Когда Юля приезжала к бабушке, особым и совершенно не очевидным удовольствием для нее было ходить в магазин.
Когда-то советские планировщики расчертили улицы поселка по линейке. С тех пор ровные, одинаковые и аккуратные полоски дорог, соединяющиеся на перекрестках, размякли, скривились натоптанными и наезженными колеями, обросли кустами и деревьями на обочинах, оскалились разномастными заборами. Но сохранялось в этом осколке прежнего порядка свое очарование - очарование места, еще не утонувшего в безликом хаосе современности или в море мха, что наступал с некогда осушенных торфяных болот.
Люди были под стать месту - простые, непохожие друг на друга, но единые нравом. Умницу и красавицу, что приезжала к старой Никитишне, все помнили, здоровались, справлялись, как дела. И никто не называл Юлю презрительно "городской". По крайней мере, в глаза. К тому же, невысокая, стройная, но очень бойкая и острая на язык девушка не осталась бы в долгу. Покрашенные в огненно-рыжий цвет волосы заранее предупреждали, что тут палец в рот не клади.
Вот и сегодня, когда она, видение в летнем платье, прошла по улочке в магазин, пришлось раз пять останавливаться, чтобы перекинуться парой слов с народом. Поселок был крупный, развитой, почти как маленький город, так что пасторальное умиротворение глухой деревни никак не наступало меж частных домов даже по вечерам, когда молочно-розовое небо остужало большой оранжевый солнечный диск. Все суетились, куда-то шли, чем-то шумели. И только вывеска "Продукты", появившаяся на одноэтажном кирпичном здании еще в девяностые, сохраняла монументальность и невозмутимость.
Юля любила этот магазин с тех пор, как приходила сюда, взяв за руку молодую еще бабушку. Тогда, в голодные и безденежные времена, день пенсии становился праздником. Они покупали много всяких вкусностей, и внучка гордо несла хозяйственную сумку обеими руками перед собой до дома. Такие повадки очень веселили и бабушку, и смешливую продавщицу тетю Галю - круглую, белокурую и похожую на свежую булочку. С годами тетя Галя старела, лицо ее покрывалось морщинами, но приветливость и смешливость оставались как у молодой.
Когда старшее поколение вышло на пенсию, их сменила молодежь. Уже бабушка держалась за руку внучки, не пускавшей старушку на слабых от диабета ногах ходить одной. Уже не грузчики и муж звали Галю из подсобки, а сама она подавала голос, советуясь с Ромой. Так звали сына, унаследовавшего маленький сельский бизнес и место за кассовым аппаратом.
Когда-то Юле Рома не нравился. В детстве он тонким, как червяк, говорил мерзким гнусавым голосом и носил толстые очки. Поселковые дети дразнили мальчишку, он же в ответ кидался камнями и палками, а еще матерился, словно пьяный матрос. Но то было давно. С годами Роман вырос в статного, только немного худощавого парня с приятными золотистыми волосами и тонкими чертами лица. Даже очки в тонкой оправе теперь придавали интеллигентности, а не портили облик.
Иногда Юля ловила себя на мысли, что больше всего на летнем отдыхе у бабушки ей нравится строить Роме глазки и весело посмеиваться, когда он смущается. Она никогда не имела на него видов, хотя в свои двадцать пять наследник деревенских торговцев все еще не женился. Но почему бы не позволить себе маленькую шалость вроде многозначительной улыбки или обещающего взгляда?
Вот и сейчас, зайдя с солнечной улицы в приятный полумрак торгового зала, она первым делом улыбнулась. Рома стоял за прилавком и зачем-то дергал выдвижную часть кассового аппарата. Тот несколько раз неприятно звякнул, и только потом Рома вскинул голову, словно испугавшись незваных гостей. Увидев Юлю, он расслабился.
- Здравствуй, Юленька, - произнес он радостно, хоть и как-то торопливо.
- Привет, Ром! - поздоровалась она. - Хлеб свежий привезли уже?
- А? - Рома как будто не понял. - А, да, с утра еще. Не выложили только. Тебе принести?
- Принеси, кивнула Юля.
Рома поспешно исчез за задней дверью. "Нервный какой-то", - подумала Юля без особого интереса. С батоном и буханкой черного, ее привычным набором, юноша вернулся почти бегом и выложил на прилавок. Взгляд его старался избегать Юли, пока она придумывала, что бы еще взять.
- У теть Гали как дела? - поинтересовалась Юля, решив, что старая матушка Ромы могла заболеть. Возраст брал свое. К тому же, ее не было в зале, да и из подсобки она не вышла, хотя очень любила здороваться с приходящими покупателями. Может, лежит дома, хворает?
