Я родилась в обычной интеллигентной семье, в которой никто никогда ни на кого не кричит, все уважительно выслушивают мнения друг друга и поддерживают решения. У меня не было обычных детских претензий к родителям вроде нежеланных, но полезных подарков на день рождения, обид по поводу чьих-то измен и предательства, у меня были свои собственные – мои родители свято верили в силу позитивного мышления.
У кого-то отцы поют, пока принимаю душ, мой же вслух читал аффирмации финансового благополучия. Он всю жизнь работал за копейки простым инженером, всю жизнь писал сценарий будущего великого фильма, а также задумывался не засесть ли ему над бестселлером. Как-то раз он даже решил написать сразу три книги и я аккуратно предложила начать хотя бы с одной главы.
Моя мама была соцработником, но вообще-то планировала основать свой собственный бизнес по производству открыток, а также опубликовать детскую книгу, где героями были бы домашние питомцы. Когда она все же начала делать что-то – это была мастерская по пошиву мужских подтяжек, то ей казалось, что ее идею непременно украдут и она даже оформила патент на эти самые подтяжки. Все 400 штук подтяжек так и лежат в подвале дома никому не нужным грузом.
Возможно, я не права, подшучивая над их оптимизмом, в конце концов именно благодаря ему я без страха и упрека пробовала все, что хотелось. «Кое-кто и получит эту должность», - уверенно говорила мне мама, когда я шла на собеседование и под этим кое-кто подразумевалась я.
Взращенная на фильме «Секрет» и книге «7 привычек крайне успешных людей», я искренне полагала, что возможно все: стать звездой, найти настоящую любовь и в крайнем случае хотя бы наконец-то дочитать «Войну и мир».
Но потом, как раз к окончанию университетского курса, я вдруг начала кашлять. У моих родителей на случай болезней была книжка «исцели себя сам» Луизы Хей и набор карточек с аффирмациями, которые моя мама хранила в прикроватной тумбочке. В них говорилось, что все наши болезни проистекают из наших страха или злости.
Вспомнив об этой книжке, я однажды отправилась в поисках нее в библиотеку, чтобы прочитать и выяснить чего же я на самом деле боюсь?
Убежденная, что сила мысли способна на все, я без устали визуализировала себя здоровой, слушала лекции про настройку на исцеление и даже как-то раз у нас был серьезный разговор с моим кашлем, где я поблагодарила его за все, что он принес в мою жизнь, заверила, что я поняла и приняла его цель, и просила оставить меня в покое.
Причину этого кашля врачи искали два года, за это время я попробовала все виды антибиотиков и подсела на ингаляторы, была обследована логопедом и даже принимала специальный препарата, который должен был по идее как-то воздействовать на ту часть моего мозга, которая отдает команду кашлять. А когда я уже начала кашлять кровью, у врачей появилась новая гипотеза – туберкулез.
В конце концов, они нашли истинную причину – муковисцидоз, неизлечимое врожденное заболевание легких, о существовании которого я никогда не подозревала. Я долго допытывалась у своего врача сколько еще лет мне осталось жить полноценно и она нехотя призналась, что вообще я проживу вряд ли больше 30 лет.
И у земли отвалилось дно.
Сначала я делала вид, что это не такое уж страшное заболевание, чтобы не напугать своих родителей. Однако спустя время, я обнаружила, что зря переживала: наоборот – они не были напуганы вовсе, они так и оставались радостными воздушными шариками, которые невозможно сдуть.
«Вот увидишь, обязательно появиться лекарство», – говорила мне моя мама по телефону. К этому моменту мы уже жили в разных городах, так что все общение в основном происходило по телефону.
«Ну этого ты, допустим, наверняка не знаешь», – сдерживая раздражение парировала я.
«А я убеждена», – она гнула свою линию.
Чтобы заставить наконец-то своих родителей взглянуть правде в глаза, я зачитала им статью о том, что 85 процентов больных муковисцидозом в итоге умирают от стремительно отказывающих легких.
«Но может быть, ты как раз те самые 15 процентов, с которыми ничего этого не случится», – сказал мне мой папа.
«И вообще зачем заранее переживать о том, что еще может и не произойти?», – тут же подхватила его слова мама.
Их оптимизм не поддерживал меня, он раздражал. Мои родители, казалось, не хотели замечать, что у меня смертельная болезнь, что я подавлена и озлоблена, что я не в том состоянии, когда можно благостно разговаривать со вселенной или чем-то там еще.
