НА ВСЮ ИВАНОВСКУЮ!

Студия «8ЦЕХ» и
Алексей Доцент представляют:
Серию «НА ВСЮ ИВАНОВСКУЮ!». Приключения Доцента и Краха.

Слоган серии: Клянусь пиявками, спагетти прекрасны!
Саундтрек: Хип-Хоп В Наручниках - Девяностые.
В главных ролях: Лёха Доцент, Саня Крах.

В этой серии вы узнаете:
Почему в 90-е нам было опасно гулять по Ломо. Берут ли на работу неформалов? В какой цвет красят коммунисты свои ларьки. Сова, или где продавалась дурь. Кому лучше платить, ментам или бандитам. Как свистят пули над головой. За что мусора замочили Коляна. А также многое другое...

Братки, менты, разборки - 90-х трэш -
анархия на берегах Невы лихая!
Ночной хозяин Питера всем проедает плешь,
грохочут выстрелы, в дыму Ивановская...

Эта история произошла с нами, когда я и Саня Крах в самый первый раз пробовались на роль продавцов ночного ларька. Да, да, именно ночного ларька, вроде тех, которые мы с Крахом однажды беспардонно кидали на водку и курево. Это как раз и является той самой иронией судьбы, ведь жизнь порой вынуждает пить из колодца, куда уже успел плюнуть. Этот урок мы усвоили, и впредь не совершали прошлых ошибок.
Так вот, аккурат перед тем, как мы с Саней влезли в приключения, описанные в серии «Афера на Плеханова», судьба нас занесла на улицу Ивановская - там мы тоже пытались устроиться на работу. Как обычно, гуляя днём в районе метро Ломоносовская, я и Крах по-очереди засовывали свои рожи в окна продуктовых ларьков, и спрашивали:

- Мы работу ищем. Вам никто не нужен?

На фоне звучащих почти из каждого киоска шлягеров того времени, в ответ мы получали лишь отрицательные мотания головами, чаще всего не сопровождавшиеся ни единым словом.

Найти работёнку в качестве продавца, или, на худой конец, грузчика было тогда, конечно, можно - в каждом третьем ларьке хозяин-азер был рад заиметь очередного неверного гяура, чтобы потом облапошить его как липку. Однако с несовершеннолетними пацанами, да ещё в неформальном прикиде, связываться хотел мало кто. И, если Крах умел одеваться более-менее модно по тогдашним меркам, то я даже летом ходил как «колхозный панк»: в кирзачах, рваных джинсах и чёрной дерматиновой куртке на прожжённую хабариками футболку. Я, честно говоря, портил всё дело, но оно, как показало время, было и к лучшему.

Наши с Крахом бошки побывали, наверно, ларьках в двадцати-двадцати пяти, прежде чем мы услышали:

- Да, мне бы не помешала парочка молодых ребят - у меня двух продавцов не хватает.

В ларьке на Ивановской, торговавшем, как и многие другие, продуктами питания, хозяином был русский мужик, что в те времена служило большой редкостью. Звали его Гена, и эти сутки он сидел за продавца сам, а вечером его должен был сменить Витя - единственный продавец, которого Гена пока нашёл.

Переговорив с нами несколько минут, и убедившись, что наши намерения стать продавцами имеют под собой твёрдую почву, Гена предложил нам подойти в ларёк сегодня вечером, часам к восьми, и отработать одну ночь с Витей в качестве стажёров.

- Парни, - сказал он, - ночью здесь обычно происходит самое интересное!
- Да? - напряглись мы. - А что тут может произойти ночью?
- Ну, ну, не переживайте вы так, - поспешил нас урезонить Геннадий, заметив, что мы задёргались. - Скорее всего, не произойдёт ничего - всё будет достаточно скучно и банально. В любом случае, Виктор - братишка опытный, всё разрулит.

Если не сказать, что Гена нас заинтриговал, значит, не сказать ничего. В то же время, это его «самое интересное» нас малость озаботило. Ни я, ни Саня Крах не знали Ломоносовскую, как свою родную Елизаровскую, и уж тем более понятия не имели, что тут творится по ночам.

