Глава 29
Василёк бродил по Москве думая что делать дальше. Он понимал, что скорее всего его ищут на Польском Подворье и, значит, соваться туда нельзя. Ему надо где-то достать лошадь, выбираться из города, скакать домой. Все деньги, что у него были, он отдал Надюше, ни гроша себе не оставил. Лошадь купить было не на что, и Василёк решил, что к вечеру подойдет к подворью и разведает, как и что. Если повезёт и он увидит Ваську, тот знал, где деньги достать.
Неожиданно начали звонить колокола. Трезвонили сначала на кремлевских соборах, а потом разошлось по всему городу. Толпа повлекла его с собой на Красную Площадь. Скоро Василёк стоял перед лобным местом, на котором толпились бояре, среди них мелькнуло лицо Морозова. Борис Годунов отделился от толпы и заговорил громко, отчетливо, так что слышно было на всю запруженную народом площадь: «Сегодня представился государь наш, Иоанн Васильевич! Молитесь за упокой души его и за здоровье сына его, государя Фёдора Иоанновича!». Толпа глухо зашумела, заволновалась, бабы заголосили, даже многие мужики начали плакать. Василька будто встряхнуло: царь был мертв. Теперь уж им заниматься не будут, не до того. Надо было торопиться, и он начал пробираться через толпу.
Когда Василёк подошел к подворью, то осмотрелся внимательно, но засады не подметил. Вдруг заметил Ваську который стоял, привалившись к забору, и рыскал глазами по толпе ища своего пана. Василёк подкрался к нему сзади и предостерегающе положил руку на плечо. Васька, не издав ни звука, обернулся:
- Ну, задал же ты мне и Петьке страху, пан Василий, стрельцы тебя везде искали.
- Все ещё там?
- Нет, час назад ушли.
Их впустили на подворье и Василька сразу повели к Сапеге. Тот сидел сгорбившись за столом, обхватив голову руками. Как только увидел пана Межирического, покраснел, вскочил из-за стола, кричать на него начал:
- Ты что царя убить хотел? Чуть всех нас не погубил!
- Хотел убить, да не убил. Сам он помер.
- Помер? Откуда знаешь?
- Годунов только что всему народу на площади сказал.
Сапега немедля сел за стол и начал писать по латыни короткое послание. Когда дописал, то запечатал свиток и подал его Васильку вместе с мешочком с деньгами.
- Пан Василий, это письмо Баторию, в собственные руки. Возьми лошадей и скачи в Варшаву, нигде не останавливайся и ни с кем не разговаривай.
- Не бойся, письмо твоё в руки королю доставлю или позабочусь, чтобы никому не досталось.
Василёк кликнул Ваську, выскочил на улицу, стал наблюдать за воротами. К подворью уже подходили стрельцы. Через пол часа, они вывели на улицу пана Сапегу. Тот оглянулся по сторонам, заметил Василька в толпе, и сказал нарочито громко:
- Дьяк Щелканов пусть не беспокоится. Зачем меня в тюрьму сажать? Я ему обещаю не писать королю, пока он сам его о смерти царя не уведомит.
Когда посол снова обернулся, пана Межирического уже нигде не было. Василёк, с помощью Васьки, купил лошадей у мрачного и подозрительного мужика на базаре. Стражи у Смоленских ворот не обратили никакого внимания на одетых в простые тулупы и войлочные шапки всадников. Как выехали из города, Василёк гнал лошадей, как будто за ним гналась погоня и останавливался, только когда Васька начинал валиться с седла. Они старались на постоялые дворы не заезжать, а привал разбивали где-нибудь в лесу, или в хату стучались переночевать. Василёк немного успокоился и почувствовал себя в безопасности только когда пересек русскую границу.
Они въехали во двор Варшавского замка вечером десятого дня, грязные, пыльные, валящиеся с ног от усталости. Василёк приказал доложить о себе королю, но слуга окинул их взглядом, презрительно отметил их мужицкую одежду, и не двинулся с места. Василёк ухватил слугу за шиворот:
- Я не для того от Москвы до Варшавы за десять дней доскакал, чтобы ты мне тут рожи корчил. Иди, скажи королю, что пан Межирический письмо из Москвы привез, срочное.
Слуга, впечатленный его угрожающим тоном, убежал докладывать. Василёк отпустил Ваську отдохнуть, а сам остался ждать во дворе. Слуга вернулся довольно быстро:
- Король тебя примет, пан Межирический. Следуй за мной.
Василька отвели в какую-то узкую длинную комнату с тёмными обитыми деревом стенами и оставили одного. Он свалился на стул и, уже не в силах сопротивляться охватившей его усталости, заснул.
Его разбудил мощный толчок. Открыв глаза, Василёк увидел нависающего над ним Батория.
- Что в Москве, пан Межирический? Какие вести такие срочные что из совета меня вызвал?
Василёк попытался встать, но король остановил его легко положив руку на плечо:
- Сиди уж.
