6 июля основателю и руководителю ВИА «Самоцветы» Юрию Маликову исполняется 80 лет
Меломанам со стажем не нужно объяснять, что такое ВИА «Самоцветы». Ведь по тиражам пластинок, количеству шлягеров (таких, как "Увезу тебя я в тундру", «Мой адрес Советский Союз», "Не повторяется такое никогда", "Не надо печалиться", "Багульник", "Там за облаками"), по популярности и особенно по количеству рожденных «звезд», до сих пор сверкающих на отечественном небосклоне, ансамбль - абсолютный рекордсмен. Ему же принадлежит еще один «вечный» рекорд – долголетия. «Самоцветы» до сих пор дают концерты, и выводит на сцену их бессменный руководитель, основатель ансамбля Юрий Маликов.
ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ В ПОДОЛЬСКЕ
- Юрий Федорович, вы помните, как все начиналось?
- Конечно. Я с детства интересовался музыкой. Помню, отец привез с войны маленький трофейный аккордеончик, и первое, что я сыграл на нем, не зная нот, на слух, - «Танец маленьких лебедей» Чайковского и «Чардаш» Монти. В 1954 году наша семья переехала в Подмосковье, там я с отличием закончил 7 классов и поступил в подольский индустриальный техникум на отделение контрольно-измерительных приборов. Параллельно учился в вечерней музыкальной школе по классу контрабаса.
- Почему выбрали именно контрабас?
- Преподаватели мне сказали, что учиться играть на любом другом инструменте уже поздно. Если, конечно, я хочу достичь значительных успехов (а именно такая задача передо мной стояла!) Как раз в то время в техникуме в наш кружок купили контрабас. С тех пор он стал мой: 24 часа в сутки я его почти не выпускал из рук. И вскоре понял: не буду ничем другим заниматься серьезно, кроме музыки.
- А как же личная жизнь - любимый футбол, девушки?
- Естественно, все это было! Когда я уже стал играть в джазовом оркестре, - все девушки техникума и вообще Подольска были мои. Я был парень видный, к тому же у нас же был лучший оркестр в городе. Потом мне повезло – освободилось место в Мосэстраде и меня пригласили на профессиональную работу. Вместо того, чтобы сдавать экзамены в технический вуз, я все бросил и уехал на гастроли.
- Вы начали заниматься музыкой в период оттепели, а закончили консерваторию уже после событий в Праге, когда по всей стране началось завинчивание гаек. Как это ощущалось музыкантами?
- Через отношение к джазу, в первую очередь. Я застал время, когда джаз нельзя было объявлять со сцены – объявляли просто «выступает эстрадный оркестр». А в 1962 году была настоящая оттепель - открылось кафе «Молодежное», стали проводиться джазовые фестивали, на одном из которых я стал лауреатом и как контрабасист занял третье место.
Что касается чешских событий, то на музыке это никак не отразилось. Процесс уже невозможно было остановить, потому что уже были «Роллинг стоунз» и «Битлз». Пришло другое поколение молодежи, увлекающееся гитарной музыкой. И хотя она считалась «тлетворным влиянием Запада» и была под негласным полузапретом, - уже появились «Поющие гитары», «Веселые ребята», «Песняры»…
- Почему вы отказались от карьеры «классического» музыканта?
- После консерватории у меня была возможность даже попасть в Большой театр или оркестр Светланова, но я к тому времени был женатым человеком, нужно было думать о семье. К тому же так не хотелось всю жизнь играть в симфоническом оркестре, хотелось заниматься своим делом. И такая возможность вскоре представилась. В 1970 году меня отправили на выставку «Экспо-70» в Японию, которая перевернула всю мою жизнь.
ЯПОНСКАЯ АВАНТЮРА
- Расскажите.
- Выставка длилась восемь месяцев. Все это время я все свои суточные (6-7 долларов в день) экономил и откладывал. В результате привез в Москву 15 ящиков профессиональной японской аппаратуры, которой в СССР не было ни у кого, - гитары, усилители, микрофоны, стереомагнитофон. Тогда в СССР слово-то «стерео» не знали…
- С вашей стороны это был заранее продуманный шаг?
- Авантюра чистой воды! Она не имела бы права на жизнь, если бы не мое консерваторское образование и мой авторитет в Москонцерте. И если бы не знаменитый конферансье Борис Сергеевич Брунов, который еще в Японии понял, что я хочу сделать что-то новое на эстраде и очень поддержал. Я летел в Москву как на крыльях. В Хабаровске каким-то чудом мой груз взяли – не было денег, чтобы заплатить за перевес, выручали попутчики.
