Матрёна - значит «владычица».
Праздник Святой троицы. Этот единственный летний день превращал в сказку в моем детстве всё, к чему прикасалась рука моей «владычицы» Зеленым трепетным ароматом скошенных трав, ранним утром наполнялся дом. Ажурные ветки канадского клена вдруг начинали расти там, где был любой гвоздик. Они умудрялись оплести никелированные спинки кроватей, вытянутся из-под огромного сундука вверх по стене. А под ногами при каждом шаге слышался легкий хруст ломающихся стеблей травинок. И тотчас невидимое облачко сока проникало в нос. На полу, поверх домотканых половиков, лежали белые и красные шарики клевера, желтые шляпки одуванчиков, крохотные лиловые цветики незабудок.
Осторожно наступая на травы, я пробиралась сначала в длинные сени, а затем во двор и сад. Получалось совсем по волшебному: из зеленого дворца в зеленый сад, из напоенного свежестью сада в благоухающий дворец. Через какое – то время появлялся новый запах - запах испеченного хлеба, булочек и моих любимых блинчиков. Часть всей этой вкуснятины, конечно, ритуально съедалась семьей за столом, часть шла на взаимное угощение знакомых, соседей, родственников. Но больше всего я любила, когда моя «владычица» начинала укладывать гостинцы в корзинку на холщовое полотенце, и мы шли в гости. По дороге у завязывалась своеобразная игра: «Кто живет в этом доме». Таким образом, я уже в пять лет знала почти всех жителей нашего большого села. Каждый дом, куда мы приходили, встречал нас зеленью трав и каким – то завораживающим спокойствием и легкой сонливостью. Как будто время замедляло свой ход, и мы все наслаждались этими удлиненными минутами.
Тогда не было громкого веселья на селе с пиликаньем гармошки и топотом пляшущих ног. Молодежь уходила к реке, и весь шум доставался природному раздолью. А вот ближе к вечеру степенные взрослые сходились около одного из хозяйских домов, и звуки душевных песен тянулись от села к реке и лесу.
Сказочный вечер проходил, и наступали будни. Сколько помню, моя Матрёна всегда была в работе. И все что она не делала, у неё получалось как, само собой. Я не хочу сказать, что работа для неё была наслажденьем, но лекарством точно. Был ли у неё отдых? Да, это те самые христианские праздники, которые она ждала с удивительным трепетом, готовилась к ним загодя, с чувственной ответственностью. Меня завораживали ее вечерние молитвы у икон в красном углу с зажжённой лампадой. «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный помилуй нас», - и все плохое куда – то отступало, становилось легко и спокойно в моем уголке, от куда я за ней наблюдала, и тихонько засыпала под шёпот её губ. Мне никогда не достичь такого совершенства её веры, веры в лучшее, веры в Бога, веры в бессмертие души.
В первый год войны моя Матрёна получила сразу две похоронки на двух старших сыновей. За третьего сына Сергея она дала обет Богородице молиться и совершать по сорок поклонов у икон утром и вечером. И неважно, какой был у неё день тяжелый или легкий, была ли больна, или не было еды на сегодня, она молилась и была услышана – ее оставшиеся дети, два сыны и дочь вернулись живыми из пекла, пронёсшего по земле. Она укрывала их своей молитвой на долгих расставаньях, защищала от напастей и козней врага человеческого, сберегла и дала для дел Божьих хороших и воспитанных детей своих. Каждый раз, когда мы собираемся за семейным столом, её сын Сергей вспоминает её молитвы, вырывавшие его из объятий смерти войны.
«Я прополз раненый три километра и не увидел ни одного живого солдата, как я выжил в том артобстреле, знала только моя мама, только она отводила смертельные пули от меня».
А старшего Николая, Матрёна ждала всю жизнь и верила, что он жив. Что он попал в плен и не может послать ей весточку, во сне Николай говорил с ней: «Я жив, мама, я всегда с тобой, только не рядом. Верь, мама»! Возможно, Николай и в самом деле, остался жить в другой стране, в чужом краю. В то суровое время нельзя было подвергать своих близких такими «радостными» событиями, которые могли превратить их жизнь или в жалкое существование, или в изгоев в своей родной стране. Прошедшие годы закрыли путь истокам правды, да и честно сказать наша семья не стала ворошить прошлое и искать старшего сына. Коли так было угодно судьбе, что он жив, то мы тоже верим - где-то далеко живет ещё одна горсточка близких нам родных. И пусть мы ничего не знаем друг о друге, мы просто верим в это, как верила наша «владычица».
Наша Матрёна Степановна обладала на первый взгляд суровым характером, не любила лишней болтовни, сплетен, праздного веселья. Её даже слегка побаивались односельчане, если что не так, Матрёна могла высказать все свои мысли вслух и не таить их до лучших времен. А сколько она, не умевшая писать и читать, знала. Знала законы природы и земли. Матрёна умело использовала накопленные предками познания мира крестьянского. Сейчас я очень жалею, что не записывала все её наблюдения, высказывания, притчи, приметы, надеялась на свою ясную молодую память.
Своим детям я часто рассказываю её истории о жизни, о гражданской и Великой Отечественной войне, о животных и растениях, о праздниках христианских, о библейских заповедях.
Матрёна в переводе с римского «Владычица». Владычица моего сердца, моей памяти, моя любимая бабушка. Я решила поделиться воспоминаниями о ней в знак глубокого уважения к тем, кто прожил пусть не заметную, не очень яркую жизнь, но подарил всю теплоту души живущим рядом. И пусть нас всех в трудную минуту охраняет молитва: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный помилуй нас»!