Я прилетел в Душанбе летом 1997-го года. Гражданская война уже фактически заканчивалась, хотя отдельные кровопролитные стычки продолжались то тут, то там. Столица - более-менее - контролировалась правительственными силами, верными президенту Рахмонову (тогда у него ещё была такая фамилия, Рахмоном он стал значительно позже), шёл тягучий и не особенно результативный переговорный процесс. Лидеры "Объединённой таджикской оппозиции" (ОТО), ещё недавно бегавшие по горам с оружием в руках, жили в дорогом отеле в центре города и раз в неделю степенно ходили отмечаться в президентский дворец. Иногда на "протокол" приглашали журналистов, но компромиссом не пахло, причём даже в рядах оппозиционеров. Ситуацию, сложившуюся к июню-июлю, можно было описать так: шаткий мир.
Точкой отсчёта, которая привела нас с день сегодняшний, когда мигранты из бывшей союзной республики стали настоящей проблемой для центральных регионов России, принято считать первые погромы в таджикской столице, которые, что удивительно сейчас, были направлены вовсе не против русских. Целью были армяне.
В это же самое время межэтнические конфликты полыхали по всему Союзу, первые потоки беженцев и вынужденных мигрантов уже двигались из конца в конец разрушающейся империи. Спасаясь от неминуемой расправы, из Баку в Душанбе к родственникам приехали 39 армян. И этим формальным поводом воспользовались провокаторы: через разговоры на рынках, через появившуюся уже тогда первую "свободную" (неподконтрольную ЦК) прессу они вбросили в массы информацию, источник которой сейчас уже не установить. Якобы, все армянские беженцы получат от властей республики отдельные квартиры. И, конечно же, исключительно в престижных районах. Обстановка была накалена настолько, что этих слухов оказалось достаточно: 11 февраля на улицы вышли 4 тысячи возмущённых жителей Душанбе. Начались беспорядки. В город ввели войска. Ещё через два дня (действовал режим ЧП), город накрыл хаос. То там, то тут вспыхивали спорадические перестрелки. На руках у населения внезапно оказалось достаточно оружия. Защищая себя и свои дома от мародёров и погромщиков, мирные жители Душанбе сбивались в "отряды самообороны" (многие из них вскоре превратятся в полноценные и очень опасные анархически банды, подпитанные агрессивной религиозной пропагандой). С этого момента республика погрузилась в хаос гражданской войны, сопровождаемой политическими убийствами, геноцидом и противостоянием всех против всех.
Самые большие жертвы были среди русских (до начала описываемых событий, кстати, русские и русскоязычные составляли около 40% населения Душанбе; за пределами столицы их было меньше, но они отвечали за "критическую инфраструктуру": от медицины и образования, до энергетики и железных дорог, так что убийства и бегство уцелевших лишь усиливали хаос - Таджикистан стремительно катился в Средневековье). Были массовые расстрелы, были и единичные - средь бела дня, на улицах.
Мы тогда, в 97-ом, пытались разыскать и снять одного из самых кровавых бандитов того времени: полевого командира Рахмона Сангинова по кличке "Гитлер" (к счастью, в поисках мы не преуспели, но я - 21-летний репортёр из Москвы - очень расстраивался тогда; о том, как может закончиться эта встреча, закономерно не думал).
Гитлера удалось ликвидировать во время спецоперации лишь в 2001-м году. На его счету, только доказанных местными правоохранителями, - 270 убийств, сотни других тяжких преступлений. В "начале карьеры" Рахмон лично разгуливал по улицам Душанбе со "стечкиным" и стрелял в головы встречным русским: вне зависимости от возраста или пола. Сам процесс доставлял ему удовольствие. Позже он сколотил полноценную банду и наводил ужас на всю республику, убивая уже без разбора - и своих, и чужих.
Русофобия не была официальной идеологией в Таджикистане. Более того: президент Рахмонов при каждом удобном случае декларировал свою приверженность дружбе и сотрудничеству, а легендарная 201-ая дивизия, кажется, была вообще единственным гарантом мира для молодого государства. К русским, в целом, нормально относилось и простое население: нет, любви не было, но и желания убить немедленно, здесь и сейчас - тоже. Но русофобской накачкой с упорством, достойным лучшего применения (и это, кстати, характерная черта всех пост-советских регионов), занималась местная интеллигенция. Поэты, писатели, журналисты - именно они были основными рупорами ненависти. А поскольку они же, по роду деятельности, имели доступ к большой аудитории, труды их не пропали даром.