Вкратце введу читателя в курс дела. Издревле так повелось, что неформалы станций метро Елизаровская и Ломоносовская всегда конфликтовали между собой. Граница наших районов протекала примерно по улице Дудко, и тянулась от самой Невы, до железнодорожных путей, пересекая проспект Обуховской Обороны, улицы Бабушкина, Седова и даже Белевский проспект. Хотя, кто-то со стороны Ломоносовской считал эту «черту» весьма спорной, и проводил подобную по улице Крупской, тем самым увеличивая свою территорию. С этим уже, конечно, были не согласны наши Елизаровские.

Наша и другая стороны в быту именовались просто Ельник и Ломо соответственно, и на территории между Дудко и Крупской нередко происходили нешуточные стычки между «ломовскими» и «ельниковскими». Одна из таких битв произошла, когда я заканчивал, по-моему, девятый класс школы. Сам я в ней не участвовал, но ребята рассказывали (да и по телику в новостях, кажется, говорили), что на сходку пришло человек по триста с обеих сторон. Все были нехило экипированы: в кирзе и берцах, многие в ватниках, чтобы смягчить удары; шли с арматурой, цепями, кастетами и прочим ударным оружием. Кровавая бойня была, говорят. Прибывшие на вызов менты тоже тогда хорошо отхватили.

И заметьте, никаких гастарбайтеров - одни русские, брат на брата!

Так вот, в то время «ельниковская» молодёжь, если собиралась зачем-то на Ломо, то всегда брала с собой какие-нибудь причиндалы типа кусков арматуры или кастетов - на всякий случай. Помните же, наверно, песню группы «Сектор Газа» - «Местные», где есть такое: «Стоять! Ты откуда?». Вот точно такая же свистопляска бывала и у нас, и на Ломо, и на Ельнике. Соответственно, если ты на чужой территории, то запросто мог огрести по черепу, особенно ночью.

А ведь я и Крах были с Елизаровской, и работать собирались в ночном ларьке на Ломоносовской, поэтому было о чём задуматься.

Но, взвесив все «за» и «против», минусы и плюсы, мы с Саней решили этой ночью всё-таки попробовать, ведь лично мы от «ломовских» втык ещё ни разу не получали. Да и не слышно уже давно было о подобных стычках. Может быть, с былых времён страх только и остался.

Перекантовавшись каждый у себя дома до вечера, я и Крах снова встретились, и уверенно зашагали пешком по Бабушкина постигать новые высоты. На всякий случай я прихватил с собой свой нож-бабочку, который стащил однажды на одной барыжной хате, где был в гостях. Саня Крах, как всегда, взял свои нунчаки, изготовленные собственноручно из двух кусков стальной гранёной арматуры. Зацепили мы с ним на ночь и похавать: я - банку горохового супа и хлеб, Крах - банку макарон и немецкие консервированные сосиски (Сосиски в жестяных консервных банках «Kleine Knackzarte» от немецкой компании «Meica» пользовались в постсоветской России большой популярностью. Особенно всем нравилось желе. - Прим. автора).

Было начало лета, а вечера в Питере в это время всегда светлые. Однако шуруя по улице в сторону Ломо, Саня и я были всё же малость напряжены, и постоянно осматривались по сторонам. Сам не понимаю почему, ведь мы и до этого на Ломо частенько бывали, правда, днём, но всегда всё проходило без эксцессов. Мы, наверно, просто нервничали перед своей первой рабочей сменой.

Продавец Виктор встретил нас с распростёртыми объятиями! Видеть, как мы подходим к ларьку, он не мог, но, когда мы приблизились метра на три, дверь киоска вдруг резко распахнулась, и из неё прямо на нас выскочил пухленький бородатый мужичок в очках, расставив в стороны руки, и до ушей улыбаясь.

- Пасаны, - воодушевлённо затараторил он, смешно шепелявя - как я рад вас видеть, вы себе дазе не представляете! Я узе три месяса тут наяриваю один... Точнее, с Геной вдвоём, но он зе хозяин, и подменить меня его ещё уговорить надо! Ну, теперь всё, теперь мы победим! Я к мамке съеззу, детишек своих увизу... Заходите, заходите, ребята, я тут вам уже места подготовил, музычка, вон, классная играет...

