16 июня на Основной сцене МХТ имени А.П. Чехова играем классическую пьесу Ивана Тургенева «Месяц в деревне». Спектакль Егора Перегудова – это история о страсти, вспыхнувшей однажды летом. Наталья Петровна, замужняя дама, помещица, воспылала любовью к молодому учителю своего сына. В постановке Перегудова сама природа будто бы вторит накалу чувств героев: в небе сверкают молнии, постоянно хлещет дождь, все сносят порывы ветра. Сценография Владимира Арефьева и световая партитура Дамира Исмагилова создают целый мир бушующей стихии. Дыхание насыщенного прохладой воздуха долетает до первых рядов, и зрителям выдают пледы.
В ролях: Наталья Рогожкина, Кузьма Котрелев, Надежда Калеганова, Эдуард Чекмазов, Александр Усов, Павел Ворожцов, Анастасия Скорик, Александр Семчев, Мариэтта Волкова.
Предлагаем вашему вниманию фрагменты монолога режиссера, художественного руководителя Театра имени Маяковского Егора Перегудова. Монолог был опубликован во мхатовском журнале «Камергерский, 3» накануне премьеры спектакля.
Про перемены
По первой профессии я переводчик. Но театр всегда был моей второй реальностью. В детстве меня часто водили на спектакли родители, в школе и в Московском лингвистическом университете я занимался в театральных студиях. Когда жил в городе-кампусе Гермерсхайм, тоже играл в студенческом театре. Театр был спасением: у переводчиков-синхронистов очень большая нагрузка на мозг, и есть всего несколько способов с ней справиться. Алкоголь, спорт, секс. Ну, или театр. (Смеется.)
Когда учеба закончилась, я отчетливо понял, какая жизнь меня ждет. И решил пойти в ГИТИС. При этом как судьбоносное свое поступление не воспринимал, ничего не ставил на карту. Просто хотел, чтобы мне на экзамене сказали, могу я заниматься театром или нет. Сказали бы «нет», я бы успокоился. Меня ведь ждала отличная работа и неплохие перспективы, с ней связанные. Я просто захотел попробовать «прыгнуть с парашютом».
Про ГИТИС
Режиссерский факультет произвел на меня неизгладимое впечатление. Я, как человек классического образования, все сделал по правилам: прежде чем подавать документы, записался на подготовительные курсы. В первый раз я пришел в институт в воскресенье, в двенадцать часов дня. И… меня встретил человек в тельняшке и с зубной щеткой, который ночевал в ГИТИСе, на антресолях для декораций. В инязе декан требовал, чтобы мы все ходили в костюме и галстуке. И вот это ощущение внешней свободы, хотя на самом деле прежде всего свободы внутренней, конечно, оно меня совершенно захватило.
Про Женовача
Мне сложно публично говорить об учителе. Самое важное лучше говорить человеку в глаза. За пятнадцать лет нашего общения мы оба сильно изменились, я проходил разные фазы человеческого и профессионального сближения с ним. Но все эти годы я смотрю на него и учусь. Мне кажется, Сергей Васильевич единственный человек в профессии, который действительно может научить режиссуре. Сам он, правда, всегда говорит, что режиссуре научить нельзя: либо у человека есть режиссерское мышление, либо нет. Тем не менее он дает базу. Без нее работать в профессии невозможно.
Прежде всего это подход к литературному материалу и работа с ним. У любого произведения есть структура. Ты с этой структурой можешь делать все, что хочешь: трактовать, ломать, монтировать, заменять другой структурой и так далее. Но первое, что тебе нужно попытаться сделать, – ее понять, и это самое сложное. Сергей Васильевич прививает любовь к процессу разгадывания, любовь к разбору. А как он сам это мастерски делает! Я видел, как Женовач репетирует спектакль от начала до конца, был ассистентом режиссера на выпуске гоголевских «Игроков». Ничего не делал, просто присутствовал. Но я тогда многое понял про театр.
Про первый спектакль
Это был РАМТ, спектакль «Под давлением 1-3» по пьесе Роланда Шиммельпфеннинга. Я был студентом четвертого курса. Почему Алексей Владимирович Бородин позволил мне ставить эту немецкую пьесу, я не знаю. Принеси мне сейчас какой-нибудь студент материал, где так много секса, офисных проблем и еще черт знает чего, не уверен, что дал бы ему шанс. А мне такой шанс был дан. Больше того, мне разрешили взять тех артистов, которых я хотел.
Это было счастливое время. Никаких проблем с выстраиванием субординации с артистами не возникло. Кроме того, у меня все было придумано и решено. А артисты, если они понимают, что режиссер все про свой спектакль знает, обычно очень спокойны.
Про «Современник»
«Время женщин» по роману Елены Чижовой в «Современнике» – этапная для меня работа. С нее, собственно, и возник настоящий интерес ко мне как к режиссеру. Стали раздаваться звонки с предложениями о работе. Марк Анатольевич Захаров звонил, Олег Павлович Табаков был на спектакле, наводил справки…
«Современник» – это настоящая школа жизни. ГИТИС, РАМТ – это как кадетский корпус, школа юного бойца. А «Современник» – элитные войска. Если не свернул с пути, дальше тебе уже ничего не страшно. После «Современника» меня невозможно выбить из колеи – этого не может сделать ни один артист и ни одна ситуация. Лучшее, что случилось со мной там, – это Галина Борисовна Волчек. Если она в тебя верила, то была с тобой до конца. До самой премьеры. После ее отношение могло поменяться, но в самый трудный период, в момент репетиций, она всегда была на твоей стороне.
