Наташа пришла домой. Дождь снова заморосил, а потом пошёл сильнее. Прилепившись к окну, она смотрела на тоненькие струйки, стекавшие по стеклу. Вот за серой стеной дождя во дворе появился человек под чёрным большим зонтом. Он вошёл в подъезд соседнего дома. Это был Меленко, Наташа без труда узнала его крупную фигуру. Она равнодушно смотрела на то, как он закрывал зонт, стоя под железным козырьком у двери, как исчез потом из вида. Но вдруг щёки её вспыхнули румянцем. Внезапно пришедшая мысль, одновременно напугала её и обрадовала. Егорова отошла от окна, села в кресло и запрокинула голову.
Часы потихоньку двигались по циферблату. Из больницы не было никаких известий, отец тоже не звонил. За окном стучал ливень. Небо постепенно меняло цвет с серого на голубой, с голубого на тёмно-синий, пока, наконец, чёрный квадрат окна со светящимися огоньками соседнего дома, не заслонил собой всё пространство. Наташа продолжала сидеть в кресле, она тревожно поглядывала на часы и теребила пуговицы на домашнем халате. Сейчас она, отчего-то, вспомнила об Андрее. Его странное поведение при их последнем разговоре в этой квартире. «Неужели, он меня так сильно любит?! – задавалась она вопросом с горькой улыбкой на лице. – Нет, не может быть! Ведь я ему ни чем не отвечаю. Странно!»
- Странно всё! – сказала она вслух и повторила. – Странно!
Возможно, она не понимала Андрея до конца, или не хотела понять. Всё, что происходило между ними последнее время, выходило за рамки её привычной жизни и поэтому отвергалось. Но его дружба не была ей в тягость, тем не менее, лишь тогда, когда она не переходила рамки «просто дружбы», как только Егорова чувствовала, какие-то лишние мотивы в отношениях, она начинала отгораживаться от Жигулина.
На столике задребезжал телефон, Наташа поспешно сняла трубку, слышались пощелкивания и треск, потом всё отключилось и пошли гудки. Егорова тоскливо посмотрела на аппарат. Это уже был второй пустой звонок за вечер. Видимо, кто-то никак не мог дозвониться. Наташа постояла немного у столика в ожидании повторного звонка, но его не было. Потом она снова уселась в кресло. «Как там мама? И отец не звонит, как назло. Может это он звонил сейчас? Может телефон не работает?» - с тревогой подумала она и вскочила с места. Она схватила аппарат, повертела его в руках, подергала шнур и набрала первый пришедший на ум номер. На другом конце провода ответили. Наташа повесила трубку.
- Нет, работает, работает!
Отец явился около одиннадцати. Бледный и уставший, он прошёл в свою комнату и сел на кровать. Наташа вошла к нему и встала рядом.
- Ты звонил в родильный дом? – спросила она.
- Да, звонил. Ещё не родила, но скоро, скоро…
Он устало провел ладонью по лицу, потом запустил пальцы в свою кудрявую, густую шевелюру, которая когда-то была чёрная, как у цыгана, теперь виски покрыло серебром и, по всей голове, то там, то тут проглядывала седина. Его карие глаза смотрели невесело сейчас. На лице была печальная улыбка. Он взял Наташу за руку и притянул к себе.
- Всё повторяется, - сказал он.
- Что, папа?
- Всё! Точно так же, когда-то, я ожидал твоего появления на свет.
Наташа уловила мысль.
- Тебе страшно за маму?
- Да, немного. Но когда кто-то рядом уже не так страшно. Ты со мной и всё в порядке!
- А тогда? Тогда, кто был рядом?
- Женя Султанов, мой друг.
- Евгений Петрович?!
- Да, он!
- Но ты, никогда мне об этом не рассказывал!
- Просто не было подходящего момента.
- Расскажи теперь.
- Мы тогда были молодые, твоей маме было столько же лет, сколько тебе сейчас, мне немного побольше. Она училась в Москве, там мы и познакомились. Привез её сюда после института, и здесь родилась ты. Мы тогда жили в таком длинном деревянном бараке на Почтовой. Когда маму увезли рожать, я был на дежурстве. Соседка возила её в род дом. Мне сообщили уже оттуда. Как же я нервничал, как переживал! Тогда одному нельзя было, никак, и я с работы позвонил Жене домой. Он явился тут же, и сидел со мной всю ночь, до конца моей смены. Потом мы оба ушли ко мне, в нашу маленькую барачную комнатку, и завалились спать. Днём позвонили и сказали, что родилась девочка и, что жена чувствует себя нормально. И только тогда душа моя села на место. Мы с Женей купили огромный букет цветов, а это был апрель, всё кругом цвело, распускалось, вокруг было сказочно красиво, и отправились в родильный дом. Передали цветы через няню, увидели нашу маму в окошко и счастливые, довольные поехали домой.
- Ты так увлеченно рассказываешь, что я всё представляю, - сказала с улыбкой Наташа.
- Вот и теперь всё будет так же, - произнес задумчиво Егоров.
- И цветы?
- И цветы!
