Сразу «прим. ред.»: То, что говорит Евгений Маргулис (Е. М.), мы печатаем обычным шрифтом. То, что говорит Анна (А. М.) – курсивом.
Е. М. У меня сейчас ощущение, как будто я пришел в кабинет директора с мамой. Аня же никогда не ходит на эфиры, передачи, и, когда ее нет, можешь что-то свободно сказать, а тут «мама сечёт». Поэтому я сегодня заткнусь, пускай Аня говорит все, что захочет.
У мира был шанс увидеть Маргулиса-скрипача. Почему этого не произошло?
Е. М. Да, был бы я сейчас 6-й скрипкой... Не получилось, было много факторов, которые не позволили мне стать знаменитым скрипачом. Но музыкантом всё-таки стал.
Могу объяснить почему - в детстве я был страшно страшный: ушастый, кривоногий, и для того чтобы нравиться девчонкам, нужно было научиться играть на гитаре. И я научился, и начал нравиться девчонкам. И я понял, что музыкой мне нравится заниматься больше, чем остальным.
Благодаря музыке я нашел Аньку.
Любовь правит музыкой, и музыка правит любовью.
Как вы познакомились?
Е. М. Версия такова — отсутствие горячей воды, приятель, у которого была газовая колонка, и к нему, как тараканы, слетались на горячую воду со всех концов Москвы.
И мы с Анькой практически встретились в ванной. Помню, что она мне не очень понравилась, потому что была с такими тощими ногами… Но я был тоже не красавец.
А. М. Женька был не просто не красавец. В тот момент он приехал с каких-то гастролей, в которых у него украли абсолютно все, включая очки. Поэтому он был в старых бабушкиных очках, перевязанных изолентой. То есть нереальной красоты был человек.
Но я при этом знала кто это. Не могу сказать, что я совсем была не в курсе происходящего в стране, это был 1981 или 1982 год.
Женька был в этот момент в «Араксе», до этого уже произошли все метаморфозы, первый раз ушел из «Машины времени», было создано «Воскресенье», уже было покинуто «Воскресение»… Так что я была в курсе, кто это. Не могу сказать, что могла что-то напеть — нет, но имя я знала. Поэтому я была очень приятно удивлена.
Анна, когда ты пришла к Евгению первый раз в гости, чьи фотографии висели на стенах?
А. М. Я сразу поняла, что человек - гастролер: сумка, кровать, зубная щетка. Нет, фотографий никаких не было.
Е. М. Помните анекдот про музыканта симфонического оркестра, у которого случается день рождения, и ему дарят чемодан. Он говорит: «Зачем?» — «Ты поедешь на гастроли, положишь туда трусики, маечку, носочки, брючки, рубашку, пиджачок.» — «А в чем я тогда поеду?». У меня была примерно такая же история.
А. М. Женька был «перекати-поле», практическим таким и остался.
Был ли в жизни главный кризис, когда «музыкой не заработаешь», и надо заниматься чем-то еще?
Е. М. Было, конечно. 1984 год, перестройка еще не наступила. После того, как запретили «Аракс», вышел указ не появляться нам на советской эстраде.
«Аракс» были более свободные, и вернулись обратно в театр, а меня на работу никуда не принимали. Я получил упрёки в сионизме.
У меня на спине был «Маген Давид» размером с автомобильное колесо, и его заметили. Я сказал, что это костюм звездочета, а меня забрали.
Поэтому я начал шить джинсы. Примерно в то же время Лешка Романов из «Воскресения» шил отличные аляски из верблюжьих одеял, я шил джинсы, нормально.
А. М. Это был прекрасный период жизни. Я вязала, я вообще очень много могу: шить, вязать, вышивать, танцевать, петь, только стричь не умею, а все остальное — пожалуйста. Тогда многие музыканты занимались шитьем джинсов. Это был целый рынок: заклепки Wrangler, Levis...
Е. М. Раньше были такие будки, где покупали поддельные заклепки, лейблы...
А. М. Это был очень романтический период. Мы были молодые, перспектив никаких, при этом у Женьки был достаточно долго запрет, до 1985 года. Но мы же были вместе - я вязала, Женька шил джинсы, то есть деньги у нас были. Так что все было хорошо.
Е. М. Кто потом помог мне вернуться в мир пресловутого шоу-бизнеса? Юра Антонов. Он сказал, что «мы идем работать в чечено-ингушскую филармонию. Там не то, что про тебя, там вообще ничего не знают».
