Жанна молится. С неба неделю течет вода по булыжникам серой площади Вье-Марше. Что святые отцы не считали за божий дар, то усталой решимостью тлеет в её душе. Чистый голос проходит сквозь ватные облака, и мерещится Жанне то шёпот, то тихий свист. Успокоит, утешит, - он истинно знает как от высоких могильщиков в рясах её спасти. Жанна молится. Свет не проходит сквозь толщу стен, и огонь, пожирающий дерево, не виноват в том, что помнит, как отрекалась, сдавалась в плен, как мечом и пожаром крестила своих солдат, как чернел под копьем рассеченный, кровавый рот распластавшегося, переломанного врага. Тлен - земле, ведь единожды мертвое - не умрет. Жанна молится. Ей ещё кажется, что жива! Что гусиные перья не выпишут приговор, что король о прощении взмолится палачам, что святой Михаил протянет через костер, как спасительный крест - рукоять своего меча. Тает пепел в потоке холодной, речной воды; кто-то сверху имеет на Жанну особый план, и колышется в воздухе едкий, белесый дым, словно белое знамя над городом Орлеан...