Рома дернулся как ужаленный и замотал головой.
- Нормально дела! Отдыхает она.
- Точно нормально? - теперь уже Юле показалось подозрительным такое поведение.
- Конечно, - быстро ответил Рома. - Они с отцом к фермерам соседним поехали. Хотят в поселке мясо кроличье продавать.
- Дело хорошее, - Юля такое объяснение показалось не слишком убедительным. - А денег-то нормально это даст? Крольчатина нынче не дешевая.
- Да деньги есть! - ляпнул Рома и тут же снова дернулся. - Ну, в смысле, все уже придумали заранее, как чего.
- А, - без уверенности протянула Юля. - Ну, ладно.
- Так чего брать-то будешь? - спросил Рома повеселевшим голосом, но уголки улыбавшегося рта дергались.
Вернувшись в дом, Юля рассказала бабушке о том, каким дерганным застала Рому. Та в ответ заохала, что, наверное, они опять с родителями поссорились. Сын давно вынашивал идею продать магазин и уехать в город, а Галя и ее муж ни в какую не соглашались. Бизнес приносил небольшой, но стабильный доход, да и места родные, опять же...
Объяснение казалось простым и понятным, и Юля успела забыть мелкое происшествие. Остаток дня прошел на огороде. Вечером же они вместе с бабушкой сели смотреть телевизор. Юле, конечно, не сильно импонировала идея разглядывать керамические зубы ведущего политического ток-шоу, но после трудового дня "отпуска" посреди грядок бубнеж телевизора расслаблял, как фоновый шум.
Когда в дверь постучали, она встрепенулась, отгоняя набежавшую сонливость. Кто бы это мог быть?
Оказалось - Рома. В мятой рубашке, с закатанными рукавами, но на контрасте с утренним своим состоянием - совершенно спокойный и неподвижный на фоне сереющего сумеречного неба.
- Юль, можно тебя ненадолго? - спросил он голосом, мало похожим на привычный высоковатый баритон. - Дело есть.
Она удивилась. К чему это он вдруг пришел, да еще с таким загадочным видом? Они никогда не были близкими друзьями. На свидание зовет, что ли? Вот еще...
- Какое дело?
- Да семейное дело у моих там... - он махнул рукой куда-то за плечо.
- Ба, я выйду минут на пять? - обернулась Юля в комнату. - Тут Рома поговорить хочет.
- А, Ромик, - заулыбалась бабушка. - Идите, идите.
- А помнишь, как вон там, где вечная лужа, вы меня в грязи вымазали? - спросил Рома.
Покинув дом бабушки, они прогулялись вдоль по поселочной улице, идущей до самой окраины. Дальше были только рощицы, карьер, а потом густой лес.
Солнце окончательно уходило за горизонт, и дорога, а вместе с ней дома окрасились синевато-хвойными тенями. Юля чувствовала легкий холодок ветра.
Рома не сразу начал разговор, на который позвал ее. Сперва предложил выйти на воздух, потом пустился в воспоминания. Все же они провели большую часть детства месте. Правда, память Ромы сохранила не самые приятные моменты. На каждый клочок поселковой земли он мог показать пальцем и вспомнить, как тут с кем-то дрался, там его валяли по земле, где был какой-нибудь камень, кинутый в голову обидчику.
"Мрачноватое свидание Ромка задумал" - внутренне усмехалась Юля, пока кивала, поддакивала и изображала сожаление о детских глупостях.
- Вот ты, Юлька, одна только меня упавшего не била, - хмыкнул он, останавливаясь у щербатого забора дома Симоновых. Тот стоял заброшенным уже лет пятнадцать. Пустые окна, болтающаяся без затвора калитка, густые заросли разросшегося сада.
- Ну, значит, не виновата я перед тобой, - улыбнулась Юля.
- Ну типа, - он пожал плечами. - Я, собственно, чего с тобой поговорить хотел? Заметила же, какой я с утра дерганный?
- Заметила.
- Так вот... - он оперся о косой заборчик. - У нас с мамкой-папкой скандал вышел.
- Я так и думала, - кивнула она.
- Я, короче... - Рома помедлил. - Я, короче, уехать отсюда собрался. Уже четко. Завтра.
- Нифига себе, - покачала головой Юля. - Резко ты.
- Да в том и дело! - он ухватился за верхушку забора и одним корпусом подался вперед, зависая в проходе с улицы в сад. Второй рукой Рома толкнул косую калитку. Это было так по-детски, что Юля невольно прыснула смешливо.
