Продолжение рассказа о Царскосельском лазарете, Императорской семье и раненных офицерах (первые два рассказа вы найдете по ссылке в конце этой статьи).
После начала Первой Мировой императрица Александра Федоровна распорядилась открыть в Царском Селе три лазарета для лечения раненых: при Царскосельском доме призрения увечных воинов, при Царскосельской общине Красного Креста и при Дворцовом госпитале.
Раненых доставляли в Царское Село специальным военно-санитарным поездом имени Его Императорского Высочества наследника цесаревича.
Доставка раненых с поезда в лазареты осуществлялась автомобилями Императорского гаража и частных лиц, которые предоставили свои автомобили в распоряжение Красного Креста.
Для создания лазарета были проведены ремонтные работы - новые перегородки, где устроили операционные и ванны комнаты, кроме этого проложили новые сантехнические и вентиляционные сети, заменили электрическую проводку.
Но помещений всё равно не хватало! Заняли также комнаты великого князя Павла Александровича и его детей, соседние помещения, комнаты княгини Юрьевской.
Деньги на содержание лазарета и его оборудования поступали из Кабинета его величества Министерства императорского Двора. Зарплату служащим лазарета выплачивалась Кабинетом, сиделки получали 15 руб. старшие врачи до 350 руб.
У Татьяны был свой любимец: рябой и некрасивый Мелик Адамов, тоже прапорщик Эриванского полка.
Кстати и некстати он сыпал шутками и прибаутками, которые всегда встречали одобрение, делал отчаянные прыжки на одной ноге (другая была в гипсе), размахивал крокетным молоточком и потихоньку учил маленького наследника поджуливать, незаметно подкатывая шары.
О его судьбе после Революции 1917 года известно не много.
Сергей Николаевич Мелик-Адамов был родом из Елисаветпольской губернии, Джеванширского уезда, родился в 1889, уроженец Азербайджана. Служил в Ставке (Штабе Верховного Главнокомандующего)
После Революции жил в Архангельске, работал рабочим на лесозаводе №3. Он был арестован 18.08.1930 года. Тройкой ОГПУ по ст. 58-10 УК РСФСР незаконно лишен свободы сроком на 3 года. Сведений о дальнейшей судьбе нет. Полностью реабилитирован 01.12.1992 году.
Кто-то называет императрицу Александру Федоровну замкнутой, неразговорчивой и не умеющей общаться с людьми.
Как вам такой разговор с одним из раненных офицеров, князем Головани? Из воспоминаний генерал-майора Ивана Тимофеевича Беляева:
Доктор заметил, что Императрица благосклонно к нему относится, и как-то сказал ей:
– Вот, Ваше Величество, смотрите, какой результат компресса – рана уже заживает (у Головани был раздроблен большой палец руки).
– А наша молодежь с компрессами разъезжает по театрам.
– Ну, – вставил Головани, – был бы и я молод, разве вы удержали бы меня вашими компрессами?'
– Сколько же вам лет?
– Сорок, Ваше Величество, уже за сорок перевалило!
– Но, князь, ведь и я иногда смотрюсь в зеркало!
– Зачем, Ваше Величество? – прогремел веселый кавказец. – Не верьте зеркалам, верьте нам, мужчинам!
Молоденькие офицеры, молоденькие сестры милосердия. Порой случались казусы!
Ко мне подходит Снарский, молоденький эриванец:
– Что мне делать? Императрицы сегодня нет, к ней я уже привык. Перевязывает Татьяна. А у меня рана вот где!
Он краснеет и указывает на то место, которое испанцы называют portes posaderas.
Была в лазарете и своя, я бы назвала её светской, жизнь. Иногда вечерами, те из раненных, кто мог передвигаться, собирались в передней комнате.
Все собирались к роялю, стоявшему в передней комнате, играли и пели.
Княжнам больше всего нравилось: "Это девушки все обожают, от принцесс до крестьянок простых. По ночам, об одном лишь мечтают, чтоб сбылися мечтания их".
Приезжали в лазарет и младшие дети императора – Мария, Анастасия и Алексей.
Оживление молодежи достигало апогея, когда по праздникам появлялись Мария, Анастасия и маленький наследник. Все бежали в сад и начинали играть в крокет.
Младшие приезжали также по праздникам или если у кого-то из детей были именины или день рождения, они всегда просились провести с раненными весь день.
– Ваше Высочество, что же вам подарили сегодня? – спрашивала Величковская Анастасию, которая застенчиво прятала под рукав тоненькие платиновые обручики.
– А, уже вижу! Это подарила вам мама?
– И папа, и мама!.. Из старых маминых вещей...
Милая девочка, краснея, старается спрятать ожерелье, которое блестит на ее беленькой шейке.
– А это?
– Тоже самое! Из старых маминых вещей…
Я с удивлением узнала, что великая княжна Мария была застенчива. Мне она казалась общительной и решительной девушкой!
Мария Николаевна уже не девочка. Полненькая и пышноволосая, она застенчиво стоит в стороне, временами поднимая свои большие глаза, окаймленные густыми ресницами.
По-видимому, она стыдится себя самой, ей кажется, что все замечают, что она уже взрослая…
Лазарет был таким маленьким городком, где всё про всех знали. И сплетни были такие же, как и в любом городе. И здесь были те, кто верил слухам, очерняющим императорскую семьи и те, кто был был беззаветно предан императору Николаю II.
Даже те, кто находился на лечении в лазарете, созданным императрицей в Царском Селе, верили во всякие слухи. Это уже называется "не верь глазам своим" - вот она перед тобой императрица и её дочери, ухаживает, помогает!
К стыду нашему, среди интеллигенции немало было людей, которые не могли отдать себе отчета в трудах Государыни и ее дочерей, которые тратили все свое время и все свои силы на лечение людей, чуждых им по среде и по воспитанию.
Был один доктор со сложным переломом в локте, который все время заговаривал со мною о придворных интригах:
– Распутин, вы не знаете, кто такой Распутин?..
При следующем посещении отца я узнал от него все, что только было и что так невыгодно для императрицы старался мне внушить этот доктор. К счастью, он скоро закончил свое лечение и уехал на поправку.
Когда императрица с дочерями уезжала из лазарета, это было после окончания перевязок, все выходили на крыльцо их проводить.
Николай II тоже иногда приезжал в лазарет. Беляев вспоминал, что как-то раз император сидел у кровати тяжело раненного подпоручика Сибирского стрелкового полка и тот что-то с жаром ему рассказывал. Он рассказывал правду. Плакал и молодой офицер, и Николай II.
После Революции остро встал вопрос о финансировании лазарета, потому что Кабинет его величества Министерства императорского Двора уже не мог выделять деньги на его содержание.
Заведующий лазарета в июле 1917 года попросил распорядиться о закрытии лазарета, но было решено принять его на содержание Красного Креста.
Хотели перевести лазарет из дворца в другое помещение, потому что содержать его стало сложно, но служащие воспротивились – там были прекрасно оборудованные операционные, рентгеновский и электрический кабинеты, а в случае перевода это всё пришлось бы создавать заново.
В итоге лазарет в Большом Царскосельском дворце в октябре 1917 года был закрыт. А весной 1918 года в опустевшие залы дворца заехала детская колония.
Императрица даже находясь под арестом переписывалась с врачами лазарета. В одном из писем она просила всё оборудование сложить в Большом дворце. Она надеялась, что все её старания не пройдут даром, она вернется и будет продолжать работу. Но то, что случилось потом, мы все знаем.
Так закончил свое существование огромным, прекрасно оборудованный госпиталь для раненных.
