Портовый буксир, совсем не напрягаясь, оттащил нас от причала, подождал, упершись носовым кранцем в борт, пока выбирали кормовые швартовы, и, хрипло свистнув, отвалил куда-то в легкие сумерки. Лидер экспедиции, а именно так - экспедицией, по правилам туристической компании, в тайм-чартере у которой находилось судно, назывался каждый рейс, уже принес кучу документов на отправку. Не меньшая кипа лежала, приготовленная к отправке стармехом и капитаном. Все это, как минимум до полуночи, необходимо набить в память компьютера, затем одним нажатием кнопки отправить, и корреспонденция мгновенно достигнет своих адресатов в разных уголках этой маленькой планеты. Успеть всё отпечатать и отправить до выхода из канала в почти всегда штормовой или очень штормовой пролив Дрейка - было большой удачей.
Но была еще традиция представления экипажа, а точнее - начальников служб пассажирам. И подготовку отправки корреспонденции придется прервать минут на сорок. Сорок драгоценных минут, бездарно потраченных для ответов на глупые вопросы. Сорок минут моего сна, которых так будет не хватать в течение всего следующего дня. Но это – тоже требование компании. Пассажиры должны знать, кто отвечает за то, чтобы пароход двигался в правильную сторону, кто ответственный за то, чтобы пароход был способен двигаться, а кто делает так, чтобы на пароходе было светло.
Меня представляли предпоследним перед электромехаником, и я старался ограничиться парой скупых общих фраз о надежности радио и навигационного оборудования. Но каждый раз находился умник, нахватавшийся верхушек и выпендривающийся перед остальными пассажирами своими умственными способностями, а вернее их отсутствием, задавая идиотские вопросы. Когда в прошлый рейс с такими вопросами возник клоун из Штатов,
а я, из-за отсутствия времени и настроения, предложил ему самому рассказать пассажирам всё, что он знает, народ меня понял и поддержал смехом и аплодисментами, но лидер экспедиции (редиска - нехороший человек), отклонил моё предложение и поэтому пришлось отбывать номер полностью.
"Любовь" на "Любови Орловой"
«Любовь» лидера экспедиции ко мне и моя к нему была обоюдоострой. Всё началось с меня. Я принес взрослому мужику его же «грамоту», всю исчёрканную красным карандашом. Именно так я обозначил огромное количество грамматических ошибок, допущенных им в этом, совсем небольшом опусе. Когда мне было указано, что не мое дело, как это написано, а моя задача передавать, я стал так и делать, перерисовывая буква в букву послания, написанные лидером. Это было трудно, но игра стоила свеч.
В Нью-Йоркском офисе резко перестали понимать донесения с борта «Любови Орловой» и почему-то стали грешить на меня. В ответ были отсканированы все писульки, разобрать которые тоже был нелегкий труд, и эти древнекитайские папирусы на арабском языке были отосланы в нужный адрес. Итогом стал звонок на борт старшего менеджера южного направления туристической компании с просьбой ко мне самостоятельно корректировать письма лидера, не ставя того в известность. За доплату! я вернулся к тому, от чего все началось, но тогда было бесплатным. Наверное, у меня предками были люди, умеющие извлекать прибыль из чего угодно.
Американские коллеги неведомыми путями узнали, что мне доплачивают за неграмотность лидера, что стало поводом для его подколов, и любви ко мне не добавило. Так и работали: я - кайфуя и получая дивиденды, а он – нервничая и напрягаясь в постоянной попытке закинуть в мой бензобак кусочек своего рафинада. Беспокойства мне это не доставляло, тем более, что вскоре уже весь экипаж знал причину неприязни и с любопытством наблюдал его тщетные неуклюжие поползновения досадить мне и заранее предупреждал о подвохе.
"Пилите, Шон, пилите!"
