Он — жил в самом себе;
писал лишь для себя
Без всяких помыслов
о славе в настоящем,
О славе в будущем…
Лишь Красоту любя,
Искал лишь Вечное
в явленье преходящем…
(Аполлон Майков)
«После Пушкина никто еще не писал на русском языке такими неподражаемо-прекрасными стихами», — отозвался о Майкове исследователь его творчества Дмитрий Мережковский. После Пушкина подобных ему стихотворцев и пра не было: в девятнадцатом веке имя Майкова стало настоящей иконой, стихи его «заучивались наизусть чуть ли не с первыми молитвами».
«Если б меня спросили, чего я хочу для себя? - Осень Пушкина в Болдине 1830-го года - и ничего более», - признавался в своих письмах и сам Аполлон Николаевич.
Любимый всеми: и читателями и придирчивой критикой (мало о ком Белинский писал с таким восхищением), даже за первый юношеский сборник стихов Майков удостоился «монаршей милости» - получил пособие в размере 1000 рублей за «поэтический, полный жизни и определенности язык». На эти деньги поэт отправился путешествовать в Европу - на целых два года.
Гражданские мотивы, славянофильские и консервативные настроения, постепенный переход к эстетике «чистого искусства» - так менялся поэтический живописный талант Майкова. Сам же поэт всегда называл себя духовным крестником Федора Тютчева, с которым был очень дружен. Как и Тютчев, Майков считал Россию «по природе христианским царством и хранительницей истинного христианского духа».
С самых первых поэтических строк, записанных Майковым в двадцать лет, обозначился узнаваемый стиль его пера – воплощенная гармония, подобная стихам Жуковского, Батюшкова и Пушкина, перед которыми он всегда преклонялся. В середине века в России сложился уникальный поэтический триумвират: Яков Полонский, Афанасий Фет и Аполлон Майков, творчество которых являло собой настоящие образцы чистого искусства.
«Как лирики, как певцы природы, идеальной любви, тихих радостей, наслаждения искусством и красотою — они неподражаемы, — писал Дмитрий Мережковский, подчеркивая и отличия этих поэтов,— Фет и Полонский — поэты-мистики; Майков — только поэт-пластик... Стих Майкова — точный снимок с впечатления; он дает ни больше ни меньше, а ровно столько же, как природа. Когда Майков передает звук, Фет и Полонский передают трепетное эхо звука; когда Майков изображает ясный свет, Фет и Полонский изображают отражение света на поверхности волны».
Полностью ли правдивы слова критика о том, что «судьба сделала жизненный путь Майкова ровным и светлым. Ни борьбы, ни страстей, ни врагов, ни гонений»? Так ли безоблачна и безмятежна была жизнь русского поэта? «Вся моя биография — не во внешних фактах, а в ходе и развитии внутренней жизни…», - замечал Майков, всегда оставаясь одним из самых великих и достойных граждан своей Родины. Воистину достойным: имея чин тайного советника, пожалованный ему Александром III, скромно ездил по городу на конке, удивляя знакомых. Деньги Аполлон Николаевич предпочитал тратить на постройку школы для деревенских ребят, где у него была дача, на Сиверский храм и богадельню. Мецентат говорил:
«Если создана первая ступень разумной жизни – школа, то необходимо создать и следующую – библиотеку-читальню для народа. Будет тёплое, уютное местечко, с интересными для народа книжками, он мало-помалу сам научится сюда заглядывать».
К сожалению, воплотить свой очередной проект не успел, но почитатели его творчества собрали деньги и завершили благородное начинание поэта. Девятого июля 1900 года была торжественно освящена и открыта народная библиотека-читальня имени Аполлона Майкова.
В особом отделе ученого комитета Министерства народного просвещения под его пристальным взором отбирались книги для массового чтения, Майков являлся членом совета Русского литературного общества, состоял в Постоянной комиссии по устройству народных чтений в Санкт-Петербурге. Времени хватало на многое, поскольку все, что было связано с книжным делом, вызывало у стихотворца и чиновника высшего ранга неподдельный интерес.
Помнит ли сегодня родина Аполлона Николаевича Майкова? Прозрачные и светлые стихи поэта придётся долго искать в книжных магазинах - книги его издаются на удивление редко, обнаружить их возможно разве что у букинистов и в библиотеках. А ведь сочинения поэта обязательно должны присутствовать в каждом доме, где любят и ценят поэзию - лучшего образца совершенного русского стихосложения найти невозможно!
***
Но я бы не желал сей жизни без волненья:
Мне тягостно ее размерное теченье,
Я втайне бы страдал и жаждал бы порой
И бури, и тревог, и воли дорогой.
***
Весна! Выставляется первая рама —
И в комнату шум ворвался,.
И благовест ближнего храма,
И говор народа, и стук колеса.
Мне в душу повеяло жизнью и волей
Вон — даль голубая видна...
И хочется в поле, в широкое поле,
Где, шествуя, сыплет цветами весна!
***
Улыбки и слезы!.. И дождик и солнце!
И как хороша —
Как солнце сквозь этих
сверкающих капель —
Твоя, освеженная горем, душа!
***
На полке книги — да, о человеке
Вы можете наверно заключать
По избранной его библиотеке,
В его душе, в понятиях читать.
***
Поле зыблется цветами…
В небе льются света волны…
Вешних жаворонков пенья
Голубые бездны полны.
Взор мой тонет в блеске полдня…
Не видать певцов за светом…
Так надежды молодые
Тешат сердце мне приветом…
И откуда раздаются
Голоса их, я не знаю…
Но, им внемля, взоры к небу,
Улыбаясь, обращаю.
***
В чем счастье?..
В жизненном пути
Куда твой долг велит — идти,
Врагов не знать, преград не мерить,
Любить, надеяться и — верить.
***
Всё вокруг меня, как прежде —
Пестрота и блеск в долинах…
Лес опять тенист и зелен,
И шумит в его вершинах…
Отчего ж так сердце ноет,
И стремится, и болеет,
Неиспытанного просит
И о прожитом жалеет?
Не начать ведь жить сначала —
Даром сила растерялась,
Да и попусту растратишь
Ту, которая осталась…
А вокруг меня, как прежде,
Пестрота и блеск в долинах!
Лес опять тенист и зелен,
И шумит в его вершинах!..
***
В забытой тетради забытое слово!
Я всё прожитое в нем вижу опять;
Но странно, неловко и мило мне снова
Во образе прежнем себя узнавать…
Так путник приходит чрез многие годы
Под кровли отеческой мирные своды.
Забор его дома травою оброс,
И привязи псов у крыльца позабыты;
Крапива в саду прорастает меж роз,
И ласточек гнезда над окнами свиты;
Но всё в тишине ему кажется вкруг —
Что жив еще встарь обитавший здесь дух.
***
Мне нужны вера в чудеса,
И рай, и ад, и злых тревога,
И если пусты небеса,
То сам бы выдумал я бога.
Я не стою за них горой,
Они пугают лишь невежду, —
Но в них для истины святой
Я вижу дивную одежду.