Вот что писал 7 лет назад, 10 июня 2016 года:
«В блоге одного либерала-замайданца (впрочем, других либералов я и не встречал) прочитал на днях гневное возмущение по поводу учений российской нацгвардии. «По легенде учений, — пишет этот либерал, — в транспортном цехе Златоуста началась забастовка рабочих, которым НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ НЕ ВЫПЛАЧИВАЛАСЬ ЗАРПЛАТА!!! Не выплачивалась зарплата, Карл! Несколько месяцев!.. Раз начал забастовку, значит, тебя можно бить, хватать, валить на землю, тащить в автозаки, травить газом, ну, и применять на поражение — это уже в законе о той же Нацгвардии прописано при её создании».
Факт, конечно, показательный и цинично-откровенный. Хороша «легенда»: рабочим мало того, что не выплатили их законную зарплату, так теперь ещё и образцово-показательно бьют их за то, что они этим недовольны! Но только либералам ли этим возмущаться? Или они забыли, как «исправно» выплачивались зарплаты и пенсии во времена заботливо приведённого ими под ручки к власти Б.Н. Ельцина? Которого они поддерживали не только в момент взятия власти, но и в 1993-м, и в 1996-м годах? А когда люди вздумали протестовать, в том числе и против этого, в октябре 1993 года, как с ними поступили? (Да и до того, например, в мае того же 1993 года, протестные демонстрации разгонялись без малейших нравственных терзаний, под одобрительные либеральные аплодисменты).
Как раз сегодня встретилась в сети история, которая, возможно, напомнит забывчивым и страдающим обширными провалами в памяти реалии того прекрасного либерального времени:
«Навеяло анекдотом: "Из газет: «В Госдуму внесен законопроект об уголовной ответственности за склонение к самоубийству и содействие ему».
Интересно, а установление размеров пенсий и стоимости услуг ЖКХ попадут под эту статью?
В середине девяностых довелось поработать мне участковым в сибирской глубинке. Участок размером с Бельгию, степь, тайга, озёра, реки, несколько деревень в 5 000 душ и ты один, до районного отдела полсотни километров. Было весело, но эта история грустная. Как-то в марте поутру постучался ко мне в кабинет мужичок и поведал, что соседка его бабка Шулепиха второй день не показывается, на стук в дверь не отзывается и печь у неё не топится. Последний аргумент был более чем серьёзен и мы, не мешкая, отправились к дому старушки. Старенькая дверь, запертая изнутри, подалась под нашим нажимом и в выстывшей квартире на кухне мы увидели Шулепину Анну Никаноровну 1926 года рождения, висящую под потолочной балкой в петле из бельевой веревки. Полагающийся осмотр места происшествия показал полное отсутствие признаков насильственной смерти и, несмотря на то, что не было обычной в таких случаях предсмертной записки, всё указывало на самоубийство. А на причину самоубийства указывало то, что в доме из съедобного было только полстакана соли. Ни крошки хлеба, ни единой картофелины. Казалось бы, как такое возможно в деревне? Возможно. В тот год весь август и сентябрь шли затяжные дожди и огород старушки размером в сотку превратился в сплошную лужу, сгнило всё, что и вырасти не успело. Анна Никаноровна среди соседей слыла опрятной и беззлобной, никогда ни о чём не жалилась, жила одна, единственный сын много лет уж как сгинул где-то без вести и на похоронах не объявился. А свою небольшую пенсию, которой худо-бедно хватило бы на какую-то еду на момент события она не получала 9-й месяц по причине отсутствия средств в пенсионном фонде. Обычная по тем временам история. Все соседи сокрушались: «Да как же так! Да разве же мы б не помогли, если б знали!» Конечно, помогли бы. Да вот не знали.
А далее мне положено на основании собранного материала вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по причине отсутствия состава преступления и направить материал в архив. Только что-то в тот раз взыграло внутри и вместо этого я вынес постановление о возбуждении уголовного дела в отношении председателя районного пенсионного фонда по статье «доведение до самоубийства». А поскольку статья по подследственности относилась к прокуратуре, я туда материал и направил. А подписал мне его один из заместителей начальника райотдела, который по разгильдяйству своему никогда не читал документы, которые подписывал.
Гром грянул через несколько дней. Прокурор района позвонил начальнику райотдела, тот вызвал меня и я узнал о себе много интересного. Уволиться не предложили. Просто начальник понимал, что я не хотел обвинить лично председателя районного пенсионного фонда, понимал, что я что-то пытался сделать, как мог. Когда эмоции улеглись, он уже спокойно сказал: «Ты думаешь, я не вижу? Ты ещё не знаешь всего. Вся страна в ... Иди работай».
Как бы не хотелось вернутся в такое время. Посмотрите вокруг. Нет ли рядом такой Анны Никаноровны, которая не признаётся, что ей хлеба не на что купить».