Еще больше он взъелся, когда в первый его поход к Южной Георгии перед высадкой в долине Саулсбарри я по секрету сказал ему, что на месте оттаявшего кусочка суши нашёл свидетельство того, что климат на острове еще недавно был намного теплее и этому есть неоспоримое доказательство. В общем, это просто сенсационное открытие, а чтобы не быть голословным, надо взять с собой на берег ножовку по металлу. После высадки увел его вглубь пингвиньего «детского сада» подальше от берега и показал большой пень, сантиметров сорока в диаметре, торчащий из земли и замеченный мною еще в прошлом году. С тех пор ничего в долине не изменилось.
- Видишь, Шон, вот это – дерево, и оно когда-то тут росло, а сейчас наступает потепление. Ты же слышал о глобальном потеплении? - Он кивнул головой. - А до того, как наступило похолодание, здесь росли деревья и жили люди. Они когда-то спилили это дерево, видишь, какой ровный пень. Теперь надо только сделать срез и отвезти его в лабораторию для исследований.
Глаза у Шона горели азартом и наверняка он мысленно видел свою фотографию на обложках всех мировых таблоидов с заголовком: «Открытие тысячелетия».
Следующие два часа я гулял с видеокамерой по долине, снимая пингвинышей – переростков, уже лишившихся бурого пуха на теле, но со смешными остатками его на голове в виде «ирокеза».
Птенцов и взрослых королевских пингвинов здесь было около девяноста тысяч, запах стоял ужасный и, как бы сказали наши классики, лежбища меховых котиков, тюленей-крабоедов и морских слонов воздух тоже не озонировали.
Все эти два часа Шон старательно пилил китовое ребро,
неведомым образом очутившееся так далеко от среза воды и невесть кем вкопанное вертикально в грунт.
То, что это была кость, он понял только на борту, когда решил посчитать годовые кольца на спиле.
Сразу же поспешил найти меня, очевидно для того, чтобы сердечно отблагодарить от всей своей широкой канадской души. Свои люди вовремя предупредили, и в этот вечер он разыскать меня не смог. Сам я в это время в теплой компании со штурманами, матросами и бортпроводницами дружно смеялись, глядя, как на экране компьютера Шон старательно пилит китовую кость.
На ближайшую неделю этот ролик стал на пароходе хитом, его посмотрели все и при встрече с Шоном в коридоре или на палубе изображали движение руки с пилой и показывали большой палец. Лидер злился, заходя в радиорубку демонстративно, не разговаривал со мной, кидал на стол документы к отправке и исчезал за дверью. Отношение ко мне изменилось одномоментно, когда он после очередной высадки пассажиров на берег принес и положил на стол утопленную и вытащенную затем из морской воды УКВ радиостанцию.
- Алекс, у нас нет ничего на замену, можно с этим хоть что-нибудь сделать? – было видно, что обращение ко мне ему дается с большим трудом, но иного выхода у него не было.
- Шон, без проблем! Подожди минуту, – я отщелкнул батарею, положил ее на стол и вышел из радиорубки. Вскоре, вернувшись с наполовину заполненным теплой водой ведром, я демонстративно опустил туда утопленницу.
– Вот и всё!
Каким-то чудом успел отбить метнувшуюся в ведро руку Шона:
- Стоп! Я сказал, стоп! Сиди и слушай меня. Только ничего не трогай! Вода в море соленая? – Шон кивнул, не до конца понимая смысл вопроса, - Что делает соль внутри этой радиостанции? – я показал на ведро и сам же ответил на свой вопрос, - она разъедает дорожки проводников на печатной плате и там, где не надо замыкает их. Наша задача – сначала избавиться от соли, а потом просушить аппарат. Ясно? – Шон снова кивнул, - тогда слушай: каждые двадцать минут меняешь воду, из рации ее тоже вытряхиваешь, даешь вытечь и снова повторяешь. Через два часа приносишь ее сюда. Окей?
Через пару часов вместе с лидером повесили радиостанцию в фальштрубе возле выхлопного коллектора за привязанную проволочку. Шон всё еще не мог поверить, что это не моя очередная шутка над ним и посматривал подозрительно. Зато, когда через день я подключил другую батарею питания и рация как ни в чем не бывало заработала, он был в шоке.
