Сегодня я расскажу вам о картине, которая стала иллюстрацией к катастрофе, произошедшей на фрегате "Медуза" в начале XIX века. Однако художник, написавший полотно, воспринял эту катастрофу как общечеловеческую, вневременную историю.
Фрегат «Медуза» возглавлял французскую эскадру, 17 июня 1816 года отплывшую к берегам Сенегала. Цель — восстановить права Франции на эту территорию, утраченные после подписания антинаполеоновской коалицией Парижского мира, который отменял наполеоновские завоевания и возвращал Францию к границам 1 января 1792 года. Спустя две недели «Медуза» встала на опасную мель.
Состав экспедиции был очень пестрым: в него входили солдаты, чиновники колониальной администрации и члены их семей, а также ученые и переселенцы. Пассажирка Шарлотта Пикар, плывшая на фрегате с отцом, записала в своем дневнике слова одного из его друзей: «„Медуза“ совсем не предназначена для такого количества пассажиров. Это военный корабль, а не транспортный! Кроме того, (в экспедиции) нас больше 350 человек: судовая команда, две роты солдат, офицеры и гражданские, как мы. Это слишком, от этого вся неразбериха».
2 июля 1816 года фрегат сел на мель у берегов Западной Африки. Капитан Дюруа де Шомарей собрал чрезвычайный совет, на котором было решено строить плот, чтобы разгрузить судно. Однако через некоторое время поднялась буря, корабль начал тонуть, а пассажиры стали занимать спасательные шлюпки.
17 человек остались на фрегате в ожидании помощи. 30 дней спустя, когда их обнаружили, в живых были лишь трое. 73 человека спаслись на шлюпках и парусниках, которые должны были везти плот на буксире.
Через 4 дня они достигли берегов Сенегала, поравнявшись с другими кораблями эскадры.
150 человек перебрались на плот «Медузы». После того как крепления оборвались, плот унесло в свободное плавание.
В первую же ночь дрейфа 20 человек были убиты или покончили жизнь самоубийством. Во время шторма десятки людей погибли в борьбе за наиболее безопасное место в центре у мачты, где хранились скудные запасы провизии и воды, либо были смыты волной за борт. На четвёртый день в живых остались только 67 человек, многие из них, мучимые голодом, стали поедать трупы умерших. На восьмой день 15 наиболее сильных выживших выбросили за борт слабых и раненых, а потом — и всё оружие, чтобы не перебить друг друга.
После тринадцати дней скитаний плот был замечен, бриг "Аргус" спас оставшихся в живых 15 человек.
Подробности плавания потрясли современное общество. Капитан фрегата, Гюго Дюрой де Шомарей, не опытный, назначенный по протекции, получил условный срок, но общественности об этом не сообщалось) Оппозиция обвинила в случившемся правительство. Морское министерство, стремясь замять скандал, пыталось воспрепятствовать появлению информации о катастрофе в печати.
Осенью 1817 года вышла в свет книга «Гибель фрегата Медуза». Очевидцы события, Александр Корреар и врач Анри Савиньи, описали в ней тринадцатидневное скитание плота. Книга попала в руки молодого художника Теодора Жерико, который увидел в истории то, что искал долгие годы — сюжет для своего большого полотна. Драму «Медузы», в отличие от большинства современников, в том числе и своих близких знакомых, художник воспринял как общечеловеческую, вневременную историю.
Прочитав книгу, Жерико нанял огромное мастерскую, купил колоссальных размеров холст (4,91 м на 7,16 м) и побрился налысо, для того чтобы не было соблазна выйти в свет, ведь в ту пору такая мужская прическа не считалась светской. Через несколько месяцев Теодор Жерико закончил картину и выставил в 1819 года в салоне, где ни одна другая работа не могла с ней сравниться. Картина получила название «Кораблекрушение», но каждый знал про что она.
Жерико воссоздавал события через изучение доступных ему документальных материалов и встречаясь со свидетелями, участниками драмы. По словам его биографа, Шарля Клемана, художник составил «досье показаний и документов». Он познакомился с Корреаром и Савиньи, беседовал с ними, даже, вероятно, написал их портреты.
Художник посещал морги, писал мертвую натуру, чтобы картина получилась живой, передающей весь ужас катастрофы.
Интересно, что Жерико создал несколько эскизов с разными сюжетами: среди которых и сцена каннибализма на плоту, и мятеж, а также момент самого спасения.
В конечном счете художник выбрал единственно верный сюжет: момент, когда отчаявшиеся, попрощавшиеся с жизнью люди, увидели шанс на спасение, в них появилась надежда.
По словам первого биографа Жерико, Луи Батисье, люди искусства, привыкшие к возвышенным и отвлечённым сюжетам, не оценили полотно. Лишь небольшая часть близких и мастеров, поздравила художника с успехом. По мнению Батисье, Жерико не обращал внимания на критику, однако, как показывают обнаруженные позднее документы, он воспринимал негативные отзывы весьма болезненно. В одном из своих писем он отмечает: «Художник, как шут, должен уметь относиться с полным безразличием к тому, что исходит от газет и журналов».
Далее Жерико высмеивает стремление прессы в живописи видеть лишь желание художника утвердить ту или иную идею, искать в любом произведении искусства политическую подоплёку.
«Несчастные, пишущие такие глупости, конечно, не голодали в течение двух недель, а то бы они знали, что ни поэзия, ни живопись не способны передать во всей полноте ужас, пережитый оставшимися на плоту…».