В аэропорту меня встречала жена - счастливая, думала, что привезу подарки. Она недавно родила сына Диму, бросила любимую работу. До этого мы купили квартиру (маленькую двухкомнатную на первом этаже) и за нее надо было расплачиваться. И тут являюсь я с пятнадцатью ящиками. Естественно она настроена была скептически - не разговаривала со мной… целый час.
- В то время можно было прийти к руководству Москонцерта и запросто сказать: «Хочу создавать свой ВИА»?
- Ничего подобного - нужна была творческая идея! А она у меня была. Тогда все ансамбли пели в основном иностранные песни или песни самодеятельных авторов. Я решил обратиться к профессиональным композиторам и поэтам и, благодаря тщательнейшему отбору, сделать репертуар, который интересен, в первую очередь, молодежи. Мы стали первым ВИА, который стал петь песни советских композиторов.
- Вы уже знали, кого пригласите в свой коллектив?
- Ничего не знал. У меня было много знакомых музыкантов, но с ними сложно было создать что-то новое. Нужно было искать свежую кровь, иначе получился бы нафталин. С приходом Славы Добрынина (тогда он носил фамилию Антонов), Эдуарда Кроля, Леши Пузырева стало что-то вырисовываться. Когда я их нашел в клубе 3-го таксомоторного парка на улице Вавилова и стал приглашать, они посмотрели на меня как на ненормального: мы, мол, свободные люди, зачем нам профессиональная сцена? Мы взяли уникального вокалиста Леву Пильщика, который пел не хуже модного в то время в СССР Тома Джонса (к тому же еще и внешне был похож на него), очень способного флейтиста с консерваторской закваской Глеба Мая.
Эти ребята оказались первыми росточками свежей мысли музыкальной. В конце концов выделилась основная группа исполнителей, с которыми и записывались потом самые известные наши песни. Это Ирина Шачнева, Сергей Березин, Геннадий Жарков, Валентин Дьяконов, Анатолий Могилевский, Юрий Петерсон, Николай Раппопорт. Мы долго думали, как назваться…
- Кстати, откуда взялось слово «самоцветы»?
- Сначала был объявлен конкурс, и приходили мешки читательских писем с вариантами. Но все они отметались… Олег Анофриев, которому мы тогда параллельно аккомпанировали, предложил назвать – ВИА «Бременские музыканты». А потом мы приехали в Донецк. Слава Добрынин, я и Олег – зашли в универмаг, а там отдел под названием «Русские самоцветы». Анофриев говорит: «Запиши, может, пригодится». Я тогда все записывал – в моем списке было больше тысячи вариантов названий. И была песня «Увезу тебя я в тундру», где мы пели: «Сколько хочешь самоцветов мы с тобою соберем». Я принял решение: «Русские» убрал, «самоцветы» - оставил.
- У ансамбля есть «день рожденья»?
- Да – 1970-й год! В сентябре мы начали репетировать. В июне 1971-го сдали программу, 31 июля – дали первый концерт, 8 августа – наш первый эфир в «Добром утре», после которого мы проснулись знаменитыми.
«ВОЛОСАТАЯ РУКА» МАЛИКОВА
- Помню, в те годы поговаривали, что не обошлось без маликовской «волосатой руки» или сотрудничества Маликова с органами КГБ, партийными чиновниками. Что осталось за кулисами истории такого стремительного взлета «Самоцветов»?
- Только то, что в Москонцерте я возглавлял комсомольскую организацию, а потом вступил в партию – вот вся моя близость к официальной власти и весь «компромат». Я никогда в жизни не занимал никаких должностей, все мое сотрудничество с партийными структурами ограничивалось уплатой партийных взносов.
А секрет нашей популярности прост: на наш репертуар работала, можно сказать, вся страна в лице Союза композиторов и Союза писателей. Кроме того, нам присылали песни изо всех уголков страны, мы выбирали лучшие, делали современную аранжировку и они становились хитами. Не все шло гладко: некоторые песни ребята принимали в штыки (например, «У деревни Крюково» или «Все, что в жизни есть у меня»), а бывало, что авторы были категорически против наших аранжировок. Помню, замечательный композитор Туликов возражал против нашего исполнения песни «Не повторяется такое никогда», пока его дочь ему не сказала: «Папа, ты хочешь ее загубить?» А песню «Мой адрес – Советский Союз» вообще «браковали» на каждом шагу. Пока она не стала лауреатом и нашей «визитной карточкой».