Я и Крах сначала даже опешили от неожиданной прыти мужика, и чуть было не дали дёру, однако, разглядев Витину добродушную моську, мы быстро успокоились.
- Привет!
- Драсьте!
Мы по-очереди пожали руку Виктора, и зашли вслед за ним в недра киоска.

Для тех, кто не застал продуктовые ночные ларьки 90-х, я сейчас опишу один из них - так читателю будет проще всё это себе представить.

Чаще всего это были металлические домики примерно три на два метра, и высотой метра два. Одна торцевая и одна задняя стенки были глухими. С другого торца имелась входная дверь. Весь же фасад обычно занимала оконная витрина, начинавшаяся в метре от земли, и доходившая до самого потолка. На витрину обычно опускались две стальные ставни, закрывавшие окно, когда точка не работала. В рабочее время поднятые ставни играли роль навеса над покупателями. Посередине витрины располагалось маленькое окошко, через которое покупатели контактировали с продавцом. Со стороны улицы ларёк мог быть аккуратно покрашен, и даже красиво оформлен - это зависело от творческих способностей и желаний хозяев. Но в подавляющем большинстве случаев стены были грязные, облупленные и местами ржавые, что говорило о совершенной бездарности владельцев торговых точек.

Так было снаружи. Внутри же ларьков чаще всего был полный бардак, и у креативных барыг, и у бестолковых. Поскольку подсобок, как в магазинах, где хранился бы товар, в ларьках не было, то вся тара складывалась здесь же, вокруг продавца. Случалось так, что бедному продавцу негде было даже присесть в первые часы, после привозки товара, и в течение дня он старался продать из этого хоть что-то, чтобы ночью можно было как-то расслабиться.

Торговали такие ларьки совершенно разными вещами, но чаще всего это были продукты питания, среди которых можно отыскать и немного промтоваров. В нашем ларьке, например, имелись и ликёроводочные изделия, и безалкогольные напитки, и табачные, и хлебобулочные, и консервы, и многое другое, в том числе шапки, перчатки, ремни, стиральный порошок и... презервативы.

Кроме того, наша торговая точка не была так захламлена изнутри, а всё было более-менее аккуратненько расставлено по периметру, развешано на стенах, и разложено под прилавком, если его можно так назвать. Виктору в таком порядке не составило особого труда, помимо своего, выделить и нам ещё два уютных местечка.

Ах, да, чуть не забыл, снаружи наш ларь был, хоть и хреново, но покрашен в... яркий красный цвет, что резко выделяло его из ряда серых и грязных в округе киосков. Хозяин Гена был человеком коммунистических взглядов, поэтому цвет советского знамени был у него любимым цветом. Впрочем, как мы с Саней вскоре убедились, социалистический расклад просматривался у Гены во многом, даже внутри ларька висели разные советские плакаты.

Было уже начало девятого вечера, когда Витя, я и Крах забились в ларёк, и Виктор начал нам рассказывать все принципы, а также нюансы работы в торговле.

- Короче, парни, - начал он, - буду вам всё объяснять потихонечку, в просессе всей, так сказать, ночи, чтобы вы успевали переварить информасию. В то зе время, рассказу вам всё начистоту, чтобы потом не было вопросов. Работа у нас не слозная, но есть слозности...
- Например? - опять напряглись мы.
- Например... крыши бандитской у нас нет. Нашу точку менты крышуют. Гена сам из органов, поэтому его друзья из местного РУВД за нами недорого присматривают. ПРИСМАТРИВАЮТ, япона мать! Но... если по-честноку, ребята, то братва всё-таки была бы лучше.
- А почемууу? - протянули мы в унисон.