- Спарк, извини, но я до конца думал, что это такая шутка. Я не ожидал, что она снова заработает! Ты просто волшебник! Знаешь, сколько раций я убил морской водой? И эта – первая, которую удалось спасти! Спасибо…
===================================================
- Алекс… Ты вернулся… - Тайока стояла возле маленькой, почти игрушечной машины. За прошедшие три недели она еще больше похорошела и расцвела. Волосы, тщательно уложенные в прошлую встречу, сейчас тяжелым шелком рассыпались по плечам, отливая едва заметной на черном легкой рыжинкой…
Ее дядя, полчаса назад замученный нашими вопросами и просьбами то на английском, то на русском, мужественно отбивавшийся от нас одним-единственным словом «ва-каранай» и доведенный до белого каления нашей настойчивостью, догадался позвонить племяннице и дал мне трубку радиотелефона.
- Никуда не уходи, дождись, я скоро буду! – Тайока мгновенно сориентировалась, и в телефоне зазвучали гудки отбоя.
- До̍мо аригато̍! – я вернул трубку ожидавшему японцу и постарался изобразить поклон.
- Мужики, а сегодня какой день недели? – повернулся к своим спутникам, ожидавшим окончания разговора с нетерпением.
- Да кто ж это знает! – практически хором ответили сразу оба и так же, почти синхронно засмеялись, - а тебе зачем? Где это видано дни недели в море отслеживать? Скажи спасибо, что время года знаем точно!
- Да мы девушке единственный выходной, похоже, испортили. Если она не на работе, значит сегодня воскресенье.
Что-то менять уже было поздно и, откровенно говоря, никто этого делать и не стал бы.
- Алекс, ты вернулся… - Тайока явно наслаждалась произведенным эффектом. Она знала, что выглядит очаровательно и пользовалась этим.
- Конитива, Тайока! Мы очень рады снова видеть тебя! Извини, мы не хотели испортить тебе выходной день. Знаешь, в море нет дней недели, там каждый день – понедельник. Представляешь, семь понедельников в неделю! А когда попадаешь на берег, очень трудно определить сразу, что за день сегодня у вас, зато для нас каждый день на берегу – воскресенье. А тут вдруг случилось такое чудесное совпадение – совпали сразу два воскресенья – твое и наше! Ну разве это не повод для праздника? А у нас в России принято по праздникам дарить подарки. Вот, это тебе, - я протянул тяжелый пакет девушке.
- Подарок? Мне? – Тайока с любопытством заглянула в пакет и тут же подняла глаза на меня, - пластинки?
Конверты оказались на капоте, и она с интересом рассматривала их. И вдруг неожиданно, с сожалением:
– Алекс, я не могу принять этот подарок…
- Но ты же сама говорила, что увлекаешься русской классической музыкой и современной западной…
- Да, всё правильно. Но это слишком дорогой подарок! Ты потратил такие большие деньги, и мне неудобно принять его. Мне очень жаль.…
Цены на грампластинки в Японии мне были хорошо известны. Не смея отказать себе любимому в приобретении не выпускавшихся в Союзе дисков, я покупал их здесь, и они были нереально дороги, не взирая на то, что это далеко не новые записи. Классика рока с годами не дешевела. Стала ясна причина смущения девушки.
- О, нет! Я сейчас объясню. На самом деле грампластинки в Советском Союзе совсем не дороги. Ты что-нибудь слышала о Ленине? - Тайока кивнула. – Он основатель нашего государства. «Искусство принадлежит народу» – это его слова и поэтому всё, что связано с искусством у нас в стране максимально доступно. И поэтому пластинки у нас стоят намного дешевле, чем здесь.
— Это правда? Но если это так, то почему в прошлый раз ты говорил, что иногда покупаешь диски здесь, если в России они дешевле?