Василёк вытащил из-за пазухи письмо Сапеги и король, нетерпеливо сломав печать, пробежал свиток глазами. Потом он с изумлением уставился на Василька:
- Ты пытался убить царя Ивана?
- Пытался, да не убил. Он сам, собака, сдох. Десять дней назад. Посла под стражу взяли, чтоб не упредил тебя. Я да слуга только из Москвы утечь успели.
- Ты не перестаешь меня удивлять, пан Межирический. За что ты хотел убить царя?
- Свои у меня с ним счеты. Он отца моего замучил. Только был он трус смердящий, руки мне о него марать не захотелось.
Баторий кивнул с пониманием и сказал милостиво:
- Сослужил ты мне службу верную, награды проси.
Василёк только покачал головой:
- Награды не хочу, всегда служить тебе рад. Только вот лошадей загнал, дай мне других, до дому доехать. Я потом тебе обратно пришлю.
- Добро. Когда домой выедешь?
- Как от тебя уйду.
Баторий снял с шеи золотую цепь, подал Васильку.
- Прими от меня в награду.
Василёк опять попытался встать и поклониться, но король удержал его:
- Если хочешь, отдохни у меня, выспись, потом поедешь.
- Не держи, домой хочу, по жене, по сыну соскучился.
Король еще раз хлопнул его по плечу и вышел из комнаты.
Василёк с трудом поднялся, веки его смыкались, но вышел на двор и разыскал спящего на сене для лошадей Ваську. Тот долго не хотел просыпаться, наконец разлепил глаза:
- Что? Где? Не виноватый я!
Василёк засмеялся.
- Служба наша кончена, домой едем.
- Прямь сейчас?
- Я больше ждать не могу.
Глава 30
Они опять скакали во весь опор и въехали на свой двор через несколько дней, под вечер. Василёк бросил Ваське поводья, мол иди отдыхай. Сам он в дом не пошел: увидел свет в столовой и подкрался под окно. Настя стояла у стола, держала на руках ребенка. Елизавета сидела, смотрела на них, что-то говорила. Алёна накрывала ужин. Все было такое привычное, мирное. Василёк смотрел на свою семью и не мог оторваться. Вдруг Настя подняла глаза, увидела его в окне, узнала, что-то сказала невестке. Елизавета вскочила и побежала к двери. Василёк побежал ей на встречу, и они сошлись на крыльце.
Елизавета была одета и причесана просто, по-домашнему, но Василёк ошалел от любви и счастья. Он подхватил её на руки и понес по лестнице, в спальню. До постели они не добрались, прямо у двери сорвали друг с друга одежду и опустились на ковер. Елизавета чувствовала его тело, жаркое, возбужденное, жаждущее, она отдалась безумию встречи. Они лежали голые на полу, посреди разбросанной одежды и не очень понимали как там оказались. Они начали смеяться, свободным, необъяснимым смехом, смехом облегчения. Они не могли остановиться. Этот смех смыл всю тоску, страх и напряжение разлуки. Они прижались друг к другу и им было хорошо. Заснули только под утро, от усталости, а не потому что насытились.
Утром Василёк попытался было сказать жене самое трудное, что неверен ей был, но она не хотела его слушать.
- Я знаю, что были у тебя в Московии другие женщины, но ты ко мне вернулся, живой, и всё.
- Откуда знаешь?
- Я ведь всё чувствовала, и когда тебе тоскливо было, и когда холодно было, и когда стыдно было.
Василёк не нашелся что ответить, только поцеловал её жадно.
Малыш за время его отсутствия подрос, уже сидел, ползал и даже пытался на ножки встать. Поначалу отца не узнал, конечно, но скоро опять привык и с удовольствием засыпал у него на руках.
Настя хотела знать, что произошло в Москве, но обычно открытый сын молчал и не отвечал на её вопросы. После многих увещеваний сказал только, что умер царь Иван от того, что сгнил изнутри. А ещё поведал, что на могиле отца был и видение светлое видел: просил отец сказать ей что любит её, навсегда. Настя закручинилась, затосковала опять. Она чувствовала на себе вину за то, что живёт, что хорошо ей, что внука растит и не могла найти себе покоя. Васильку пришлось её утешать. Он ей рассказал, что помощника Малюты видел, что тот иноком стал, раскаялся. А отец любовь чувствовал, когда умирал, даже Малюту простил. Настя кивнула, будто сама это уже знала.
- А коль он Малюту простил, так думаешь, он бы не хотел чтоб ты счастлива была? Если бы я домой не вернулся, я б хотел, чтоб Елизавета себе счастье нашла.
- Спасибо, сынок, прав ты, - кивнула Настя. - Только все равно, горько.
Прошло некоторое время, и Елизавета позвала Василька поговорить на веранду. Она светилась счастьем:
- У нас еще дите будет. Видно, когда вернулся ты, и случилось. Оба знали, что иначе и быть не могло, от такой ночи. Они ждали ребёнка с нетерпением.
Продолжение следует...