"Гангрена и Лимоновна". Глава 4
Истеричный визг из окна разбудил всех, кто ранним субботним утром ещё пытался досмотреть последние сны:
– То-о-онька! Опять твоё чудище полночи спать не давало! – на высоте четвёртого этажа Агния Ивановна упивалась недостижимостью для пса и вдохновенно отводила душу.
Коша потряс головой, будто освобождая уши от застрявших там особо скребущих нот, и коротко выразил своё неудовольствие.
– Вот, вот!!! – зашла на второй круг соседка. – Так всё время и громыхал, глаз не сомкнула!
– Ганя, за услуги будильника ТСЖ доплачивать не будет, – донеслось с лавочки, в то время как объекты праведного негодования неспешно продолжали путь.
Агния только собралась перенести гневный поток на ухмыляющуюся Софью, но тут в окне первого этажа появилась помятая физиономия в облаках вчерашнего перегара:
– Какой козёл с утра пораньше болгарку врубил?
Наверху повисла пауза, а через пару секунд с практически одинаковым лязгом захлопнулись сначала рот, потом окно.
Удержать рвущийся на волю смех Тоне не удалось, и девушка, спрятав лицо в ладонях, рухнула на скамейку рядом с соседкой. Ньюфаундленд сопроводил её приземление понимающим взглядом и занялся обследованием ближайшего дерева.
– Здрав буди, Максимыч! – поприветствовала всклокоченного соседа Софья и только потом уловила ассоциацию, притянувшую старославянское приветствие: потрёпанный вид дяди Толи определённо намекал на то самое мероприятие, которое сопровождал процитированным тостом Иван Васильевич в известном фильме. – Это не болгарка, это биологическое оружие отечественного производства.
–Агния, что ли? Тьфу, холера! – и не до конца пробудившийся собеседник из разговора выпал обратно под крыло Морфея.
Одновременно на третьем этаже объятия того же божества покинула Наталья. Накануне вечером, измотанная и переволновавшаяся, она даже не дождалась, пока Анатолий Максимович завершит ликвидацию учинённых Даней разрушений – так и отключилась на диване под звук шуруповёрта. Сосед, управившись с работой, заглянул в комнату, молча поумилялся, укрыл хозяйку пледом и, осторожно защёлкнув верхний замок на двери, отправился по своим сугубо пятничным делам.
Женщина спросонок даже не сразу осознала, в чём заключается неправильность ситуации, хотя почувствовала её мгновенно. Пробуждающееся сознание разом охватило и плед, и диванный валик под головой, и не снятую на ночь дневную одежду, и бьющие в окно солнечные лучи. Всего этого утром быть не должно, особенно последнего: в её комнату солнце заглядывает во второй половине дня. Так где это она спала?
Наталья села, пытаясь как-то определиться в окружающей реальности. Ну да, вчера Анатолий Максимович ремонтом занимался, а она задремала, наверное. Прямо на неразобранном Данином диване... Стоп! А где тогда ночевал Даня?
Испуганная внезапной мыслью мать подскочила, будто подброшенная разом распрямившимися диванными пружинами, и кинулась осматривать все закоулки жилища. Сына не было, как и следов его ночного присутствия. Едва разбуженный рассудок, ещё не успев заработать в полную силу, не справился с атакой паники и полностью утратил контроль над действиями хозяйки. Наталья беспорядочно металась по квартире, а в голове её столь же хаотически мелькали обрывки сюжетов один другого страшнее. Пережитая когда-то боль от внезапного удара, затаившись в подсознании, временами вырывалась и заставляла чувствовать, что если человека долго нет рядом, то его нет, нет, нет! Совсем нет и больше никогда не будет. Именно этот неосмысленный ужас швырял по комнатам, потом бросил в сторону входной двери, вынес на площадку и погнал по лестнице. И только внизу слепая волна с размаху налетела на что-то незыблемо постоянное, и лопнула, и осыпалась, отпуская.
– Софья Соломоновна! – не то всхлипнула, не то простонала Наталья, падая на тёплые доски рядом с воплощением мирового равновесия.