Александр Беленький продолжает рассказывать о чемпионах в тяжелом весе.
Начиная говорить о Мухаммеде Али, мы понимаем, что начинаем говорить не о новом чемпионе, каком бы то ни было крупном. Здесь речь пойдет о новой эре. Нашей эре в профессиональном боксе и вообще во всей жизни. Все, кто были до него, станут как бы чемпионами «до новой эры», а все, кто был после – соответственно, после новой эры. Между ними стоял один человек, Мухаммед Али, объединивший их. И, как и все великое, началась эта эра не сразу. Так сказать, вызревала. Пускала первые робкие ростки. Достаточно долго пускала.
Когда в январе 2002 года в голливудской аллее славы закладывали звезду Мухаммеда Али, самый знаменитый боксер и вообще один из самых знаменитых людей ушедшего века потребовал, чтобы ЕГО звезда была вмонтирована в стену, а не в мостовую, чтобы «на нее не наступали люди, которые его не уважают». Как будто в Америке (в отличии от России, где всегда найдутся желающие «понеуважать» титанов, о которых они ничего не знают) еще были люди, которые так к нему относились. Те, кто не любили, остались, хотя и примолкли, но тех, кто не уважали, практически не было.
Собственно, в Америке за всю его жизнь, не считая ранней молодости, было только несколько человек, которые попытались его не уважать, и они за это дорого заплатили. А вот тех, кто его не любил, было очень много. Но со временем и они практически перевелись. Тот, кто начал веселым и заводным клоуном, а затем стал антигероем, закончил национальным символом, вроде звездно-полосатого флага и Ниагарского водопада вместе взятых. И еще полубогом в придачу. Наверно, ни одному человеку в истории не удавалось перековать столько ненависти по отношению к себе в такое количество самой бескорыстной и искренней любви. По крайней мере, в США в этом никто не сомневается.
Он родился 17 января 1942 года в городе Луисвилле, штат Кентукки, в обеспеченной негритянской семье и носил звучное имя Кассиус Марцеллус Клей. Его отец был успешным рекламным художником, любителем выпить и патологическим бабником. Когда одна из его подруг как-то в припадке ревности засадила в него нож, а затем бросила его посреди улицы, Клей-старший бросился к другой подруге, которую попросил подлечить его «как в ковбойском фильме», то есть залить много виски в глотку и немного в рану. Сам Кассиус, судя по всему, отца недолюбливал. Во всяком случае, он никогда не говорил о нем, хотя постоянно говорил о матери, которую просто обожал.
Когда Кассиусу было 12 лет, кто-то на ярмарке украл у него только что подаренный велосипед. Ему сказали, что полицейский, к которому он может обратиться с жалобой, сейчас находится в спортивном зале, и Кассиус, весь в слезах от обиды, бросился туда. Полицейский Джо Мартин мало чем мог ему помочь, вора уже давно и след простыл, но парень вроде бы и не хотел уже никакой помощи. Он только сказал, что вздует своего обидчика, если найдет его. Мартин, который по совместительству был тренером по боксу, сказал в ответ, что, прежде чем лезть в драку, нужно научиться драться. Видимо, опытным взглядом он сразу разглядел, что у Кассиуса прекрасные данные. Клей посмотрел на тренировавшихся вокруг него людей и принял главное решение в своей жизни. Сейчас ему просто не в чем было тренироваться, но на следующий день он вернулся сюда уже экипированный должным образом. Впоследствии, вспоминая первые тренировки Кассиуса, Мартин сказал: «Он не мог отличить левый хук от пинка под зад, но очень быстро прогрессировал».
Отработав в зале, Клей не заканчивал тренировку. Он просил младшего брата бросать в него камнями с небольшого расстояния, а сам уворачивался от них. Кроме того, он ел только то, что ему советовали, пил то, что советовали, и не делал того, чего не советовали. В первые же годы занятий боксом он твердо решил, что станет чемпионом мира в тяжелом весе. Времени на все не хватало, он занимался в двух спортзалах, кроме того, совершал многокилометровые пробежки в тяжелых башмаках по утрам, и в результате учеба пошла побоку, хотя до этого он совсем неплохо учился. Однако здесь у Кассиуса обнаружился неожиданный союзник.
Директор школы Этвуд Уилсон отличался необычайно крутым нравом, однако для Клея он делал исключение. Он пресекал все попытки преподавателей не аттестовать его. «Если когда-нибудь кто-нибудь узнает наши имена, то только благодаря тому, что мы учили его», - говорил он учителям, не понимавшим и не разделявшим его слабости, - «и я не хочу войти в историю как директор школы, в которой Кассиусу Клею не дали аттестат».