- И… Женя Султанов? – осторожно спросила она.
Отец засмеялся.
- Ну, конечно, и Женя!
В ночь на пятнадцатое марта, а точнее в 3 часа 15 минут Егорова Светлана Ивановна родила сына. Из родильного дома позвонили утром, пол седьмого. Алексей Михайлович с сонными глазами держал трубку и не верил собственному счастью.
Наташа была очень обрадована. Она отпросилась на работе на пол дня и до обеда проторчала под окнами род дома. После обеда, её сменил отец. Они пришли вместе с Евгением Петровичем, как в тот далекий апрельский день, и принесли огромный букет прекрасных цветов. Увидев это в окно, еле державшаяся на ногах и обессиленная родами Егорова, заплакала. Уже лёжа в постели и, глядя на букет, поставленный в литровую банку на её столик, она продолжала ронять слезы. Ей было так хорошо, как никогда. Хотя, впрочем, нет, в тот день много лет назад, когда родилась Наташа, она была так же безмерно счастлива!
Успокоившаяся Наташа, во второй половине дня пятнадцатого марта, прядя на работу принялась за свои обычные дела. Правда, с какого конца взяться теперь, она не знала. С Гизатулиным было беседовать бессмысленно, без доказательств она не могла ему ничего предъявить. Собранные данные 13 числа, доказывают немногое, лишь то, что в квартире слесаря в ночь с 27 на 28 февраля были посторонние, точнее женщина, которая звала на помощь. Не жена, но кто? Любовница, знакомая или…? И тут возникал большой вопрос. Версия нуждалась в проверке, чем она сейчас и занималась. Коломийцев продолжал опросы на улице Сажина по разработанной ею схеме. К шести часам она ждала его. Он пришёл немного раньше, к четырём, и с порога развел руками. Когда Коломийцев так делал, значит, что-то было не так. « Не в кассу!» - как говорил он сам. И то, что он рассказал было, действительно, не в кассу.
Когда через несколько минут в кабинет вошёл Терещенко, он увидел, что страсти накалились до предела и начали рваться в клочья.
- К чёрту! – кричала Егорова, стоя у стола и взмахивая руками. – Вся версия летит к чёрту!
Майор оцепенел. В таком состоянии он видел Егорову впервые. Терещенко живо оценил ситуацию и только было открыл рот, чтобы спросить «Почему?», но Наташа сама, подскочив к нему, стала рассказывать.
- Игорь Коломийцев разговаривал сегодня с человеком, жителем дома №12 по улице Сажина, который 27 февраля купил подержанную машину! – начала она в запале.
- Не понимаю, - произнес Терещенко и опустился на стул. – Какую машину?
- Обыкновенную! «Москвич» называется!
- Ну и что?
Егорова расстегнула ворот сорочки и, отдышавшись, уже спокойнее продолжала:
- Дело в том, что гаража ещё не было, он лишь на следующий день отвёз машину к другу в гараж, где тот держал свой мотоцикл. А всю ночь с 27 на 28, они держали «Москвич» у дома, караулили, чтоб не угнали, сидели в нём. Теперь понятно?
Майор снял фуражку и вытер лоб.
- Не совсем, - честно сказал он.
- Объясняю дальше. Они всю ночь просидели в машине, точнее, его зять и дочь. В машине у подъезда! И ничего подозрительного не видели. Теперь ясно?
- Теперь ясно. Ясно, что никто мимо не проходил.
- Точно, никто. Всё было тихо и спокойно, как они утверждают. Машина стояла на дорожке перед домом и все подъезды отлично просматривались. На свет в окне Гизатулина они внимания не обратили, но то, что из его подъезда никто не выходил, они клянутся.
- Судя по твоим расчетам, - начал рассуждать Терещенко, - Гизатулин, впустив Куликовых к себе на ночевку, убил их и в ту же ночь, естественно, вынес из дома трупы и вещи. Так?
Наташа кивала головой.
- Если так, то версия не подтверждается. Ничего такого не было.
Терещенко замолчал, но мысли его продолжали работать.
- А если предположить другое! – сказал он, после паузы.
Коломийцев и Наташа насторожились.
- А, что если он всё сделал в другую ночь, не имея возможности в эту, так как машина с пассажирами мешала?
- По моему, абсурд, - вмешался рассудительный Коломийцев.
- Почему, Игорь? – спросил майор.
- Нет, что вы! Кто станет держать трупы у себя целые сутки? Нет!
Наташа молчала, предположение Терещенко было неожиданным.
- Ну, как я вам идейку подкинул?!
- Не знаю, что и сказать? – тихо произнесла Егорова. – Так то оно так, но как проверить? Последние показания окончательно всё запутали.
- Будем распутывать потихоньку, - сказал майор. – Как там Пахомова?
- Ничего, она в порядке. Я вам уже докладывала о её последних показаниях.
- Да, докладывала. Я проверил по своим каналам, кое-что. Есть у Гизатулина болоньевая куртка синего цвета, но она на молнии.
- Вот и здесь облом! – с горечью сказала Наташа и плюхнулась на стул.