- Внутри ансамбля были «железные» правила?
- Главный закон был один: на сцене все должны быть трезвые. И – не опаздывать на концерт. Никаких других ограничений не существовало. Я никогда не проверял, не следил – кто, с кем, когда… А вот концерт был для меня – святое. Публика пришла, и мы - больные или здоровые – должны работать. Но нарушения режима были.
- Как реагировали - штрафовали?
- Штрафы ни к чему не приводят. Для сохранения стабильности жизни, микроклимата, нервов, наверное, лучше расстаться с артистом, как бы он дорог не был. Мы так и делали.
ОТКАЗАЛИСЬ ОТ «БЕРЕЗОВОГО СОКА»
- Были случаи, когда вы отказались от песни, а потом она становилась супершлягером?
- Один раз. Когда Владимир Шаинский предложил нам спеть его новую песню, мы должны были срочно ехать на гастроли, а когда вернулись, оказалось, что ее уже записали «Песняры». Она называлась «Березовый сок». Прекрасная песня! Но чувства сожаления не было. Наоборот, я счастлив, что ее так гениально спели именно они, потому что, на мой взгляд, «Песняры» - советский коллектив номер один.
- А вы в тройке?
- Мое мнение: в истории должны остаться три коллектива, нет – пять. В первую очередь это, конечно, «Поющие гитары» как основатели жанра ВИА в СССР, «Песняры» - с точки зрения профессионализма. Еще феноменальные успехи были у «Веселых ребят», «Голубых гитар». Ну и у нас.
- Какие еще легенды и слухи о «Самоцветах» живы до сих пор?
- Разные. Например, почему в середине 1970-х распался ансамбль.
- Хорошо помню, что причин этого распада никто не понял. Со стороны все выглядело идеально – миллионные тиражи пластинок, гастроли, народная любовь.
- На самом деле было так. В 1974 году на гастролях в Ижевске наш солист Валя Дьяконов поехал с друзьями на рыбалку. Там его подпоили, и он не явился на наш сольный концерт. Это было крупное ЧП, учитывая, что Валя был активно задействован в программе. Конечно, надо было подойти, шепнуть ему на ушко все, что я думаю по этому поводу, а на следующий день уволить и взять другого певца. Хитрые и умные люди так и поступали. А я был слишком нормальным, не подлым, и высказал при всех... Все началось с рыбалки, а закончилось тем, что Коля Раппопорт со своим другом Березиным подговорили остальных ребят. И они пошли на меня куда-то жаловаться, писали письма в горком партии.
- Вы знали об этом?
- Конечно! Мне было абсолютно все равно. Им сказали: «Если хотите, делайте свой ансамбль!» Они стали называться «Пламя».
- Вы опять начинали с нуля?
- Нет. Со мной уже работали Володя Винокур, Саша Брондман, Женя Курбаков, постановочная группа была. Поэтому через двадцать дней мы уже поехали на гастроли с новым составом. Хотя, признаюсь, момент был сложный – недруги торжествовали.
КОНЦЕРТ ДЛЯ БРЕЖНЕВА С ЧЕРНОМЫРДИНЫМ
- При любом режиме всегда есть «придворные» исполнители, без которых не обходится ни один юбилейный концерт, ни один праздник. «Самоцветы» 1970-х из этого разряда?
- Что вы! Придворные – это Большой театр, балет, опера, филармония, хоры – фольклорные, народные… А эстрада всегда была на самых задворках, ее только сейчас подпустили поближе чуть-чуть, благодаря, так сказать, демократическим преобразованиям. Всего два раза в жизни «Самоцветы» участвовали в концертах для первых лиц государства. Первый раз - в 1973 году, во время торжественного отправления на БАМ группы строителей. Тогдашний генсек Леонид Ильич Брежнев лично пожал всем музыкантам руки, поблагодарил и спросил у администрации: «А вы их покормили?»