Одной из недовольных Кассиусом была учительница по английскому языку. Клей должен был написать большое сочинение на вольную тему. Кассиус сказал, что хочет написать о радикальной афроамериканской организации «Черные мусульмане», только начинавшей тогда набирать обороты. На дворе стояли еще тихие 50-е годы, когда черные американцы предпочитали особо не высовываться, и учительница сказала, что это неподходящая тема.
Здесь нам придется сделать небольшую паузу. Дело происходило в Кентукки, одном из пограничных штатов во времена Гражданской войны 1861-1865 годов, последствия которой будут очень ощущаться еще и сто лет спустя. И выступавший против рабства президент США Абрахам Линкольн, и президент рабовладельческой конфедерации Джефферсон Дэвис родились в Кентукки. Так что положение штата «и нашим и вашим» более-менее понятно. По сути, штат находился ближе к северу, где не было никакого рабства. Но здесь были расположены богатейшие табачные плантации, для развития которых рабство было очень выгодно. Во время войны здесь были и представители юнионистского правительства Линкольна, и представители правительства конфедерации. Солдаты служили и в армии Севера, и в армии рабовладельческого Юга, но последних было намного больше.
Тем не менее, сам штат почти полностью контролировался северянами на протяжении большей части войны. Правительство южан действовало из изгнания. Войну выиграли северяне, но в период реконструкции Юга бывшие его сторонники медленно выдавили северян и к афроамериканцам стали относиться очень неважно. Покупать-продавать их не могли, но они стали представителями третьего сорта, который, как известно, не брак, но что-то от него недалекое.
В 1904-1909 годах здесь прошла кровопролитная Табачная Война между крестьянами, продолжавшими возделывать поделенные плантации, и компанией «Американ Тобакко», монополизировавшей продажу табака и установившей очень низкие цены на сырье, не выгодные его производителям. На стороне «Американ Тобакко» воевали также «ночные всадники», проще говоря, вооруженные бандиты, которым нравилось бесчинствовать среди крестьян, которые, кстати, тоже тихим нравом не отличались.
Кое-как войну урегулировали, но часть «ночных всадников» не угомонилась. Резня в меньших масштабах продолжилась. Все это, как это обычно бывает, оказало очень негативное влияние на межрасовые отношения. Угнетенные всегда стремятся к тому, чтобы их не путали с самыми угнетенными. И в 60-е годы XX века в Кентукки действовала расовая сегрегация, и она была суровой. Так что учительницу Клея, которая хотела избежать слишком жесткой темы для школьного сочинения, понять можно. Но на другую тему Клей писать оказался наотрез. Учительница не собиралась ему этого спускать, но тут, к ее досаде, за Кассиуса в очередной раз вступился директор Этвуд Уилсон. Кстати, эту историю Клею, ставшему к тому времени Мухаммедом Али, еще припомнят десять-пятнадцать лет спустя.
Те, кто знал Клея в школьном возрасте, делятся на две группы. Одни говорят о нем, как о фантастическом клоуне. При этом мало кто помнит какие-то конкретные шутки. Говорят о беспрерывном забавном кривлянии. Кассиус перекобенивал все, на что падал его взгляд в данный момент. Когда на глаза ему попадалось что-то еще, он немедленно переключался на новый объект. Клей нисколько не заботился о том, какое впечатление производит на окружающих, и это придавало ему в их глазах известные обаяние и притягательность.
Однако многие его знакомые того периода, прежде всего учителя, говорят о совсем другом Кассиусе – задумчивом, мечтательном и временами до крайности стеснительном. Им вторят и некоторые одноклассницы, которые говорят, что в компаниях, где были девушки, Клей временами просто терял дар речи. И это в том возрасте, когда многие афроамериканские подростки, даже в те пуританские 50-е годы, давно уже переходили в вопросах взаимоотношения полов от теории к практике. Однажды в компании, где было много девушек, Кассиус вообще не смог поднять глаз от тарелки. Создается впечатление, что очень часто он начинал валять дурака только потому, что это было единственным способом спастись от собственной стеснительности. Когда куда более продвинутая в сексуальных вопросах одноклассница, которую он отважился проводить домой, начала на прощание учить его целоваться взасос, Кассиус потерял сознание. Сначала она решила, что он по обыкновению придуривается, но он так тяжело упал, что она испугалась, побежала домой и принесла оттуда холодное мокрое полотенце, которое положила ему на лоб. Будущий бабник, впоследствии оставивший позади даже своего папашу, пришел в себя далеко не сразу.