Виктор пожал плечами.
- Как вам объяснить, парни... Ну, вот, смотрите. Если одним браткам хорошо отстегнуть, то у твоей точки ни менты, ни другие бандиты не будут сновать месясами, и беспредельщики не достают - ни кто. Но Гена ведь - крут, Гена не платит в криминал, Гена - коммунист, мать его за ногу! И Генин ларёк теперь постоянно под молотки летит: то гопота местная пива и сигарет требует, а нет, так дверь подзигают, то братва подвалит, грозится, что взорвёт точку к едрени-фени, то сами же мусора: «Мы от Гендоса. Дай нам водки хорошей, запить и зазрать»... А Гена потом: «Витя, ну зачем ты товар раздаёшь направо-налево? Я этих ментов знать-незнаю - залётные они!». Все работают спокойно, ёлки-палки, как нормальные люди, а мы же... Как хер красный, чесслово, - единственный на всю Ивановскую! НА ВСЮ ИВАНОВСКУЮ! Достало узе!

И Виктор в сердцах хлобыстнул кулаком по прилавку так, что четверть витрины обвалилась на пол, а мы с Саней подпрыгнули от неожиданности.
Витя чертыхнулся, и полез поднимать упавшие пачки сигарет и бутылки.

- Извините, братсы, накипело! - пробубнил Витяй из-под прилавка. - Нервы узе на пределе, ей богу! Зато всё как есть. Вы думаете чего у нас ларёк такой красивый, свезевыкрашенный? Потому что каздую неделю все его стены в копоти - подзигают! А Гена мне: «Витенька, на краску, на кисточку - закрась! Бурзуям и прочей падали всегда за радость советского человека извести. Но мы выстоим!».
Месяц назад какие-то обдолбанные ухари днём требовали у меня выручку, а не то, говорят, проблемы будут. Я послал их подальше, и закрылся, как Гена велел в таких случаях делать. Ночью закемарил, проснулся от того, что ссать хочу. Дверь открываю, а под ногами каааак захнет! Я обоссался прямо не сходя с места! Взрывпакет подлозили! Хорошо хоть не гранату! А буквально две недели назад «коктейль Молотова» чуть внутрь ларька не забросили - хорошо, что я успел окно захлопнуть. Витрину только подпалили - закрасывал.

Я и Крах переглянулись.
- А менты? - спросил я. - Ну, те, что крышуют.
- А что менты? - огрызнулся Виктор, вылезая из-под прилавка. - Я всё время Геннадию обо всём сообщаю, залуюсь. Он записывает, передаёт в отдел. Оттуда приеззают, всё осматривают, меня расспрашивают... И так каздый раз! Я узе у ментов в друзьях, ёшкин кот! Всю зизнь об этом мечтал! А потом снова наезды! Что они делают? Как они нас крышуют? Непонятно.

Я глянул на Саню - он скривил губы, и было видно, что ему это всё уже не нравится. Мне это тоже показалось весьма подозрительным. Мало того, что напрягают пацанские дела с местными, так ещё менты и бандиты! Не дело это, не дело. Но всё же мы решили остаться до утра, и поглядеть, вдруг всё не так стрёмно на самом деле. К тому же...

Виктор протянул руку к вещающей какое-то радио магнитоле, и включил аудиокассету - заиграла группа «Кино». Затем он вытянул откуда-то из-под себя литровую бутылку водки, поставил её на ящик под прилавком и, потирая руки, сказал:
- Ну ладно, ребята, хватит на сегодня негатива! Давайте лучше за знакомство! Такое событие - мозно и отметить!

Ну, конечно, это уже было совершенно другое дело! Наши с Саней хари расцвели, словно хризантемы, и все нелепые думы тут же улетучились из черепушек. Настроение перешло из режима «что-то не то» в режим «хорошо», а ноги стали подтанцовывать в такт играющей «Звезде по имени Солнце».

- Парни, - продолжал свой монолог Витя, расставляя на ящик три небольших стаканчика, - с меня, значит, градусы, а с вас - закусь. Вы зе взяли что-нибудь с собой позрать?

Вспомнив, что при нас имеются обеды, я и Крах полезли в свои пакеты. Я достал гороховый суп, вызвавший у Виктора истерический смех со словами:
- Аааа-ха-ха, потрясающе! Придётся всю ночь сидеть с открытой дверью!
Саня вытащил из своего пакета пол-литровую банку с макаронами и консерву с сосисками.
- Во, это настоящая вкуснятина, брат! - увидев сосиски, воскликнул Витя. - Обозаю эти сосисоны!