- А вот это уже вопрос не цены, а наличия пластинок на внутреннем рынке. Я здесь покупал те, которые у нас не продают. И еще: нельзя отказываться от подарка, который сделан от всего сердца. А кроме моего, тебя ждут еще два подарка от этих замечательных парней, - я показал рукой на моих спутников. Парни поняли жест правильно и синхронно протянули девушке свои пакеты.
Молча наблюдавший за нами дядя Тайоки наконец обрел дар речи и выдал довольно длинную тираду по-японски. Девушка, выслушав ее, поклонилась, прижав ладони к передней поверхности бедер, повернулась к нам:
- А что вы видели в Сасебо? Давайте я покажу вам город? – она открыла пассажирскую дверь и пригнула переднее сиденье, давая возможность занять задний диван моим спутникам. Села на водительское место, подождала, пока я попрощаюсь с её родственником. Запаса японских слов для этого у меня хватало: «домо аригато» и «сайонара». Затем дождалась, пока пристегнусь, и только после этого повернула ключ зажигания. Мы ехали смотреть город.
Маленькая снаружи машинка неожиданно оказалась очень просторной внутри. Это было какое-то японское волшебство, непонятное европейцам, что-то сродни огромным апартаментам в маленькой «нехорошей квартире» Булгакова. Похоже, что японцы разгадали секрет третьего измерения и уже начали внедрять его в повседневную жизнь.
- Мужики, нас приглашают на экскурсию по городу, - я повернулся к парням, вполне комфортно разместившимся на заднем сиденье, - если есть возражения, то, пока далеко не уехали, говорите!
Спутники переглянулись, один из них озвучил общее мнение: -«Начальник, мне бы в торговый центр, у меня заказ из дома…»
- И мне бы туда же, - эхом откликнулся второй.
- Ясно, экскурсии не получится. А жаль, когда еще можно было поездить и посмотреть… Ладно, сейчас попрошу подбросить, куда ж деваться, сам обещал…
- Да стой ты, никуда деваться не надо. Пусть нас высадит и езжайте себе, экскурсанты, понимаешь… Только давай договоримся, где и во сколько встречаемся. И не переживай, никто тебя сдавать не собирается… Ты к нам по-человечески, мы к тебе так же… Завидно только наблюдать, как она на тебя, а ты на нее смотришь... Езжайте, всё будет хорошо.
Девушка вопросительно взглянула на меня, притормозив на запрещающий свет светофора.
- Тайока, планы у моих парней немного отличаются от наших, им надо в торговый центр, а вообще у катерной пристани нам всем надо быть в половине пятого. Если мы их высадим поближе к центру, а на обратном пути подберем, это удобно будет?
- Конечно удобно, а что именно им нужно купить? Здесь есть магазины, где все намного дешевле, чем в центре города, давайте заедем туда. И еще рядом большой оптовый центр, все люди в основном там покупают.
Свернув немного в сторону от намеченного маршрута, уже через пять минут она остановила машину у заполненной стоянки и вскоре я переводил своим спутникам, указывая рукой на длинное одноэтажное здание: « В той части – одежда, обувь, а там – все для дома – посуда, клеенки, ножи, если туда пойдете – там шампуни, мыло…» - я послушно повторял за Тайокой на русском всё, что она говорила по-английски.
- Ну что, мужики, не потеряетесь? Встречаемся здесь же в половине четвертого. Не подведите.
- Да езжай уже, - парням было невтерпёж окунуться в атмосферу поиска и приобретения. – Езжай!...
