорить? — окликнул меня Миша.
— Да. — повернулся я к нему — Однако не обещаю, что беседа будет долгой.
— Хорошо. — насупился Тюскин — Мне много и не надо.
Мы вышли на балкон, как и тогда. В подъезде как-то неуютно, а здесь самое тихое место в квартире.
— Удивлён, кстати, что вас ещё народные дружинники не прижучили. — злорадствовал я.
— Это временно. Нам пока просто везёт. — вяло хихикнул Миша и его лицо налилось ужасной печалью — Прости, Олег. — пискнул он.
У Тюскина затряслись плечи, он заплакал.
— Прости. — сопливо произнёс он.
— Скажи только одно, пожалуйста: почему сразу не сказал, что влюбился в Таню? Я бы легко уступил.
— Я… Я испугался. Я быстро понял, что Таня в тебе что-то нашла.
— А черновик романа бросил, чтобы унизить меня перед ней?
Миша молча кивнул.
— Я пойду. — махнул я рукой.
— Постой. — взял Тюскин меня за плечо — Есть ещё одна причина, почему я сделал именно так.
Я вопросительно взглянул на Мишу.
— Я надеялся, что ты всё таки вернёшься. Или Таня выйдет, чтобы отдать тетрадь. Но никому из вас храбрости на это не хватило.
Я прошипел, насупился, дёрнул плечом, чтобы вырваться из его объятий, и ушёл.
Это что, получается, Тюскин оказался просто чуть смелее меня?
Я, как и в тот день, прошмыгнул мимо стиляг, и уже собирался было покинуть квартиру, как меня окликнули.
— Я, кстати, прочитала.
Я обернулся и увидел, как Таня аккуратно, почти что нежно держит в руках черновик моего так и несостоявшегося романа. Я не стал ей ничего говорить, ибо мне было уже безразлично, что она скажет.
— И что ты про него скажешь? — вырвалось вдруг у меня — Только учти, что это всего лишь черновик. Много опечаток, стилистических ошибок, фактических неточностей…
— У тебя явно талант. Литературный дар. Но, видимо, за этот талан где-то там… — Таня бросила краткий взгляд в потолок — …отдал что-то важное.
— На что же, например?
— Я не знаю.
Я кивнул и, всё таки не попрощавшись, ушёл.