Ксения склоняется к руке, чтобы вынуть иглу и выполнить манипуляции с катетером. Ничего не могу с собой поделать, свободная рука тянется её обнять, хотя бы коснуться, а лучше к себе прижать. Она замирает на какое-то мгновение, потом резко распрямляется, словно пружина, - Нет, только без рук!
Глава 13.
Александр
Не заметил, как заснул, проспал, кажется, часа три… Ксюха – хозяйка моих снов, там ей всё можно и мне тоже… Хоть не просыпайся! Что ж она не идёт так долго? Уже скучаю. А, вдруг, больше не придёт? Может, почувствовала, что у меня к ней, и теперь будет избегать? Зачем ей такие сложности? Она свободная, красивая, молодая, да к ней очередь выстроится, только свистни! А я… никогда её не интересовал.
Вот ключ в замке щёлкнул, сердце в груди аж подпрыгнуло, пришла, всё-таки. Тихо прикрывает дверь, осторожно на цыпочках проходит на кухню с чем-то вкусным.
- Ксюнь, я не сплю, можешь шуметь.
Выглядывает радостно,
- Это здорово! Я ужин принесла. Поедим или покапаемся сначала?
Поедим, как здорово звучит! Поедим вместе, будто мы семейная пара, и у нас воскресный ужин, как у нормальных людей.
- Лучше сначала покапаться, - отвечаю. Хочу, чтобы иллюзия семейного единения продлилась подольше, ничем, не прерываясь…
- Как, скажешь… - отвечает, кажется, обрывая себя, будто ещё что-то хотела добавить. Любимый, например.
Капаемся, лежу словно связанный. Мужской организм заявляет о своих потребностях так не вовремя, хорошо хоть одеяло сверху сбилось, как надо. Наоборот, наверное, капельница эта – не оковы, а моё спасение, боюсь своего порыва, сделать неверный шаг, хочу сделать этот шаг, но боюсь.
Ксения сидит в кресле, болтает обо всяких пустяках, новости рассказывает, что в мире происходит, пока я из жизни выпал. Легко у неё получается, никакого волнения, наверное, показалось мне, что небезразличен, вон смеётся, взгляд открытый, всё просто. Я только одноклассник, ничего не поменялось. Не нужен по-прежнему, а забрала меня с потрохами.
- Ксюш, я Кате позвонил, - ей говорю или сам себе напоминаю, чтобы не зарываться в мечтах несбыточных.
Замолкает на полуслове, мрачнеет… Почему? То ли неприятно ей, что про жену вспомнил, то ли, вспомнила, что соврать предлагал. Секундная тень сменяется безразличием и вопросом,
- Скоро ли ждать путешественницу?
- Не знаю, сказала, что не нагостилась ещё, торопить не стал, - пожимаю плечами тоже, как бы равнодушно. Вглядываюсь, ловлю реакцию, не успеваю. Может и вправду, ей на меня плевать? - Она собиралась позвонить тебе, - продолжаю, - так что ни удивляйся… Я сказал, что приболел немного…
- Не удивлюсь… - отвечает.
Повисает пауза, что ещё добавить? Как вернуть лёгкость, которая была пять минут назад и, которую сам уничтожил только что? Не знаю, и она не помогает мне, молчит…
Наконец, флакон пустеет, Ксения склоняется к руке, чтобы вынуть иглу и выполнить манипуляции с катетером. Ничего не могу с собой поделать, свободная рука тянется её обнять, хотя бы коснуться, а лучше к себе прижать. Она замирает на какое-то мгновение, потом резко распрямляется, словно пружина,
- Нет, только без рук! – на мгновение пересекаемся взглядами, не понимаю, что это – смятение?
- Не могу, - вздыхаю, - хоть режь.
- Тогда, не приду больше! – гневно, - лечись сам!
- Так ещё хуже.
- Тема закрыта!.. Ужинать пойдём? – уже более спокойно.
- Пойдём, - правда, аппетит пропал куда-то, но об этом молчу.
Ужинаем, думал, получится сблизиться, надеялся, что общий ужин – это ещё один шажок навстречу друг другу, а получилось совсем не то. Вот он – неверный шаг! Только всё испортил: жуёт молча, не поднимая глаз, понимаю, что сбежать от меня торопится.
- Ксюш, прости дурака, - так хочется вернуть назад её непринуждённость, но как, не знаю.
- Проехали, - говорит, - что-то плохо ешь, не вкусно?
- Вкусно, очень вкусно! Только, забудь…
- Если забуду, аппетит наладится? - слышу прежние интонации. Поднимаю глаза, так и есть: смеётся уже. Киваю.
Что ж ты такое делаешь, Ксюха, что я то падаю, то взлетаю с тобой? Ладно, буду есть. Она, тем временем ставит чайник, рассказывает какую-то смешную историю из своей врачебной практики, а я даже не в силах уловить суть, просто слушаю её голос, и всё…
Ксения
Тяжело… Очень тяжело оторваться и уйти. Но ушла, сказалась, что выспаться хочу перед работой. Ага, высплюсь, пожалуй! Лежу и думаю, что этажом ниже, если по прямой, то метрах в трёх лежит человек в своей постели и тоже не спит. И что стоит всего лишь набросить халат и спуститься и, чего стоит, не делать того, о чём потом пожалею, оба пожалеем…
Еле удержалась, когда ощутила тяжесть его руки на своих плечах, как хватило сил оттолкнуть? Не понимаю, пытку сама себе придумала! Надо было скорую вызвать сразу в пятницу, сейчас бы ни мучилась в сомнениях. Отнесла бы передачку типовую: сок, апельсины, вполне достаточно для соседки и для одноклассницы вполне.
Сама виновата! Себя разбередила и его тоже, долечилась, дозаботилась! Дала надежду, а теперь что?
А теперь глаза закрываю, а передо мной он, в своих спортивных шортах и всё, больше ничего, такой соблазнительный, мускулистый, такой горячий. А Катька свалила и наплевать, соблазнительный он или горячий, не ёкает у неё ни в одном месте.
Что там с ним случилось, может он жизнью рискует на своей работе постоянно? Откуда это кровоподтёк? Как он сказал: рабочий момент? Я бы с ума сходила от твоих рабочих моментов, Санька, а она с девочками, наверняка отрывается, или с мальчиками… И где справедливость? Была тебе справедливость – отвечаю сама, - и любовь была, да ты оттолкнула, а теперь терпи.
Надо быть сильной, - внушаю себе, - всё зависит от женщины. А хочется-то слабой, и, чтобы он всё решил: что хорошо и, что плохо! Только голову свою куда деть? И совесть тоже, чем бы заткнуть?