Вдобавок к этому яству, Виктор, опять же откуда-то из-под себя, достал кусок завёрнутого в марлю копчёного сала, две жареные куриные ножки и несколько кусков хлеба. Затем, налив каждому по полстаканчика водки, он встал и произнёс тост:
- Итак, предлагаю выпить за наше знакомство! Кстати, мне Гена хоть и говорил, как вас зовут, но... я забыл.
- Саня.
- Лёха.
- Итак, Саня и Лёха, за вас!
И Витяй профессионально забросил порцию водки себе в рот, заправив её сальцом с хлебом и одной краховской сосиской.

Поддатый Виктор оказался довольно весёлым и начитанным мужичком, с которым не соскучишься. Этакий балагур и весельчак, не то, что трезвый.

Аппетитно закидывая в рот Санины макароны и глодая свою курочку, Витя весело кричал:
- Клянусь пиявками, спагетти прекрасны! А в этот кувсын мы будем бросать кости! (Фразы из отечественного кинофильма про Буратино. - Прим. автора).
И швырял объедки в стоящее возле двери мусорное ведро.

Он не переставая рассказывал нам разные смешные анекдоты и истории из своей жизни, в том числе происходившие с ним здесь, во время дневных и ночных смен в ларьке. Некоторые его рассказы были совсем не смешные, а иной раз даже и жуткие, но теперь они уже не вызывали у нас никакого напряжения, а только неподдельный интерес. Мне и Сане становилось довольно занятно от того, что ларёк коммуниста Геннадия особенно выделялся из всех на Ивановской, и что именно с ним происходили самые отвязные приключения. Я и Крах любили искать себе... приключения.

Примерно до полуночи мы продолжали торговать, хотя контингент со временем заметно менялся. Если часов до десяти вечера среди покупателей были и приличные люди: дедки, бабки, дядьки, тётьки и даже детки, тыкающие пальцами в шоколадки и жвачки на витрине, то где-то с пол одиннадцатого пошли уже разношерстные ханыги, покупающие лишь сигареты, пиво и водку. Спрашивали даже про «шмаль» и «порошок», и тогда Витя отправлял таких дальше в сторону Седова - в ларёк с нарисованной совой на двери. Кинуть нас, или как-то на нас наехать к счастью никто в этот вечер не пытался, а даже наоборот, меня удивила вежливость со стороны всех припозднившихся.

Ровно в двенадцать ночи Витя захлопнул дверцу ларёчного окошка, выставил в него табличку с фразой «ЗАКРЫТО ДО УТРА», и погасил внутри ларька свет. Всё, мы были в красноармейском танке!

Втроём, под хороший закусь и душевные беседы мы быстро убрали весь литр водяры и, когда я предложил открыть ещё один пузырь, Виктор запротестовал:
- Не, не, не, ребята, хватит! И так хорошо надёргались. Думаю, сто неплохо было бы теперь вздремнуть пару-тройку часиков. Да, сидя, конесно, здесь особо не растянешься, но всё зе. Давайте, парни.

Витя проверил, закрыта ли на засов дверь, после чего вытянул под прилавок ноги, скрестил на груди руки, отбросил назад голову и... вмиг захрапел. Его рот, открывавшийся всё шире и шире, так и напрашивался, чтобы мы закинули в него куриную косточку, или хабарик - неистово брало верх наше с Крахом панковское нутро, и безумно хотелось пошалить! По сути, мы остались одни, и можно было бы, например, дёрнуть что-нибудь из ларька, ведь один хрен, мы никак тут не оформлены, и где мы живём, никто не знает. Но какой-то шёпот в голове неустанно твердил: «Низззяя! Низззяя! Вы сегодня ещё не всё посмотрели!». И мы не стали делать глупостей. Вскоре нас ждала «награда» - приключение, какое в жизни нечасто встретишь! Ну, разве что, в кино.

Курить, слава Богу, в ларьке не запрещалось - сам Виктор чадил так, что мама не горюй. И мы с Саней дымили сигаретками, стряхивая пепел в вонючую самодельную пепельницу из кофейной банки. Цой в магнитоле нам уже давно петь перестал, и никто не удосужился даже поменять кассету, прислушиваясь лишь к происходящему на улице Ивановская. А там, в свою очередь, тоже становилось всё тише и тише. С каждым часом число прохожих на тротуарах и машин на проезжей части уменьшалось, пока, наконец, движуха не прекратилась совсем.