Рома подобрал ноги и шагнул за забор. Увлекаемая взмахом его руки, Юля прошла следом. В дворе стояла высокая, по пояс, трава. Красивая, ровная, как будто не сорняки заняли место людей, а специально выращенный газон. Улица скрылась из виду, разве что их силуэты можно было разглядеть за заборными досками.
Роман сразу осунулся, опустил плечи и впервые прямо посмотрел на Юлю.
- Я, короче, без ведома родителей уеду. Они не в курсе будут, пока не приедут.
Вот это уже была новость. Юля подумала о тете Гале. Каким ударом может стать для нее подобное предательство родного сыночка! А отец. Все-таки нехорошо так поступать. Но почему он рассказывает именно ей и именно сейчас?
- Слушай, ром, а ты хорошо подумал? - озвучила она свои мысли. - Матери тяжело будет без тебя. Да еще если так уйдешь. Да и вообще, не по-людски так. Ты. может, остынь, повремени, вот это все...
- Не, - он покачал головой. - Назад уже дороги нету. Я поэтому к тебе и пришел.
- Зачем? - она насторожилась.
- Не говори никому, что видела меня нервным. Я просто из кассы деньги взял. Будут искать, могут ментам заявить. С матери станется, она лучше меня посадит, чем отпустит. Ты просто не говори про утро никому. И бабуле своей скажи.
- Ниче себе, - печально хмыкнула Юля. - Вот это триллер. Да не скажу, конечно. Не наше дело, ваше. Ну ты, Ром, и конспиратор...
Только тут она заметила, что за время разговора Роман незаметно подошел ближе и теперь стоял совсем рядом. Она могла чувствовать его дыхание. Недавно жевал ароматную жвачку. Чтобы приятно пахнуть. Ну и ну...
- Юль, - произнес юноша глухо и тихо. - Всегда ты мне нравилась.
- Да ты чего... - она хотела отступить назад, но ромина рука крепко сжала запястье. Не до боли, но сильно.
- Я тебя за все прощаю, что в детстве было, - почти прошептал он, и вторая рука обняла Юлю за талию.
"Нахал!" - мысленно возопила девушка и хотела толкнуть Рому в грудь. Но помедлила. За долю секунды до действия Юля увидела его глаза. В них не было ничего от мальчишки, смущавшегося от шутливого флирта. Это были холодные, властные глаза мужчины. И было за роминым взглядом что-то еще. Что-то, что ее напугало. Какая-то тяжелая воля, будто сдержанная сильно сжатой пружиной. Именно эта воля заставляла парня так дергаться с утра. Какая-то решимость, теперь взятая под контроль.
- Ром, ты что? - только и сумела пробормотать Юля, а по спине прошли мурашки при виде холодных глаз.
Не успела она договорить, как он припал к раскрытым губам поцелуем. Юля дернулась раз, другой, но мужские руки держали крепко, а горячий влажный язык хозяйствовал во рту. Это было... приятно. Да. Предательская слабость овладела девушкой лишь на секунду.
Но этой секунды было достаточно, чтобы все шло как по маслу. Спустя эту секунду Юля уже лежала в примятой траве, ощущая холод остывающей к ночи земли. Рома нависал сверху, его руки жадно шарили по бедрам, задирая подол платья. Ей почему-то было тяжело дышать.
Вот трусики сползли по ногами вниз, сдернутые быстро и властно. Мужская ладонь легла на грудь. Губы вновь встретились с губами, ее ноги раздвинулись, и ночь закачалась из стороны в сторону.
Юля не сказала бабушке, что в тот вечер переспала с Ромой.
На следующее утро он исчез, и магазин стоял закрытым. Местные удивлялись, что случилось, а Юля молчала.
Только вот тетя Галя с мужем так и не приехали от соседних фермеров. Ни через день, ни через два, ни через неделю. А через две недели Юле надо было ехать обратно в город. Сидя в поезде, она смотрела на проплывавшие мимо березы и вспоминала ту ночь в высокой траве.
А еще через месяц в блоке региональных новостей показали подвал дома тети Гали и размытые блюром тела.
Тем утром Рома зарубил родителей топором и спрятал трупы. Украв все хранившиеся дома и в магазине деньги, он скрылся.
Диктор еще рассказывал о федеральном розыске, а Юлю выворачивало наизнанку прямо посреди гостиной. Впереди у нее был нервный срыв, страх перед поселком и чудовищный стыд, о причинах которого никто никогда не узнает.
И только через десять лет, проходя мимо разваленного магазина, заросшего травой, она плюнет в ту сторону.