В другой раз пришлось выступать для четверых человек - Виктора Черномырдина, Леонида Кучмы и их жен. Это был уникальный концерт в Горках-9 18 мая 1997 года. В тот день они подписали очень важный договор, касающийся Черноморского флота, и по этому случаю был устроен маленький закрытый прием в честь президента Украины. Было всего несколько исполнителей, в том числе и «Самоцветы» – это было личное пожелание Виктора Степановича. Потом нам сказали, что «зрители» хотят спеть с нами «на посошок». «Посошок» затянулся на несколько часов, песни чередовались с тостами. На столах - лучшая водочка, коньячок, вино, шашлычки... Потом Леонид Кучма взял гитару и спел для нас. Между прочим, он прекрасно играет на гитаре и здорово поет. Что интересно, у него жена русская, а у Черномырдина – украинка. Мы пели хором русские и украинские песни. И тем самым, как говорится, поставили под договором культурную точку. А ведь в те времена ситуация была напряженная между нашими странами из-за флота. Могли и пальнуть кое-куда…
«ЖИВЫ ОСТАЛИСЬ ЧУДОМ»
- Вы одними из первых поехали с концертами в Афганистан. Что больше всего запомнилось?
- Обстрелы! Это было начало 1980 года. Борис Громов (он был тогда еще полковником) сказал, что очень важно полететь именно в самую отдаленную точку – кишлак Диларам, хотя там находились бойцов 20-30. Под жутким обстрелом мы прилетели на трех вертолетах, а там уже месяц нет электричества – подключаться не к чему. Сначала немножко растерялись, а потом больше часа играли на открытом воздухе – под аккомпанемент акустической гитары, губной клавиатуры, саксофона и бубна. Зато голоса были живые.
Еще запомнилось, как в Кабуле нас разместили в авиационном полку. Приходим в казарму - вокруг двухъярусные кровати, а на одной стоит тарелочка, стаканчик граненый и на нем кусочек хлеба. Нам говорят: «Эту постель, пожалуйста, не занимайте. Вчера нашего друга подбили…» За долгую гастрольную жизнь были разные экстремальные ситуации. Например, однажды в Польше мы чудом не погибли. Жили во время гастролей на генеральской даче, а ночью отказала вентиляционная система и произошла утечка угарного газа из печки. Я совершенно случайно проснулся только потому, что накануне напились чаю и появилась естественная потребность сходить до ветру. Я встал и упал – так меня качнуло. Но я упал так громко, что еще кто-то проснулся, стали в темноте друг друга толкать, выносить тех, кто был без сознания. Еще пару часов и все – мы бы сейчас не разговаривали.
- Припомните что-нибудь веселенькое?
- Однажды на концерте вместо хай-хэта (это такие тарелки с педалью) барабанщику поставили мусорное ведро с педалью. Или саксофонисту в трубу что-нибудь засовывали. Минутная хохма, а все равно поднимала тонус. Потому что город за городом, концерт за концертом, играешь одно и тоже – нужна же разрядка. По этому поводу я даже придумал афоризм: «Если бы не переезды, не самолеты, не поезда, не репетиции, не записи, не съемки – жизнь артиста была бы сносной».
- Когда-нибудь хотелось на все это плюнуть?
- Знаете, если ты однажды вышел на сцену и отпил эликсира успеха, искупался в цветах… Это такая зараза, такой кайф, от которого избавиться невозможно.
«ЗВЕЗДА» МЮЗИК-ХОЛЛА И НИЩИЙ КОНТРАБАСИСТ
- Профессия артиста эстрады чем-то схожа с профессией спортсмена – им, за редким исключением, уготована недолгая профессиональная жизнь. А вы тогда думали о завтрашнем дне?
- Представьте себе – нет. В те времена для очень многих людей цель была не заработать, а работать, приносить пользу, заниматься любимым делом. Если сегодня, например, молодые футболисты с первого дня думают о своем контракте, страховке, берегут свои ноги, то мы счастливы были, что нас брали на работу, посылали на гастроли.
- Юрий Маликов советской поры – был богатый человек?
- Начнем с того, что я работаю с 14 лет. Учась в техникуме, я подрабатывал - стипендии не хватало. Учился в консерватории – тоже. И вагоны разгружали, и на практику ездили… В «Самоцветах» за концерт мне платили 27 рублей, когда стал заслуженным артистом, - в три раза повысили. При средней зарплате по стране 150-200 рублей, я получал тысячу-полторы.
- И как распоряжались?