На Рождество они прилетели ко мне из Барнаула в Самару – это был их первые каникулы, который они провели вдалеке от дома. Они привезли печенье, три килограмма замороженного фарша и две книжки: «Подчини свою судьбу» и «7 ключей к поиску вашей внутренней силы и преодоление препятствий жизни».
Я понимала, что мне вовсе не обязательно читать эти книжки. Когда кто-то дарил мне дурацкие вещи, я не носила их, а убирала подальше в ящик, чтобы потом в конце концов их выбросить.
Но это были книги от моих родителей, даже больше чем книги – это была их вера, и выбросить их совсем было не так-то просто.
На следующий день я сказала родителям, что это нормально не быть постоянно позитивными и позволять себе другие чувства. «Мы позволяем», – почти хором ответили они мне. «Мы просто чувствуем себя растерянными, но не хотим, чтобы ты это видела». Я спросила почему.
«Если бы у нас был сын, – сказал папа, – и он был бы отличным бейсболистом, но в силу каких-то причин ему бы пришлось ампутировать руку, мы бы не концентрировались на том, что у него теперь нет руки. Мы бы внушали ему сколько вещей он все еще может делать».
«Но вы же все равно бы переживали, что у него больше нет руки?» – спросила я.
«Конечно, мы были в отчаяньи, но мы бы с твоей мамой поговорили бы об этом и приняли бы решение, что делать и я думаю, что мы бы решили держаться позитивной стороны, потому что это и есть лучшее для нашего ребенка – концентрироваться на том, что все будет хорошо».
«Но вообще-то у чувака нет руки!»
«Мы просто хотим, чтобы у тебя не пропадала надежда», – сказал папа. Его глаза слегка покраснели и мне было тяжело смотреть на него в таком состоянии. Но для него позволить мне увидеть его таким – было еще тяжелее. Только спустя время я поняла, какое же это было самообладание – я никогда не видела родителей плачущими.
Помимо кровных уз, есть то, что делает вас действительно семьей – это ваша вера. Мои родители верили в меня.
Я просто не знала как убедить их в том, что та версия меня, в которую они верят и я настоящая не имеют ничего общего. Что я никакая не особенная. Что этот муковисцидоз не пройдет сам собой, только потому что он случился именно у меня.
Около года я пыталась развеять завесу родительских убеждений. Я записывала аргументы в блокнот, который носила в сумочке и поджидала подходящего момента, чтобы все высказать. Он наступил, когда однажды, возвращаясь с работы и разговаривая с мамой, она порекомендовала мне обратиться к целителю. Я остановилась и провозилась со своим зонтом, пытаясь не уронив телефон, вытащить мою записную книжку, хотя мне даже не нужно было заглядывать в нее – я помнила все что записала наизусть.
«Ну почему все должно обязательно улучшиться? Почему нельзя принять то, что есть так, как оно есть сейчас?».
Мама молчала.
«Если бы я умерла и твои родители пришли бы к тебе месяц спустя с книжкой про оптимизм со словами: «Наш самый большой страх, что ты больше не будешь счастлива». Что бы ты подумала про них?»
После долгой паузы мама сказала: «Я бы подумала, что они меня не понимают».
Спустя несколько месяцев, мама выбросила все свои карточки с аффирмациями. Это были искусно расписанные звездами и полумесяцами карточки с убеждениями на оборотной стороне вроде: «В моем мире все отлично» или «Я в полной безопасности», и еще «Все, что не делается – все к лучшему». Яркие и утешающие они теперь лежали в мусорном баке рядом с заплесневелыми очистками и остатками селедки.
И вот правильно ли я поступила?
Я всегда фыркала на все эти «у тебя все получится», но в глубине души у меня все же была надежда.
В большинстве случаев я не проходила собеседование и не получала должность, и я обычно я проигрывала конкурсы. Я просто человек из семи миллиардов людей на планете. И каждый из нас особенный и обычный, важный и не очень, но для моих родителей это не имеет значения, потому что я их дочь и они не могут иначе, кроме как верить в то, что у меня все получится. И в каком-то плане их желания сбываются – спасибо современной медицине, мои прогнозы не так уж плохи.
Прошло много времени с той совместной терапии, много лет с тех пор, как мама выбросила свои аффирмационные карточки в мусорку. Почти полтора года назад я сама стала матерью и ко мне пришло понимание, что любить – это надеяться. И для этого не нужны ни аффирмации, ни книжки.
Оля Арбузова