Другой его особенностью, довольно странной для одного из величайших боксеров в истории, было то, что он практически никогда не дрался. Те, кто знал его в юности, смогли вспомнить только два случая. В первый раз, когда он вместе с друзьями сидел в закусочной, к нему привязались два известных уличных бойца его же возраста. Клей отнекивался до последнего и говорил, что он боксер и не хочет никого калечить. В ответ ему смеялись в лицо и стали толкать и пихать. Когда оскорбления стали невыносимыми, он пошел вместе с более здоровым парнем на улицу с таким видом, словно его тащили туда на аркане.
Для победы ему хватило доли секунды и одного удара, после которого его противник рухнул без чувств. Когда Кассиус вернулся в закусочную, второй забияка отшатнулся от него как от зачумленного. Легкая победа не доставила Клею никакой радости. Весь вечер он просидел страшно подавленный и так и не пришел в себя.
Во второй раз ему пришлось драться в семнадцать лет, причем со взрослым мужиком и хорошим уличным бойцом. Ранним утром Клей всегда совершал длинную пробежку в специальных утяжеленных башмаках. При этом он не просто бежал, а боксировал с тенью и бормотал себе под нос, как молитву: «Я буду чемпионом в тяжелом весе. Вы все обо мне еще услышите. Я величайший». Впоследствии слово «величайший» стало его прозвищем. Говорили иногда, что оно появилось много позже и даже указывали когда именно (мнения на этот счет были разные), но его школьные друзья, все как один, утверждают, что слышали его, еще в те ранние годы.
По традиции в это время у одной закусочной перед работой собирались мужики, чтобы поболтать за жизнь. Одного из них, Джина Пирсона, почему-то страшно раздражала «речевка» Клея, которую он повторял все снова и снова, и в один прекрасный день он встал за фонарный столб в ожидании, когда Кассиус, читая свое заклинание, пробежит мимо него. Из-за поворота показалась долговязая, но еще достаточно мальчишеская фигура Клея. Когда он поравнялся со столбом, за которым в засаде прятался Джин, тот неожиданно выскочил на дорогу и нанес ему грамотный удар правой навстречу.
На долю секунды у Клея подогнулись колени, и мужикам, собиравшимся с удовольствием посмотреть, как их приятель вышибет дух из этого пацана, показалось, что он сейчас упадет. Однако колено Клея так и не коснулось земли. Вместо этого он мгновенно выпрямился и обрушил на Джина сумасшедшую серию ударов. «Они были такими быстрыми, что их просто не было видно», - рассказывал об этом эпизоде через много лет один из свидетелей. Кассиус прижал Джина не то к столбу, не то к стене закусочной и безостановочно бил его, не давая упасть. «Оттащите его от меня! Оттащите его от меня!» - кричал он, но желающих ему помочь не находилось. «Ты будешь, будешь чемпионом мира!» - заорал Джин. Тогда Клей остановился, повернулся и ни слова не говоря продолжил свою пробежку. Может быть, желания драться он не испытывал, но просить дважды об этом его было никому не нужно.
Когда он встретил эту компанию снова, друзья стали подначивать Джина: «Ну как, может, еще разок его ударишь?» Но тот вместо этого поприветствовал Клея словами, сказанными с большим уважением: «Привет, чемпион!»
До римской Олимпиады 1960 года оставалось несколько месяцев.
Почему-то очень многие спортсмены и болельщики из самых разных стран, которые побывали на нескольких Олимпиадах, выделяют римскую как самую радостную, наполненную каким-то бесконечным счастьем. О террористах, придавших через 12 лет такой мрачный оттенок мюнхенской Олимпиаде, тогда никто и не помышлял, спортивный форум еще не стал ареной борьбы афроамериканцев против расовой дискриминации, как восемь лет спустя в Мехико, наконец, до первых громких допинг-скандалов тоже было еще далеко. Европа (и Италия едва ли не в первую очередь) еще очень хорошо помнила войну (Вторую Мировую, сейчас это нужно уже указывать) и не устала радоваться ее отсутствию.
Все это важно, потому что, хотя Кассиус Клей наверняка стал бы чемпионом мира среди профессионалов и не выступив перед этим на римской Олимпиаде, но без нее его чисто человеческое развитие было бы совершенно иным. Она пробудила в нем то, что до тех пор дремало и не находило выхода, хотя иногда и давало себя знать. Не случайно же он, так пренебрежительно относившийся к школьной программе, настойчиво пытался отстоять свое право написать сочинение о черных мусульманах, самом экстремистском афроамериканском движении, ставившем себе целью отщемить здоровенный кусок от США, чтобы устроить там некие Черные Соединенные Штаты.
