Слово любовь настолько затаскано различной романтической лабудой, что непонятно, что же человек на самом деле считает любовью. Оно используется так, будто бы любовь — это что-то статичное, не подверженное никаким изменениям. Как я уже и писал в одной из своих статей про любовь, что мотивом таких отношений всегда является удовлетворение потребности, независимо от того, кем человек себя позиционирует в них: жертвой, либо же ведущим.
Человек, к примеру, может думать, что он приносит себя в жертву другому человеку, жертвуя ради него своим временем и усилиями. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что даже «сильно жертвующий собой любящий человек» всего лишь идентифицировал себя в этих отношениях с ролью этакого спасителя. Но, на самом деле, он не жертвует собой, а удовлетворяет свою потребность, в виде обретения некой удовлетворяющей его роли спасителя, которая позволяет ему самоутвердиться в этих отношениях.
Поэтому отношения нельзя назвать какими-то бескорыстными, так как уже только одно первоначальное побуждение строится на собственной потребности. Человек не знает ничего о потребностях другого человека хотя бы потому, что не является им, и руководствуется исключительно своими потребностями, хотя человек может говорить о том, что он понимает потребности своего партнёра и действует ради удовлетворения его потребностей.
Представление о любви по отношению к половому партнёру субъективно с точки зрения описания этого представления, так как мотив, побуждающий вступать в эти отношения, конкретный и он не описывается никакими смутными определениями вроде любви. То есть мотив определён, и не важно, как сами отношения описываются человеком, так как именно мотив определяет причину отношений, а не описание причин самим человеком.
В этом смысле, декларируемое человеком отношение к своему половому партнёру — это всего лишь форма, но не само содержание, определяемое конкретными причинами. За счёт этой формы человек пытается лишь создать образ самого себя в своих глазах и в глазах своего партнёра. Но этот образ — это всего лишь образ, выгодный самому человеку, так как через форму отношений, как воображаемой системы, он удовлетворяет свои потребности, первопричинных мотивов которых он не понимает, потому как они существовали до того, как человек начал интерпретировать уже их следствие, а не причину.