Про художников
Найти художника – это как найти жену. Когда я начинал, то работал со своими сверстниками, на равных. Но когда выпускал «Горячее сердце» в «Современнике», понял, что мне нужен Мастер с большой буквы. Спросил у Сергея Васильевича Женовача, кого он может мне посоветовать. Ответ был таким: Боровский, Бархин, Кочергин и Арефьев. Имя Александра Давидовича Боровского внушало священный трепет, а Владимира Арефьева я не знал. Заинтересовался, взял телефон, договорился о встрече. А потом я посмотрел «Войну и мир» в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. И пришел в экстаз, что такое в принципе возможно в театре. Мы стали работать. Арефьев всегда разный. Если поставить рядом макеты Владимира Анатольевича к «Дон Жуану» в «Сатириконе», «Ромео и Джульетте» в РАМТе, «Месяцу в деревне» в МХТ, вы точно никогда не догадаетесь, что их сочинил один и тот же человек. Это меня завораживает и восхищает. Это и мое к себе требование – быть всегда разным. Мне очень хочется, чтобы люди приходили на мою премьеру и говорили «ну, что-то это и не Перегудов никакой». Значит, все нормально, значит, я куда-то двигаюсь. (Смеется.)
Про «Месяц в деревне» в Художественном театре
Это безумно актуальная пьеса. Она о том, что сегодня, в отсутствии практически любых запретов, остаются запреты внутренние. Наши желания загнаны еще глубже, чем во времена Тургенева.
Речь идет о мощной страсти, запертой внутри. Эта страсть – она свойственна всем персонажам пьесы без исключения. Как и вопрос, разрешить себе эту страсть и совершить поступок, после которого перестанешь себя уважать. Или не совершить и жалеть всю оставшуюся жизнь. Каждый человек делает такой выбор.
Наталья Петровна – очень современная героиня. Вот представим на минутку, что я – это она. Я понимаю, что у меня есть муж, возможно, между нами когда-то была любовь, родился ребенок. Муж занят хозяйственными делами. Через шесть лет после нашей свадьбы к нам в гости приезжает его друг. Друг – интереснейший человек, у нас с ним одинаковые шутки, взгляд на вещи. Мы можем говорить друг с другом бесконечно. У нас начинается роман, который мы оба, по обоюдной договоренности, в какой-то момент прекращаем. И начинаем уважать себя за такое решение. Мы совершили ошибку, но признали ее и, в конечном итоге, не разрушили семью. И вот я думаю, что я – хороший человек. Потом вдруг появляется молодой парень. И я никак не могу понять, что же на самом деле к нему испытываю. Но точно не то, что было с мужем или с Ракитиным. На уровне химии со мной творится что-то ужасное, это разрушает все мои представления о том, что такое «жить правильно». И тем более представления о том, что я – хороший человек. Жизнь дарит мне троих мужчин на выбор. Любящий и неопытный мальчик, друг мужа, который от ревности уже готов на все. И муж. И в итоге я остаюсь с мужем, которого не люблю уже много лет. Почему? Потому что включаю голову. Не разрешаю себе испытать страсть. Запрещаю себе счастье.
Про Тургенева
Мне кажется, что вот эта дилемма «разрешить себе или не разрешить» – это главная тургеневская тема и есть. Считается, что в пьесе есть мотивы личной истории Тургенева и Полины Виардо. При этом ничего скучнее их переписки я не читал. Она вся отредактирована Виардо после смерти Тургенева, оставлены лишь общие фразы про театр и работу. Ни слова о том, что это на самом деле были за отношения. Так что нам остается только догадываться. Но, по сути, Ракитин – это и есть Тургенев. Человек, который живет в чужой семье без обязательств. Друг дома, который, тем не менее, получает все то же самое, что получает муж. Только может в любую минуту взять и уехать. И это те правила, по которым жил Тургенев в семье Виардо.
Сейчас нам кажется, что Тургенев – это что-то несовременное, далекое. Но это не так. Недавно я наткнулся на его описание природы – как точно оно соответствует тому, как понимает природу современный человек, живущий в наш век все возрастающего интереса к экологии и охране окружающей среды. Природа – это нечто большее, чем мы сами. Это вселенская гармония, к которой нам дано прикасаться. Вот послушайте: «Глядя на муху, мне вдруг показалось, что я понял жизнь природы, понял ее несомненный и явный, хотя для многих еще таинственный смысл. Тихое, медленное одушевление, неторопливость и сдержанность ощущений и сил, равновесие здоровья в каждом отдельном существе – вот самая ее основа, ее неизменный закон, вот на чем она стоит и держится. Все, что выходит из-под этого уровня – кверху ли, книзу ли, все равно, – выбрасывается ею вон, как негодное. Многие насекомые умирают, как только узнают нарушающие равновесие жизни законы и радости любви».
Как точно это написано! Любовь – это то, что нарушает законы природы. Страсть, любовь – это не гармония. Почему, условно, самка богомола откусывает самцу голову? И другие животные после спаривания убивают партнера? Потому что страсть нарушает природную гармонию. Представление о себе как о хорошем человеке – это и есть линия гармонии. А любовь или предательство – это все «над» или «под» этой ровной линией. С точки зрения гармонии и то и другое – плохо. И это мысль Тургенева. И мысль осознанного человека XXI века. Вот только готов ли ты ради поиска гармонии отказаться от этих «над» и «под»? И нужно ли вообще от них отказываться?
Автор текста: Наталья Витвицкая
Фото из спектакля Александра Иванишина
Генеральный спонсор театра — Банк ВТБ
#МХТ Камергерский, 3
Также будет интересно: