Маша ужасно боялась экзамена. Она и в обычной-то день при слове "сочинение" поеживалась и хотела спрятаться под кровать, что уж говорить об итоговой работе.
Снова и снова девочка раскрывала толстый учебник и принималась читать умные статьи критиков. Но все эти серьезные и правильные слова никак не хотели остаться в голове. А уж цитаты запомнить, со сложной авторской пунктуацией, и в нужный момент их ввернуть, – это было выше человеческих возможностей.
Последний вечер перед сочинение, завтра сбудутся самые страшные ночные кошмары. Маша привычно взяла книгу, листок для пометок и села на диван. Ей бы сейчас с О. рвануть куда-нибудь в парк, на пруды, побродить вдоль заброшенной дороги и забыть обо всем на свете. А тут это ненавистное сочинение, висит как дамоклов меч, ох, стоит комок в горле, не отпускает. Попадётся тема какая-нибудь дурацкая, вернее, все три на выбор будут не те... знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Так папа обычно приговаривал, заядлый преферансист.
О. позвонил неожиданно, прервав тягостные мысли. Маша сначала обрадовалась, хотела предложить встретиться, но снова начала ныть про сочинение.
– Слушай, так и у всех сочинение, и у меня кстати завтра сочинение, но я ж не ворчу, сижу спокойно, трагедию не устраиваю, хотя у меня с русским все не очень-то красиво. Ну что ты как маленькая, ты ж отличница.
– Мало ли, отличница, говорю, что умираю. Вот чувствую, попадётся мне гадость какая-нибудь. Диалектика души, а фиг знает, что там в этой незнакомой душе запрятано, что написать, как об этом рассказать.
– А знаешь, Маш, я тебе помогу. Как же я сразу не сообразил. У меня ж друг Ванька на Камчатке живет. Они у нас дачу как-то летом снимали, с тех пор мы иногда созванивался, Ванька – мировой парень. Я ему позвоню ночью, он мне свои темы и скажет. А я тебе сразу наберу и передам, ну, малышка, не дрейфь, прорвёмся.
– В Москве 15:00...
– А в Петропавловске-Камчатском полночь. Во-во, у них как раз все пройдёт, он нам и скажет свои темы. Ты не ложись, жди моего звонка.
Под утро О. действительно позвонил и продиктовал три темы.
– Три карты, три карты. Классные темы, во повезло нашему выпуску! И у меня как раз шпаргалки заготовлены по ним хорошие.
– Ты что, Маш, шпоры пишешь? Отличница со шпорами, во дела!
– Зря ты, это я в качестве подготовки, я ж не планирую ими пользоваться. А пока оставляешь, мысли так хорошенько укладываются, систематизируются. А ты что, не делаешь так?
– Не, фу-у.
– Знаешь, тут каждому свое. Я всегда так делала и делаю, вроде помогает. Хотя сейчас ни фига не помню.
– Ну, Маш, теперь-то мы темы знаем, выбирай любую. Никакие шпаргалки не нужны. Круто я все придумал, а?
– Вот веришь, я б любую из этих тем взяла. Хотя... скорее всего, Пушкина. "Наше все" , дорогой Александр Сергеевич, я всегда за Татьяну переживала, вот про неё я б и написала. И даже цитаты помню, пожалуй, Онегина проще всего было учить наизусть. Кое-где так красиво завернул, вроде просто, но кто ещё так напишет. Знаешь, мой папа рассказывал, что у них многие Онегина целиком наизусть знали. И он знал и мог перед девочками блеснуть.
– Мм ... Лады, кончаем болтать, ну к черту, пусть все будет ок.
– Пусть. К черту.
Маша ещё раз прочитала свои бумажки по трём заветные темам, прилегла на пару часов, но сон не шёл. Грезились ей Татьяна под ручку с Онегиным, тонким пером нарисованный лицей, в котором учился Пушкин, чёрный цилиндр с белыми перчатками. Ладно, ну что она в самом деле так волнуется, теперь-то с прекрасными темами уж как-нибудь.
Уверенным шагом Маша вошла в актовый зал. Очень непривычно было видеть в нем парты, которые специально поставили сюда ради экзамена. Народ волновался, все ждали начала. Маша успела сообщить темы подружке, но она лишь фыркнула, мол, во, легкотня какая. Повезло же им.
Наконец выпускники расселись, приготовили ручки и тетради, директор зачитал какие-то заранее заготовлены слова и... вот они, три темы итогового сочинения.
Не те.
Вообще другие.
Ни одной темы из тех, что были на Камчатке.
Подружка на соседнем ряду злобно пилила глазами, мол, дура, а сама Маша сидела белая как мел. В её позвоночник будто вставили металлический шест, пожалуй, так ровно она ещё никогда не сидела.
Как же так. Боги, как же так...
Что делать, что писать, вон он, кошмар наяву. Даже хуже, чем представлялось.
По спине предательски стекала струйка пота. Нога затекла, в глазу дергалась жилка.
О Русь, малиновое поле... И синь, упавшая в реку. Единственное, что вспомнилось, голова работала плохо. Но придётся писать про Есенина. Никогда он Маше особо не нравился, все разводил какую-то белесую тоску про просторы, но остальное как раз из списка ужасов, та самая диалектика, о которой все слышали, но никто её не видел.
И Маша начала писать.
Наконец через 2 часа 6 листов вымученно лежали перед ней. Худо-бедно справилась. Работа, конечно, далека от идеала, но она ж не писатель, да и вообще по другой части.
В срок пришли результаты. Ей поставили пятёрку, но любимая Р. И. подписала внизу знакомым почерком, что суховато, девочка явно математического склада ума, мол, чего ещё от неё ждать.
И на том спасибо.
Кошмары про сочинение ещё долгие годы будут сниться Маше, она проснётся в холодном поту, сглотнет, порадуется, что все в далёком прошлом...
Маша уж и забыла об этой истории, но пару дней назад пришёл сын с ЕГЭ по математике и рассказал, как весь класс утром полез в интернет смотреть, что там у Камчатки. Фигня, легкотня, решили все и ужаснулись, когда получили свои московские варианты.
А Камчатка... интересно, что обо всем этом думают они.