Я родилась в Латвии (тогда еще советской), и так получилось, что в течение около 20-ти лет, с начала 1990-х по конец 2000-х, жила и работала в Западной Европе – в Нидерландах, Великобритании, Швейцарии. Там я и начала заниматься современными научными направлениями в психологии.
Хочу поделиться с вами психологическими, социальными и культурными наблюдениями об этих странах – надеюсь, что они могут быть вам полезны и интересны. Сегодня мы поговорим о Нидерландах.
В начале 1990-х годов бывшие советские граждане получили, наконец, возможность свободного выезда за границу. Но увы! – как раз в этот момент западноевропейские страны стали серьезно ужесточать визовый режим для граждан бывшего СССР и Восточной Европы.
Почему? – Причин было несколько. Во-первых, и политики, и рядовые граждане западноевропейских государств серьезно опасались наплыва миллионов беженцев из постсоветского пространства, охваченного в то время тяжелейшим экономическим кризисом. Так что для этих опасений были действительно веские основания.
Да и сама Западная Европа в начале 1990-х годов находилась в состоянии экономической рецессии. На этом фоне у европейских граждан стали резко усиливаться ксенофобские настроения – мол, «понаехавшие» мигранты отнимают у коренных голландцев рабочие места, жилье и денежные пособия.
С жильем, кстати, в Нидерландах в то время действительно были серьезные проблемы. В Амстердаме, чтобы снять даже комнату где-нибудь в мансарде, люди выстраивались в очередь у газетных киосков с раннего утра. Как только киоск открывался и начинал продавать последний выпуск газеты бесплатных объявлений, желающие снять комнату – и голландцы, и иностранцы – хватали газету и бежали к ближайшему телефону-автомату (мобильных телефонов еще почти не было), чтобы успеть первыми позвонить хозяину и договориться об аренде. Неудивительно, что коренные амстердамцы были очень не рады наплыву приезжих. А в соседней Германии осенью 1992 года дело доходило до прямых погромов и поджогов, направленных против мигрантов.
Интересно, что больше всего этим настроениям потакали «левые», социал-демократические политические партии. Они представляли интересы «простых европейцев», и именно «простые европейцы» больше всего опасались конкуренции со стороны эмигрантов из Восточной Европы, которые часто были более высокообразованными и квалифицированными, чем какой-то Ханс Хансен, из крестьян-буров.
Возникла парадоксальная ситуация – европейские социал-демократы по сути, солидаризировались с националистами и неофашистами. А вот «правые», «консервативные» партии, представлявшие интересы бизнеса, к эмигрантам относились более толерантно, так как бизнесу был выгоден приток квалифицированных кадров. В США, кстати, ситуация обратная – «левая» Демократическая партия всегда более благоприятно относилась к мигрантам (даже нелегальным!), чем «правая» Республиканская.
В 1990-х годах в Западной Европе практически повсеместно пришли к власти «левые» партии, и ситуация для эмигрантов стала быстро ухудшаться.
Особенно явно это было заметно в Нидерландах. Сказался еще синдром «маленькой страны» – многие голландцы считали, что все, абсолютно все иностранцы просто своим присутствием «разжижают» их национальную культуру и традиции. То есть любой иностранец рассматривался как крайне нежелательный элемент – будь то русский, латыш, поляк, француз, американец, китаец, араб… И простые голландцы, и государственные чиновники всячески показывали свою неприязнь к иностранцам, чтобы те поскорее уезжали к себе домой.
Вот вам живые примеры.
В те годы была одна основная категория людей, кто мог легально попасть на работу в Нидерланды (и в другие западноевропейские страны тоже). Это – научные сотрудники и аспиранты, работающие в университетах. Своих научных кадров в стане действительно сильно не хватало. «Свои» молодые голландцы не очень-то горели желанием поступать в аспирантуру, чтобы в течение четырех лет работать младшим научным сотрудником, напрягать свой мозг до потери сознания, готовить и защищать диссертацию... Как сказал один знакомый, поступивший-таки в аспирантуру и через год решивший из нее уйти: «Нет, это не для меня – сидеть и биться один на один над решением научных проблем! Я хочу работать с людьми, много общаться, быть в центре внимания!..»
Так что иностранцам было все-таки позволено работать в голландских университетах. Но контракт с университетом для иностранца был почти всегда временным, длительностью от одного-трех месяцев(!) до трех-четырех лет.
Возник – на полном серьёзе – даже целый типаж «бродячего ученого» из Восточной Европы, который кочует из одного университета в другой, из одной европейской страны в другую, живет без семьи в съемных комнатах – и каждый раз получает только краткосрочный низкооплачиваемый контракт. Только начал работать – надо сразу начинать искать следующую позицию. И таких ученых было много – математики, физики, химики, гуманитарии...
Постоянная университетская позиция в Нидерландах – это была немыслимая, несбыточная мечта для ученого! Если такая позиция где-то открывалась, на нее могли претендовать сотни кандидатов. Знаю случай, когда на одном престижном факультете за пять лет постоянную позицию получил только один человек. «Кто же этот один» (как говорил Аркадий Райкин)? -- сын декана другого факультета. Ничего не ново в нашем мире!
Для «простых смертных» был предусмотрен типовой 2-летний контракт ассистента (самый тяжелый и неблагодарный вариант – надо было за 2 года успеть сделать почти столько же, сколько аспирант делает за 4), или полноценная 4-летняя аспирантура, которая считалась уже очень, очень хорошим вариантом.
Но надо честно признать – и уровень образования, и уровень научных исследований (а основной объем исследований выполняли аспиранты) в нидерландских университетах был в целом очень, очень высоким. И что очень важно – наука носила очень конструктивный характер: за теоретическими положениями всегда следовали хорошо разработанные методологии решения конкретных задач, как в точных, так и в гуманитарных науках. Так, психологическая наука всегда была нацелена на оказание максимально эффективной психологической и психотерапевтической помощи людям, а не только на абстрактные построения в области теорий личности.
И, конечно, надо отметить очень хороший уровень всей инфраструктуры для научной работы – библиотеки, поездки на конференции, компьютерная техника, Интернет (к которому нидерландские университеты были подключены уже в конце 1980-х годов). Плюс зарплата – она была очень невысокой, но такой, что аспирант мог все-таки не беспокоиться ни о чем, кроме научной работы – то есть более или менее нормально питаться и даже иногда покупать себе кое-какую одежду и книги. О таких условиях в 1990-е годы на постсоветском пространстве невозможно было и мечтать.
И вот, допустим, иностранный аспирант успешно защищает докторскую диссертацию в Нидерландах. Что делать ему дальше? – Нидерландские университеты открыто заявляли, что не будут оказывать иностранным ученым никакого содействия в дальнейшем трудоустройстве – сделал научную работу и бегом возвращайся в свою страну! К тому же в голландских университетах (в отличие, например, от Великобритании) в середине 1990-х годов из-за экономической рецессии вообще было очень мало пост-докторальных исследовательских позиций, даже временных.
Но по закону, после 3-х лет работы в университете, иностранный научный сотрудник имел право получить общее разрешение на работу в стране и самостоятельно искать позицию в индустрии – например, в крупных компаниях, таких как Shell, Philips и т.д. Поэтому аспирант на последнем году аспирантуры мог уже на такое разрешение претендовать, а вот ассистент с 2-летним контрактом – увы, вообще никак...
На практике, однако, получить общее разрешение на работу было почти невозможно. Нидерландская иммиграционная полиция и бюро по трудоустройству гоняли несчастного ученого-эмигранта, обратившегося за разрешением, по замкнутому кругу. Если он, отчаявшись решить проблему самостоятельно, обращался к за помощью к адвокату, то голландский адвокат почти всегда… занимал противоположную сторону – солидаризировался со своими государственными органами!
И, не получив никакого права на работу, ученый-иностранец действительно был вынужден покинуть Нидерланды. Возвращаться на родину в Восточную Европу в те годы почти точно означало поставить крест на научной карьере. Наука в пост-советских странах находилась в полном развале, Интернет еще не был развит, научной коммуникации почти никакой. (Один очень хороший математик из бывшей советской республики, придя в научную библиотеку Центра математики и информатики в Амстердаме, полушутя-полусерьезно воскликнул: «Готов забаррикадироваться и просить убежища прямо в библиотеке!»).
Но некоторые ученые смогли переехать из Нидерландов в большие европейские страны – особенно во Францию и Великобританию, где ситуация с научной работой была все-таки получше. (Кстати, американцы часто считают наоборот – что «англичане и французы заносчивые, а голландцы радушные». Я так не думаю. А о Великобритании мы поговорим особо в другой раз).
В начале 2000-х годов в Нидерландах образовалась и быстро набрала популярность ярая националистическая партия, провозгласившая примитивные ксенофобские лозунги: «Страна переполнена мигрантами! Лучше бы их всех выгнать вон, но если уж так не получается – тогда просто скажем – Хватит! Ни одного больше не допускать, кем бы он ни был!».
И вот один голландский ученый-физик, который в свое время учился у русского профессора и был женат на русской – внезапно проникся идеями этой партии и начал дома и на людях постоянно оскорблять свою русскую жену…
Почему она была вынуждена этот абьюз терпеть (и была ли действительно вынуждена?), и что вообще делать в таких ситуациях – это отдельная большая психологическая тема, к которой мы обязательно вернемся в другой раз.
Изменилось ли что-нибудь в Нидерландах за 20 прошедших лет? С одной стороны, конечно, сейчас, конечно, явный национализм и ксенофобия как-то «не в моде». Маятник качнулся в противоположную сторону – страны Восточной Европы вступили в Европейский Союз, официально «в тренде» политкорректность, толерантность и мультикультурность. До такой степени, что во время миграционного кризиса 2015 года в западноевропейских странах уже было невозможно справиться с огромной волной преступлений, совершаемых выходцами из восточных и южных стран, которые вели себя хуже, чем «по закону джунглей»...
Но боюсь, что комплекс «маленькой нации» и негативного отношения к иностранцам – в том числе самым законопослушным и интегрированным в голландскую культуру – у граждан Нидерландов никуда не исчез, просто стал менее заметным.
До поры, до времени. Пока маятник не качнется обратно еще раз.