Недолго думая, я и Крах вытащили из ящика возле Вити по бутылке пива, открыли их и приложились к горлышкам. Ничего страшного, даст Бог - потом отработаем.

Так прошёл ещё час с небольшим. Кажется, я даже и сам пару раз отключался в воцарившейся тишине, удобно откинувшись спиной на стенку.

Я в очередной раз открыл глаза, и посмотрел на висевшие на двери старенькие настенные часики. Их стрелки были покрыты светонакопительной краской, и теперь щедро отдавали накопленное в сумрак ларька, вместе с тиканьем создавая мистическую атмосферу. Часы показывали полвторого ночи. Крах мусолил очередную сигарету. «Какую уже по счёту, интересно? - подумал я. - Кажется, он слишком много курит». Дым от этого в нашем ларьке стоял уже мутным коромыслом! Я протянул руку к стоявшей на полу недопитой бутылке пива и сделал глоток. Было в кайф!

Вдруг откуда-то с улицы послышалась череда громких хлопков и визг тормозов. Я и Саня, как по команде, вскочили, и уставились в окно.

По Ивановской, со стороны Седова, на огромной скорости в нашу сторону мчалась красная «восьмёрка», выписывая немыслимые кренделя, а за ней, словно ястреб за добычей, - ментовский бело-синий «жигуль». Из-под обеих машин летели искры, дымились колёсные шины. Окно пассажирского места «восьмёрки» было открыто, и из него, как в боевиках, высунулся человек, стреляя из пистолета в преследовавшее их авто. Из «жигуля» по ним кто-то тоже палил, и при этом из «матюгальника» звучало:
- Остановитесь! Красная «восьмёрка», остановитесь! Стойте, пидоры!

Несмотря на это, висевший в окне стрелок продолжал целиться в догонявших и без устали нажимать на спусковой крючок.

Вдруг у «восьмёрки» со страшным хлопком лопается левое переднее колесо, машина теряет управление, опрокидывается, и начинает кувыркаться по дороге, разбрасывая в стороны обломки и стеклянную крошку. Вместе с обломками из машины вылетает стрелявший, со всего маху ударяется о фонарный столб, и мешком шлёпается на асфальт, не подавая больше признаков жизни.

Неожидавшие такого поворота событий менты резко выкручивают свой руль на нас, и их «жигуль» по-касательной таранит витрину нашего коммунистического ларька.

Всё окно вместе с товаром и стеклом осыпается на находящихся внутри нас, ошалевших и застывших на месте. Коробки, банки, бутылки и прочее барахло, стоявшее на полках, всё повалилось на наши головы, а мы сидели в этом бедламе, ничего не соображая. Краху на башку с потолка грохнулась дневная ртутная лампа, разбилась, и осыпала его белым порошком, словно он слишком увлёкся кокаином. На меня опрокинулась битком набитая хабариками пепельница, а также посыпались консервные банки. Виктора же завалило ящиками с пивом, сложенными рядом с ним в высокие пирамиды.

Возникла мёртвая тишина, которая бывает обычно сразу после ДТП. Потом с улицы, прямо перед нашим ларьком, послышалась какая-то возня, ругательства, кашель, хлопанье автомобильных дверей, и мужской голос возопил:
- Витя, привет! Ты как, цел?
В разбитую витрину заглянула лохматая рожа мента с кроводтёками под носом.

- Чтоб вас!.. - выругался Виктор, силясь встать со стульчика, к которому его прижало упавшим пивом. - Вы совсем узе охренели, что ли?! Гена! Где Гена, мать его?

Я попробовал тоже встать на ноги, но вдруг меня за куртку ухватила чья-то рука - это был Крах. Весь белый, в порошке, ухо поцарапано, он смотрел на меня испуганными глазами. К его губе прилипла недокуренная сигарета.
- Что за херня, Дозик? - ошарашено спросил Саня. - Что за херня?