Кассиус был представителем нарождавшегося афроамериканского среднего класса, при этом жившим на юге Америки, где до упразднения сегрегации оставалось еще много лет. Клея с его сознанием собственной исключительности, наверно, и раньше бесило, что вход в большинство кафе, ресторанов и кинотеатров в родном городе был для него закрыт, но это была некая данность, к которой он привык, и бунтовать против которой ему казалось глупым и невозможным. Во всяком случае, за школьные годы он только один раз принял участие в афроамериканском митинге протеста, и после того, как какая-то белая женщина вылила на него ведро воды из окна, сказал, что больше этого делать не будет. Но в Риме он был почетным гостем, и здесь никому и в страшном сне не могло прийти в голову преграждать ему путь куда бы то ни было, и это, наверно, произвело на него впечатление. Тем более, что его статус здесь постоянно повышался по мере выигранных боев.
Его первый соперник бельгиец Ив Бикоз сложил оружие уже во втором раунде. Вторым противником Клея стал наш Геннадий Шатков.
Решение включить Шаткова, олимпийского чемпиона 1956 года в среднем весе, на излете его карьеры в сборную, несмотря на его неважную физическую форму, наверно, было ошибкой в принципе. Но запихнуть его в полутяжелый вес, для которого Шаткову категорически не хватало габаритов и физической силы, было кошмарным промахом. Он стал самым низкорослым полутяжеловесом на Олимпиаде. Кассиус же, наоборот, уже перерос полутяжелый вес, в котором выступал, и не без труда «делал» его перед каждым боем. В результате получилась встреча перебравшего несколько килограммов возрастного средневеса и молодого, набирающего обороты тяжеловеса. Исход ее был предрешен. Клей выиграл бой в одну калитку, и в огромную заслугу Шаткову можно поставить то, что он закончил встречу на ногах, хотя и пропустил очень много ударов.
В том же ключе Клей выиграл и полуфинальный бой с австралийцем Тони Мэдиганом, а в финале наступил черед знаменитого поляка Збигнева Петшиковского.
Поначалу казалось, что многоопытный Петшиковский, ставший в 1963 году четырехкратным чемпионом Европы, а в Риме «только» трехкратный обладатель этого титула и главный претендент на олимпийское золото, сумел подобрать ключи к своему молодому противнику, но это только показалось. Клей перехватил инициативу и принялся просто избивать Петшиковского, который выглядел таким беспомощным, словно боксировал с приведением. Говорили, что за один третий раунд он пропустил больше ударов, чем за всю свою долгую карьеру. Видимо, сгонка веса ослабила Клея, в противном случае поляк не ушел бы от нокаута, но он и так в легкую стал чемпионом Олимпийских Игр.
На дворе стояло 5 сентября 1960 года. Кассиус стал одним из героев Олимпиады и в полной мере ощутил себя таковым. Героем он вернулся и в родной Луисвилл, и поначалу его там и принимали соответственно. Ну а потом произошел эпизод, который послужил стартовой точкой в новом этапе жизни Клея.
Сразу скажу, что, скорее всего, этого эпизода на самом деле не было. Просто Кассиус, с молодости на уровне инстинкта усвоивший все законы массовой культуры, сочинил его сам на вполне реальной основе, а от частого повторения со временем поверил в него сам.
В его собственном изложении все произошло следующим образом. Кассиуса с приятелем не пустили в привилегированное кафе за неподходящий цвет кожи. Тогда его друг стал объяснять, что это не просто чернокожий, а олимпийский чемпион. Охранники пожали плечами и все равно не пустили. Разъяренный Клей, который мог за несколько секунд превратить их в стонущие, лежащие в разных позах туши, но понимавший, что заплатит за это всей своей последующей жизнью, вылетел из кафе и в припадке бешенства забросил свою олимпийскую медаль в реку.
Здесь все изложено по законам голливудского боевика. В развлекательном кино нет времени показывать, как какое-то чувство созревает в герое. Нужен яркий эпизод, который переворачивает всю его жизнь. Действительность, по словам людей, знавших Клея в те годы, была намного проще и еще печальнее. Что касается медали, то он так носился с ней и стольким людям показывал, что, в конце концов, просто потерял ее. Так что в этой части его рассказ – полная фикция. А вот в самые разные места его действительно не пускали, причем далеко не один раз, и после того, как он ощутил себя в праздничном Риме на крыше мира, Клей больше не мог примириться с тем, что раньше было вполне привычной, хотя и неприятной составляющей его жизни.
Однако Кассиус и в 19 лет был умным и расчетливым человеком. Он прекрасно понимал, что еще не настало время возвышать голос. День гнева наступит несколько позже, когда уже никто и ничто не сможет его остановить. Собственно, ничего нового он здесь не придумал, а шел по стопам Джека Джонсона, который тоже объявил открытую войну белым лишь тогда, когда стал чемпионом мира.
Александр Беленький
