ЗАКОН И ПРОИЗВОЛ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ РУСИ.
Русь всегда была территорией беззакония. Ее население вечно искало Правду и Справедливость, а когда отчаивалось, включало первобытные инстинкты Мести, обращаясь к террору.
ЗАКОНА – разумных, универсальных и обязательных для всех членов общества «правил игры» на Руси не существовало. Никогда. Здесь всегда царил ПРОИЗВОЛ. Разнообразные «хотелки» правителей, соединявших в одном лице и Законодателя, и Судью, и Палача (Исполнителя), неизменно подменяли собой Закон. И не случайно первый свод законов древней Руси назывался «Русской Правдой». Что означало:
- относительность и неуниверсальность норм социального поведения – их ограниченность исключительно рамками жизни плебеев, но не господ, чье поведение никаким регламентам и нормам не подчинялось;
- абсолютную свободу от всех законодательных ограничений сферы жизни представителей власти, которая (власть) на Руси всегда была произволом Силы, существовавшей вне и поверх Закона.
«Кто силен, тот и прав, того и Правда».
Этой формулой руководствовались и князья, причиняя друг дружке разнообразные подлости и обиды, и регулируя взаимные обязательства, и бояре с попами, и дружинная служилая челядь. Так, например, вопреки закону (т.н. «лествичному праву»), учрежденному великими киевскими князьями, когда престол наследовал старший в роду мужчина, многажды успешнее закона применялось право сильного, когда престол переходил к обладателю более многочисленной и верной дружины, пользовавшемуся вдобавок поддержкой горожан и церкви. А в возрастной иерархии родственников наследником мог быть хоть третий, как Владимир Святославич, хоть четвертый, как Ярослав Мудрый, хоть «пятнадцатый», как Владимир Мономах. Тем же правом сильного руководствовались древнерусские князья, решая платить ли им, собранную с выделенных им в управление земель, дань Киеву или не платить. Как это сделал, к примеру, Ярослав Владимирович с погоняловом «Мудрый», посаженный отцом княжить в Новгороде и отказавшийся отправлять собранные им с новгородских земель деньги в Киев.
Закон на Руси – это всегда обратная сторона террора, мотивирующая и благословляющая произвол насилия, утверждающая всевластие и полноправие вооруженного человека, и ничтожество бесправия человека не вооруженного. Поэтому русский террор – это, со стороны государства, и основная форма законоприменения, и, со стороны подданных, основная форма сопротивления властному произволу. Отсюда – популярные на Руси по сей день принципы социального поведения:
- «Сила в Правде», когда общественное сознание оправдывает мстительное насилие «терпилы» над представителем преступной власти и «закона», который («закон») на самом деле – не что иное, как произвол обладателя монопольной власти
и
- «русский бунт – бессмысленный и беспощадный» - ведущая и самая распространенная, после бегства в целинные и свободные от государственной власти земли или за рубеж, форма сопротивления властному произволу. Бунт, уничтожающий все – до основания – и цивилизацию, и культуру, и самих бунтовщиков, и предмет их мстительной ненависти.
Все это полезно понимать игрокам, выходящим на «поле чудес» русской политической жизни с каким бы то ни было протестом. В какой бы команде они ни собирались играть, им следует помнить, что здесь – на Руси – правила игры написаны Судьями и работают только для Судей. Следовательно, выигрыш зависит либо от умения склонить на свою сторону Судью. Любыми способами. Либо от способности в процессе «игры» самому стать Судьей и рисовать свои правила. А такое предполагает непременными условиями – вооруженность и соответствующую боевую организацию протестантов.
ИНИЦИАТИВА И ТЕРРОР В РУССКОЙ ПОЛИТИКЕ.
Любой гражданский протест против власти на Руси обречен: ему суждено испытать на себе террор. Просто в силу инициативной природы протеста, как такового. Власть – и на Руси, и за ее пределами – всегда боится инициативы. Любой. Но, в особенности пуглива власть государственная. Инициатива для нее, если только это не ее собственный почин – это
- либо сокрытие подданными своих доходов от посягательств власти,
- либо заговор с целью ее свержения.
Иное представление об инициативе русской власти неведомо. Поскольку сама инициатива – явление принципиально инородное русской власти. Инородное генетически. Низшие и средние звенья административного аппарата здесь безынициативны по умолчанию – согласно логике существования вертикали власти. Теоретически инициативу может проявить верховный владыка. Но пока русский чиновник доберется до вершины власти, способность к любым самостоятельным поведенческим импульсам в нем умирает. Безвозвратно. Поэтому русская власть и инициатива – явления несовместимые. И лишь в одном единственном случае русский бюрократ инициативен: когда возникает возможность украсть из казны. В таком случае грех инициативы компенсируется «откатом». Согласно традициям чиновной корпорации: украл – поделись с начальством. Вор на Руси не может быть жадным. Это наказуемо самими ворами. Особенно ворами во власти. А иной власти – без воров – Русь никогда не знала.
Становление гражданского проекта в такой психической атмосфере лишь на ранних стадиях может быть незаметным. В силу ничтожности в пространстве политического уклада он может какое-то время сохранять некоторую автономию. Но по мере развития, а тем более успешного, он неминуемо привлечет к себе внимание и испытает террор. В каких бы безобидных формах проект ни совершался. И любые попытки его инициаторов договориться с властью будет истолковано однозначно – как слабость. В таком проекте власть для себя может почуять либо соблазнительную кормушку, либо источник угрозы. В обоих случаях она среагирует либо демонстрацией возможности террора, чтобы охотнее делились. Либо террором, чтобы пресечь гражданскую инициативу на корню и не дать вырасти и размножиться.