Я уже упоминал, что Крах страдал плохим зрением, но очки он надевал крайне редко, только, когда читал или писал. И мне представилась вся произошедшая картина с его точки зрения, ведь он ничего толком не успел разглядеть: выстрелы, визг тормозов, грохот, всё вокруг рушится... Конец света!
Мне почему-то так стало его жаль, и я, чтобы успокоить, миротворчески похлопал его по плечу, приговаривая:
- Всё нормально, братан! Всё хорошо!

И тут со стороны улетевшей «восьмёрки» раздался яростный вопль:
- Суки! Мусора поганые! Колян! Колян! Вы Коляна замочили, падлы! Нате, получите, козлы!
И в нашу сторону прозвучала автоматная очередь. Пули, летевшие в ментов, прошлись по верху витрины нашего ларька, и в разные стороны брызнули щепки от оконной рамы. Одна щепка прилетела мне в лоб.

- Йоб васу мать! - прошепелявил Виктор, и упал на пол, прикрыв голову руками. Я и Саня тоже нырнули под прилавок, не успев даже как следует оправиться. Падая, я зацепил чем-то дверной затвор, и он открылся. Под моей тяжестью дверь распахнулась, и я, вместе с большой коробкой сигарет, выпал из ларька на улицу. Сообразив где нахожусь, я, было, подался обратно, но на моём пути возникло перекошенное лицо Краха.

- Сваливаем отсюда, Лёха! - прокричал Саня, и ринулся на выход прямо по мне. Вслед за ним на меня наступил убегающий Витя. Я, заметив, что весь асфальт подо мной усыпан пачками Camel, сгрёб пачек пятнадцать себе за пазуху, быстро поднялся, и тоже метнулся за остальными.

С Ивановской я метров через десять свернул на Бабушкина, и почти сразу же за углом столкнулся с Крахом. Тот стоял, прислонившись рукой к стене дома, и пытался отдышаться.

- Ни хрена себе! - вылупил он на меня глаза.
Я подумал, что у меня из башки что-нибудь торчит, и испуганно спросил:
- Что?
- Ни хрена себе мы влипли! Доцент, это писец какой-то! Ну, кино!

Облегчённо выдохнув, я прислонился спиной к стене. На Ивановской за углом всё ещё раздавались редкие пистолетные выстрелы и вопли:
- Лежать! Лежать, я сказал!
Послышались звуки милицейской сирены - к ментам прибывало подкрепление.

- Всё, нахрен, я наработался! - махнул я рукой. - Пошли домой, Саня.

Я взял Краха за плечо и потянул за собой в сторону дома.

- Эй! - вдруг услышали мы со стороны подземного перехода жалобный голос Виктора. - Парни, вы куда?
Витя прятался в переходе, за новенькой гранитной оградой (Подземный переход на перекрёстке улиц Бабушкина и Ивановская был только недавно построен, и блестел новизной. - Прим. автора), боясь лишний раз высунуться под пули. Очки свои он где-то уже потерял, а под глазом наливался свежий бланш.

- Домой! - крикнул ему я. - Мы пошли домой!
- Не уходите! - взмолился Витёк. - А как зе я? Сколько я ещё не увизу свою маму?
- Да пошёл ты в жопу, Витя! - рявкнул на него Саня. - Ты со своим коммунистом скоро не только маму, но и прабабушку с прадедушкой увидишь! Пока!

И, махнув ему на прощание руками, ничего больше не говоря, я и Саня засеменили в сторону Ельника. Мы дошли, наверно, уже до Бабушкиного парка, прежде чем оглянулись назад. Ивановская улица осталась далеко позади, как и шепелявый Витя. Продолжит ли он после такого дальше работать на Геннадия? Это дураком быть надо!

По дороге я успел похвастаться другу своими свежестибренными сигаретами, а он... он вытащил из-за пояса две пол-литровые бутылки дорогого коньяка. Мы радостно рассмеялись, пожали друг-другу руки, и отправились искать новые приключения.
_______________________________________________

Литературный сериал "Мои девяностые" / Сезон "Становление пацана"
Официальное сообщество сериала "Мои девяностые" в ВК: https://vk.com/moi.devyanostie