Говорю: «А как же ты будешь меня представлять?» — «Очень просто: на бас-гитаре играет бас-гитарист», - и я согласился, пошел к нему работать.
Как сейчас живётся вместе людям «разных искусств»?
Е. М. Так как у меня других вариантов житья не было, мне нормально.
А. М. Благодаря Жене я могу, не думая ни о чем, заниматься творчеством, а это дорогого стоит. Я могу не заботиться о том, как живем, на что живем, что тоже существенно. Я могу заботиться о нем и заниматься творчеством, не думать о том, благодаря чему происходит, например, закупка материалов.
Я занимаюсь керамикой. Живопись тоже была, я совсем немножко касалась арт-терапии, и мне это было любопытно. Арт-терапия — направление в психотерапии, когда через рисунок, через скульптуру можно решать свои проблемы. Была эпоха выставок, на самом деле дивная эпоха.
«Человек второй половины жизни»
Е. М. Мне исполнилось 40 лет, и в сороковник я вдруг решил записать сольный альбом.
А. М. Не просто решил, а это пёрло, когда было понятно, что хочется сделать нечто, отличное от всего, сделанного «до». Есть прекрасные песни, написанные вместе с Андреем Макаревичем, это все остается, люди поют, но Женя начал писать тексты, чего он не делал до этого.
Е. М. Делал, но так себе, потому что было на кого свалить.
А. М. Женя писал «рыбу», и всегда со смыслом. Напишет первые две-три строчки, задаст примерно что он хочет, а Андрей всегда сделает профессионально, быстро и хорошо. Так и происходило: Женя «рыбу» сделал, Андрей написал чудесный текст.
Но в какой-то момент у Жени возникла потребность писать самому. Мне кажется, что этот слом произошел ровно тогда, когда Жене захотелось высказывать самостоятельную мысль в текстах и не зависеть ни от кого, мне кажется, этот момент был переломный.
Е. М. Не в этом дело. Просто, когда ты играешь в группе, то ты всегда должен учитывать возможности людей, с которыми ты играешь. И, если что-то придумываешь, ты должен учитывать возможности тех людей, с которыми ты играешь.
И в какой-то момент понимаешь, что написал нечто другое, которое твои коллеги не смогут сделать так, чтоб тебе это нравилось. И ты это произведение начинаешь «жабить» для себя, то есть не показываешь никому. Начинается история «ящика стола», куда ты складываешь то, что твоим друзьям пока неведомо. И когда у тебя набирается какой-то пласт, начинаешь делать это с людьми, которые тебе подходят. Например, я знаю, что есть гитарист, который играет восхитительно, есть барабанщик, и вот с ними начинаешь уже делать, то, что называется «сайд-проект», «боковичок».
А. М. Потому, что до того, когда он начал писать тексты сам, он был абсолютно зависим от тех, кто ему до этого писал тексты. Когда человек делает и то, и другое, он раскрывается по-другому, он абсолютно самостоятелен, и тогда уже можно делать все что угодно, то есть с группой и плюс самостоятельно.
Новые песни «утверждаются» Анной?
А. М. Да, конечно, но я не утверждаю, я просто слушаю. Я могу сказать, что мне эта нравится, а здесь хорошо бы подумать.
Е. М. Редакторской работы нет, она не говорит, что этот куплет мне не нравится, попробуй-ка, брат, написать о другом. Даже какие-то стишки я проверяю на ней.
А. М. О ненаписанных песнях я могу высказываться резко, а о написанных очень аккуратно.
Сколько песен ты вообще посвятил Анне?
Е. М. Все. Я написал посвящение Аньке к первой песне, а дальше уже пошло-поехало.
А. М. Я могу перечислить: «Когда ты уйдешь», «Надоела», «Лучше бы ты ушла к каким-нибудь цыганам», эти три песни сто процентов :). На самом деле много прекрасных песен.
О современной музыке
Е. М. Электроника уже скакнула далеко вперед, и поэтому во всех банках звуков есть все звуки на Земле. И это значительно проще, чем таскать какой-то инструмент на студию, на настрой которого влияет погода, кондиционер, ты настраиваешь бесконечно этот инструмент…
Проще «вытащить» звук из банка. Это я про звуки говорю, хотя современная музыка, которая поступает нам интернетом, вот так и «сварена». Берешь какой-то луп – закольцованный звук - знаменитого артиста, гадишь его какими-то эффектами, накладываешь туда луп…
Песня — это когда слова положили на музыку, а современная песня — это когда положили и на музыку, и на слова.