Два часа Наташа бродила по парку имени Ленина. То впереди, то справа, то слева, в зависимости от её местонахождения, маячил жёлтый корпус УВД, мелькали в свете фонарей входившие и выходившие сотрудники. Ветер, поднявшийся было после полудня, утих, воздух был свеж и неподвижен. С проезжей дороги доносился обычный уличный шум. Скрипели тормозами автомобили, стучали каблуками пешеходы. Наслушавшись этого мерного успокаивающего рокота, Егорова решила отсюда уйти. Она перешла дорогу и отправилась в путешествие по Загорянке, которое было не очень продолжительным, вскоре улица закончилась и пришлось свернуть влево на Азовскую. Не хотелось идти домой, когда там пусто. Отец, должно быть, доехал до род дома, объясняется с мамой жестами через окно, а что делать ей? В первую очередь хорошо подумать над тем, что сказал Терещенко, когда версия, относительно Гизатулина, сломалась. Во вторых, как следует, взвесить свои дальнейшие действия, которые она уже решила предпринять, а в третьих… Но тут все мысли резко оборвались. Дорогу переходил седой мужчина, немного прихрамывающий на правую ногу. Наташа узнала его – это отец Ларисы. Он вёл за руку четырехлетнюю дочь Женю. Девочка держала в руке печенье и потихоньку откусывала от него, они перешли дорогу у Дома Пионеров и оказались впереди Наташи. Девушка замедлила шаг и посмотрела в ту сторону, откуда вышли Филимоновы. За Домом Пионеров вдалеке виднелся кусочек железного зелёного забора в мелкую сеточку – это был детский сад «Теремок». Наверняка, Женя ходит, именно туда. Отец сейчас ведёт её домой. Наташа продолжала идти сзади, не смея их обогнать. Она не отрывала глаз от девочки, так похожей на Ларису. Егоровой хотелось подойти к ним, но она не решалась. Вот они прошли улицу и поворачивают в свой двор. Наташа делает тоже самое. Она следовала за ними на дистанции в пять шагов до угла их дома, пока не поймала себя на мысли «Зачем?». Она остановилась, но уйти не смогла. Наташа долго стояла и смотрела из-за кустов на девочку в красной курточке, играющую в песочнице, и на седого, сутулого отца, стоявшего рядом. Мужчина, имеющий, когда-то, весьма привлекательные черты лица, сильно сдал после смерти Ларисы. Наташа стояла в своём убежище до тех пор, пока он не взял Женю за руку и не вошёл с ней в подъезд.
Егорова плелась домой уставшая и измученная воспоминаниями. В своём дворе она остановилась и подняла глаза на окна соседнего дома, там жили Меленко с Комаровой, теперь уже женой. Зимой они законно оформили свои отношения. Наташа тяжело вздохнула и медленно пошла к подъезду.
Ночью её мучили кошмары. Кто-то невидимый гнался за ней, и было страшно только от одной мысли, что он может прикоснуться. Она чувствовала его дыхание за спиной, его шаги и убегала, убегала… Но сон оборвался, она проснулась, полежала немного в темноте и уснула снова. На этот раз кошмара не было. Она увидела светлый, ясный день, незнакомый город, роскошные кусты сирени и услышала до боли родной мотив. Играли на гитаре. «Коля! Он здесь, совсем рядом, но я его не вижу, почему?» Во сне, он был для Наташи живой. И она искала его в этом чудесном саду. Но вот же он, вот! Стоит на другом конце сада, надо только перебежать узкую дорожку. Наташа идёт к нему, раздвигая зелёные ветви, но дорожку пересечь не может, не получается. Дорожка начинает расширятся и по ней вдруг понеслись машины, много машин. Перейти никак нельзя. Наташа мечется, бегает вдоль дороги, но поток автомобилей всё не иссякает, не даёт ей подойти к Коле. Он стоит на той стороне, смотрит на неё и улыбается.
«Коля, подожди! – кричит она. – Я сейчас! Сейчас они проедут, подожди!» Но он поворачивается и уходит в зелёные заросли. «Коля, нет! Не уходи, Коля! Остановись, дорогой мой!» Она кричит от отчаянья, рыдает и падает на землю. Когда поднимается – нет ничего, ни машин, ни дороги, ни сада.
Наташа проснулась в слезах. Её рыдания во сне перенеслись в реальность. Она плакала в постели и не могла успокоиться, по-детски жалобно всхлипывала и тёрла глаза руками. Уже рассвело, голубой свет расползался по комнате и высвечивал мокрое лицо девушки, которая была сейчас так несчастна.
- Коленька! – шептала она. – Коля! Почему ты ушёл, так быстро ушёл?...
Она давилась от слёз, всхлипывала, дрожала всем телом и переворачивалась с одного бока на другой. Юревич ей снился редко и всегда очень туманно, не чётко. Такой яркий сон она видит впервые. И от этого ей стало плохо. Подсознательно для неё Юревич был жив, она всё ещё любила - любила нежно и преданно. Заглушённые ею чувства, теперь прорвались в этом сне и боль в душе была не выносимой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.