Сад был великолепен и тих. Беседки с изящно изогнутыми крышами, вписанные в ландшафт рукою мастера. Каскады небольших водопадов. Ивы, неведомой силой скрученные в немыслимые фигуры. Горбатые мостики над зеркально-прозрачными прудами с огромными красно-белыми карпами, наблюдающими за нами из другого измерения, вздыхающими и причмокивающими толстыми губами у поверхности воды. Маленькие пагоды, своим древним видом внушающие уважение к их замшелому возрасту. Невысокие, но тем не менее очень старые деревья, будто сошедшие сюда с древних миниатюр. Всё располагало к созерцанию и отречению от быстро текущей жизни. Здесь надо сидеть и размышлять о великом, вечном и прекрасном. Здесь надо быть отшельником. Здесь надо забывать о времени…
— Вот, смотри, - Тайока показывала мне рукой, - отсюда ты видишь все камни кроме этого, а если перейти, чтобы видеть этот камень, тогда не видишь вот этого, - мы шли вокруг расчесанной частыми граблями большой лужайки, усыпанной мелкой серой галькой. Островами на ней возвышались черные, обросшие темно-зеленым мхом большие гранитные камни.
– Эти маленькие серые камни – как будто вода, видишь, там круги вокруг больших камней? А еще ты сможешь увидеть только четырнадцать камней, а всего их пятнадцать.
Девушка видела, что я смотрю не на камни, а откровенно любуюсь ею, а я чувствовал, что это ей нравится.
Несмотря на воскресный день, сад был почти пуст. Редкие посетители безучастно созерцали вечность и органично вписывались в картину сада. Узкий бамбуковый мостик, крутою дугой выгнувший спину над небольшим озерцом, позволял рассмотреть сверху черепах, приткнувшихся к плавающим листьям лотоса. Они были неподвижны и похожи на обкатанные водой всплывшие черные булыжники.
- Мы видим черепах, смотрящих в вечность, а вечность видит их и нас, и ей всё безразлично, - у меня неожиданно сложились строки и Тайока удивленно взглянула на меня.
- Алекс, наверное, в прошлой жизни ты был японцем!
Я, удивленный, набрал воздуха в грудь, но Тайока опередила:
- Ты только что сложил стихи, у нас такие называются «хокку». Я запомню их! – девушка, повернувшись ко мне, с интересом смотрела в мои глаза. - А на русском языке ты умеешь говорить стихами?
Черепаха под мостиком, нарушив спокойствие вечности, неожиданно громко плеснув водой, резко клюнула проплывавшего мимо малька. Тайока, потеряв от неожиданности равновесие, пошатнулась, и я, успев подставить предплечье, приобнял ее за тонкую талию и привлек к себе. Девушка, замерев, прижалась ко мне и сквозь тонкую ткань я слышал, как оглушительно громко и звонко бьётся ее сердце. Время остановилось и единственное, чего в этот момент я желал всем своим существом – чтобы оно остановилось навсегда и этот миг длился, длился и длился…
За поворотом на дорожке, по которой мы сюда пришли, послышалось постукивание деревянных подошв гэта по брусчатке и вскоре появилась согбенная фигура очень пожилой японки в традиционном кимоно. Тайока мягко отстранилась, но мои поднятые ладони легко сжала в своих маленьких узких изящных ладошках.
- Алекс, а на русском ты умеешь говорить стихами? – она повторила свой вопрос, глядя мне в глаза, - умеешь?
- Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты… - по памяти процитировал я по-русски, — это наш великий поэт Александр Пушкин. Момент, когда я первый раз увидел тебя там, в видеопрокате, никем и никогда не сможет быть описан лучше и точнее. Я не буду переводить эти слова на английский, прочти эти стихи в профессиональном переводе на японский. Запомни: Александр Пушкин.
- Я запомню. И обязательно найду эти стихи. Пойдем, - Тайока, взяв меня за руку, легко потянула за собой, - мы еще успеем на чайную церемонию, здесь каждое воскресенье бывает представление, ты должен это увидеть, такого нет больше нигде. Сейчас будет послеобеденная церемония, я тебе буду подсказывать, что и когда надо делать, не волнуйся.