Поэтому гражданская инициатива должна уметь защищаться и создавать собственные оборонительные структуры. При этом нужно понимать, что прежде, чем начинать открытую драку, все же следует постараться договориться. На первых порах. По-хорошему. И тогда, если нужно, можно даже купить хотя бы временное невмешательство особенно местной власти в безобидные для нее пока что дела эмбриона гражданского самоуправления. Чтобы выиграть время. В пределах разумного компромисса. Если стоимость нейтралитета чиновника ниже расходов на войну с ним.
ГРАЖДАНСКАЯ САМОЗАЩИТА.
Исторические формы социального протеста, известные на Руси: революции, восстания, заговоры, государственные перевороты, политический террор, конспирации, партизанщина, забастовки, стачки, локауты, митинги, демонстрации были характерны вертикально интегрированному и иерархически организованному имперскому социуму, чье время безвозвратно ушло. Они вынуждали косную материю дремучей имперской – досоветской и советской – государственности трансформироваться для противодействия и внутренним протестантам, и внешним конкурентам. Это приводило к гипертрофированному могуществу тайной полиции. Метастазы сетей доносчиков и сексотов покрыли гигантские просторы страны, проникли почти в каждый дом и семью. Подозрительность, зависть и подлость стали ведущими чертами характера массового советского человека. Любые формы критики общественного и политического строя были невозможны. Страна замолчала и сложила руки. Население превращалось в тунеядцев, мародеров, раздолбаев, лжецов и халявщиков. Заставить людей замолчать советское государство сумело. Но заставить их работать, если это была не работа киркой и лопатой, работать добросовестно, квалифицированно, творчески и ответственно – заинтересованно – было за пределами возможностей власти палачей, брехунов и провокаторов.
Триумфальная победа над призраком внутренней политической оппозиции нисколько не изменила противоестественной сути советской державности, но лишь законсервировала ее предельную нежизнеспособность и убожество. В конце концов, коммунистическая империя рухнула сама собой под тяжестью собственной неэффективности, лжи и идиотизма. И сегодня в ее зловонных останках копошатся трупные черви вооруженных барыг и уголовников, пытаясь заглотить и переварить последние куски «общенародной собственности». Приватизация советского колхоза больше не нуждается в идейном сопровождении. И не только потому, что идеология требует тренированных мозгов и хорошо подвешенных языков, способных убедить безмозглых плебеев в том, что «черное» - это на самом деле «белое», а «фашизм» - это не интервенция против независимого государства, а его упорная самооборона на собственной территории. Главное здесь другое: если у тебя есть сила для того, чтобы забрать то, что тебе нужно у того, у кого это есть, но кому не достает силенок удержать свое, то на оправдательной брехне и можно, и нужно сэкономить. Так выглядит сегодня «Русская Правда» в ее естественном виде, лишенном камуфляжа пропаганды.
Любые поиски Правды и Справедливости – это признаки отсутствия Законности. Беззаконие, основанное на Силе Оружия и безоружности подданных – устойчивая традиция русской политической истории, где все здание величественной российской государственности сплошь выстроено из рабского бесправия, смирения, подлейшего холуйства и мстительной ненависти.
Нашу планету населяют разные народы. История каждого богата некоторым уникальным опытом, который может быть полезным всем остальным. Чтобы не повторяли ошибок. Пусть и чужих. Обмен историческим опытом – главный смысл человеческого общежития и высшая цель международных коммуникаций. К примеру, опыт бывшего СССР и Германии учит остальное человечество губительности массового бреда в любой исторической форме, будь то фантомы интернационального социализма или призраки национал-социализма. А опыт народов США учит, как не бывает настоящей демократии без всеобщего вооружения населения и подтвержденного оружием законного права каждого гражданина исправлять ошибки чиновников, всегда и всюду стремящихся установить собственную гегемонию.
Поиски Правды и Справедливости на Руси будут продолжаться бесконечно, пока здесь не утвердится Закон. А для этого необходимо, чтобы в его создании участвовали все активные и заинтересованные члены общества. И чтобы они же его – Закон – и защищали от преступников. Что невозможно в отсутствие у населения доступа к оружию. И собственных политических организаций, сообщающих власти ее новое – гражданское – качество.
Но как вооружиться рабам, чтобы покончить с бесправием? Если диктатура чиновника принципиально несовместима с всеобщим вооружением населения. С точки зрения власти любая попытка подданных вооружиться – незаконна. И наказуема. Но чего стоит «законность» и каков смысл ее соблюдения в стране, где власть сама – главный враг Закона?
Законопослушность – добродетель. В гражданском обществе. Но в деспотии чиновников лояльность власти – это раболепие, а в масштабах истории – преступное безумие перед потомками, обреченными предками на рабство и вырождение.
В истории бываю моменты, когда возникает возможность массового вооружения населения. Когда власть развязывает войну с соседями, она вынуждена сама вооружить народ своей страны. И тогда подданные смогут уже сами решать, кто их настоящий враг и на кого направлять оружие.
Но чтобы подданные это смогли, они должны этого захотеть. Очень-очень захотеть.