- А ничего же не было – ни жилья, ни машины, не говоря уж о даче. Я жил в комнатенке, где из мебели были только горбатый диван, на котором спать было невозможно – я все время скатывался. Не было даже стула! Но перед свадьбой я решил: в загс повезу невесту только на собственной машине. Но как ее купить – были же многолетние очереди! В результате я занял у друзей и родственников недостающие три тысячи рублей, купил «Москвич» и отвез. Моя невеста была достойна этого.
- Лав стори была захватывающая?
- Мы познакомились 5 января 1965 года. Я был тогда застенчивым молодым провинциалом, приехавшим в Москву с контрабасом в руках. А Московский мюзик-холл, где Людмила танцевала, объехал уже полмира и везде пользовался ошеломительным успехом. Там работали самые красивые девушки Советского Союза. На одном из концертов певица Мария Лукач, с которой мы в тот день выступали, сказала, что хочет познакомить с одной очаровательной артисткой балета. Когда я увидел перед собой прелестное девятнадцатилетнее создание, только что приехавшее из Парижа, я, конечно, оробел. Еле дождался окончания концерта, в голове одна мысль: ее обязательно надо проводить. Выходим - на улице холод страшный. Она в легоньком пальтишке, да и я не в дубленке. Подходим к дому, а расставаться ох как не хочется. Физиономия моя, наверное, была настолько кислой, что она сжалилась: “Ладно, сейчас переоденусь и вернусь”. Мороз такой – стоять невозможно. Стал бегать, прыгать. Она выходит, а перед ней огромными буквами вытоптано: “Люся”.
Но следующий раз встретиться нам удалось только месяца через три: то мюзикл-холл на гастролях, то я. Но я о Людмиле постоянно думал. Жизнь у нее была совсем другая – Париж, пышные приемы, банкеты. Наверное, мечтала о каком-нибудь принце, а тут какой-то нищий музыкантишка-контрабасист… А для меня это была настоящая любовь с первого взгляда. Помню, мы приехали к ее отцу, попили чайку, потом он встает и говорит: «А не пойти ли мне погулять?» И ушел на целых три часа. Мы остались вдвоем и тогда в первый раз поцеловались.
ТРЕТЬЕ РОЖДЕНИЕ «САМОЦВЕТОВ»
- Кризис ВИА в СССР начался с Олимпиады-80, когда решили показать зарубежным спортсменам прогрессивность социалистического строя и из подполья выпустили рок-культуру...
- Да, открыли шлюзы. Вокально-инструментальный жанр немножко стал отставать. А в 1984 году после публикации в газете "Правда" выступления секретаря ЦК КПСС по идеологии Черненко начались гонения. Все коллективы в приказном порядке заставили петь песни «Если бы парни всей земли» и «День без выстрела». Специальная комиссия всех тупо отсматривала на профнепригодность. Первой, насколько помню, отчиталась Украина: «Мы почти всех разогнали! Остались только Ротару и «Червона рута»... Это была такая одноразовая последняя дубина, которой пытались ударить, но замахнулись, по всей стране пролетело рикошетом, кого-то даже посадили... А дальнейшие события вы знаете.
- Сколько всего исполнителей прошло через школу «Самоцветов»?
- Более тридцати. Многие наши солисты стали "звездами". Например, Слава Добрынин, Володя Винокур, Сережа Березин, Владимир Петрович Пресняков, Сергей Беликов, Володя Кузьмин, Леша Глызин, Саша Барыкин. Я горжусь тем, что наши школа "Самоцветов" дала им путевку в жизнь. Ведь благодаря тому, что я их нашел, привел в ансамбль, потом они стали знаменитыми. Благодаря, а не вопреки.
- Как произошло, что ансамбль вернулся на сцену?
- К концу 1980-х у молодежи появились новые герои – ласковые маи, миражи, новые течения в музыке. Тематика песен, которую мы использовали в тот период, уже морально устарела, поднадоела, а что-то делать новое не было сил. Оценив ситуацию, в 1992-м мы приостановили свою деятельность. Честно говоря, я думал, что навсегда. Но о нас не забыли, и уже три года спустя Первый канал ТВ предложил нам отметить 25-летие нашей команды. Мы обзвонили всех музыкантов, кто работал в "Самоцветах", пригласили гостей. Я не мог даже предположить, что такая ностальгия по ретро нахлынет, и люди захотят слушать старые песни. Эксперимент оказался настолько удачным, что мы решили не расставаться...