Я не волновался. Я наслаждался каждым мигом, проведенным рядом с Тайокой. Чайная церемония мне совсем не запомнилась: заунывные песни, танцы с заварочным чайником и искусное наливание воды тоненькой струйкой с высоты в полтора метра в маленькую, размером с полторы солонки, чашечку – все смешалось в калейдоскоп с медленно меняющимися скучными узорами. Тайока изредка поглядывала на меня, пытаясь понять, нравится ли это действо мне. А я боялся огорчить ее своим непониманием и изо всех сил изображал интерес к происходящему, и следуя ее указаниям брал в руки чашечку, затем оставляя ее в
левой, а правую держа лодочкой под нею, делал микроскопический глоток не пахнущего ничем чая и закатывал глаза, показывая свое притворное наслаждение церемонией и вкусом напитка…
Мы шли к выходу из сада по извилистой и узкой тропинке, проходя там, где мы еще не были и стараясь удлинить путь как можно больше.
- Скажи, а тебе в самом деле понравилась чайная церемония? - Тайока внезапно остановилась, сделав шаг назад, и я был вынужден отпустить ее ладонь, которую держал в своей с момента окончания непонятного мне действа сразу по выходу из чайного домика.
- Честно? Нет. Не понравилась. Для этого нужно родиться в этой стране и быть японцем. Прости, но мне непонятна суть того, что происходило. – Я смотрел ей в глаза, понимая, что вопрос задан неспроста, и от моего ответа зависит что-то, очень для Тайоки важное.
Дальше произошло неожиданное. Тайока рассмеялась откровенно и открыто, а я стоял, пораженный ее реакцией на мой ответ.
- Алекс, мне тоже не понятны эти танцы с чайником! – заливисто смеялась девушка, - я смотрела на тебя и пыталась понять, действительно ли тебе это нравится. А когда ты попробовал на вкус деревянную ложечку и сделал глаза вот так, - Тайока прикрыла глаза, как будто попробовала что-то очень вкусное, - я поняла, что ты тоже устал там сидеть!
Внезапно она оборвала смех и глядя мне в глаза, сказала: -«Знаешь, если бы ты мне сейчас сказал неправду, всё было бы по-другому…»
Она замолчала и сделала шаг мне навстречу. Лицо ее оказалось совсем близко, и я утонул в широко открытых бездонных глазах… Как громко и звонко билось птицей ее сердце…
Парни нас ждали в условленном месте. Пакеты, пакетики и пакетищи с вещами, накупленными ими, утрамбовались в небольшой багажник с трудом и часть из них им пришлось разместить на своих коленях. Наперебой рассказывали, насколько здесь все дешевле, и я беспрестанно переводил их благодарности Тайоке. За четверть часа до условленного времени машина уже стояла у павильона видеопроката. Ребята, еще раз поблагодарив девушку и забрав покупки, ушли к месту сбора экипажа. Мы остались вдвоем.
- Я запомнила имя вашего русского поэта – Пушкин, - неожиданно для меня сказала Тайока. – Я найду перевод и обязательно прочитаю эти стихи, - она немного помолчала и спросила: «Ты еще приплывешь сюда? Я буду ждать.»
- Примерно через три с половиной недели, на этот раз мы придем с острова Сахалин, по-японски – Карафуто. Я постараюсь привезти тебе сувенир оттуда, если будет возможность побывать на берегу. И я тоже буду ждать встречи с тобой.
От причала донесся заливистый свист. Я оглянулся – катер уже стоял у причала и народ загружался на борт.
- Мне пора… Я очень не хочу уходить, но…
Девушка, привстав на цыпочки неловко ткнулась своими губами в мои, - иди, тебя ждут, иди…
Novosea Company. Редактировал Bond Voyage.
Продолжение следует.
Все главы повести и другие рассказы автора читайте здесь.
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк, написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
==========================
Желающим приобрести авантюрный роман "Одиссея капитан-лейтенанта Трёшникова" обращаться kornetmorskoj@gmail.com
В центре повествования — офицер подводник Дмитрий Трешников, который волею судеб попал служить военным советником в Анголу, а далее окунулся в гущу невероятных событий на Африканском континенте.
==================================================