В числе последовательных русофобок, например, была поэтесса Гурлухсор Сафиева. У неё идеальная, просто классическая биография: выпускница местного филфака, комсомолка, член КПСС, народный депутат СССР, член всех мыслимых и немыслимых творческих союзов. Любит рассказывать, как чудом избежала гибели от рук боевиков-соплеменников: дескать, те пришли убивать её, а она их пристыдила. "Как говорит, вы можете менять убить, если росли на моих стихах?" Бородатые варвары устыдились и ушли. Не любит рассказывать о том, как страдала о «поруганной северными варварами моей прекрасной темноглазой Родине», как называла Великую Отечественную «российской мясорубкой куда загнали таджиков», предрекала, что «час расплаты наступил, и пусть кровь смоет русскую грязь». Живёт (закономерно) в Москве.
На этом фоне поразительно было сталкиваться с людьми, от которых никто не ожидал человеческого отношения. Например, многие русские беженцы из Таджикистана с теплотой вспоминают и благодарят за спасение местного криминального авторитета (а впоследствии - видного оппозиционера) Сангака Сафарова - удостоенного звания Героя Таджикистана, убитого при весьма таинственных обстоятельствах. Сафарову приписывают фразу: "Кто тронет хоть одного русского — будет иметь дело со мной!"
Умные люди понимали: с последним русским, который выключит перед уходом свет (тоже, кстати, не фигура речи), уйдёт и цивилизация. .
Меня лично судьба свела с ещё одним интересным человеком из числа, если можно так сказать, "русофилов".
Дело было так: после очередного ночного боя мы с оператором отправились на окраину Душанбе снять последствия. Не успели даже толком начать работу, как были задержаны группой вооружённых местных: в форме, но без опознавательных знаков. Нас доставили, как выяснилось позже, на "базу спецназа МВД" и повели показать командиру: Сухробу Касымову.
Готовились, конечно, к худшему. Но случилось чудо. Сухроб долго и пристально смотрел на меня, а потом ткнул пальцем в мою футболку и спросил: "А это на тебе что?" Я растерялся. На мне была майка с эмблемой ВУЗа - МГПУ им. Ленина, где я тогда учился. Там в кружочке красивое старинное здание филфака. Я объяснил. Суровый военный немедленно сделался дружелюбным и весёлым гражданским, велел нести чай. Оказалось, что он - выпускник того же университета, только по специальности - дефектопедагог (а это почти схима, если не вы не знаете). Отучившись в Москве, Сухроб вернулся в Душанбе и пошёл работать в коррекционную школу. Когда началась гражданская война, он сколотил из числа своих выпускников (не отличавшихся высоким IQ, но верных и физически сильных) маленький отряд, который вскоре разросся до размеров почти дивизии. И не без успеха воевал с бандитами на стороне законного правительства.
Русских Сухроб любил и защищал - насколько мог. Говорил, что мечтает однажды приехать снова в Москву, зайти в университет. Договорились, что я устрою ему экскурсию: покажу, что изменилось. Не довелось.
Война эта была странная и казалась бесконечной. Все, кто мог, уезжали из Таджикистана, не только русские. Параллельно шла стремительная исламизация, а кризис культуры и образования добил республику. Там кончились деньги, рабочие места, перспективы.
Десятки тысяч трудовых мигрантов - легальных и нелегальных - устремившихся в Россию, родились уже после того, как отгремели последние выстрелы. Кто и как воспитывал их, что им говорили про нашу страну и про нас с вами? Это, увы, риторические вопросы.
Таджикистан (как и Украину) Москва потеряла, проспала, выпустив из своей орбиты культурного, экономического и политического влияния. Да, понятно, что было не до того: мы сами, по большому счёту, выживали в те годы, куда уж заниматься геополитикой. Но факт остаётся фактом: работают на стройках, развозят заказы и водят такси - дети гражданской войны, безграмотности и деформированного в угоду политической необходимости Ислама. Это не значит, что мы должны "понять и простить", приняв гостей такими, какие они есть, нет.
Просто строить миграционную политику надо именно с учётом этих реалий. И очень чётко понимать: кого мы пускаем к себе домой. Бедные, голодные и необразованные (в массе своей) люди всегда опасны. Какое решение примет власть: закрыть границы или начать работать на будущее - мы с вами увидим.
Я бы предпочёл комбо. Империя (а мы живём именно в Империи) не должна обматывать себя колючей проволокой. Она должна влиять и менять мир вокруг себя. Знаете, в режиме разумного эгоизма, делать жизнь соседей чуточку лучше, чтобы они понимали и не пытались при каждом удобном и неудобном случае поджечь ваш сарай или установить у вас свои порядки, заменив наш прогресс на свой регресс.