То ли к выходу сериала «Король и Шут» (и максимальной монетизации «Яндексом»: продажа лимитированной колонки, выставка и проч.), то ли к дефициту действительно независимой и интересной музыки в стране, то ли просто к майско-июньским денькам вышла нетолстая и недешевая книга графика и куратора андеграундных выставок Миши Бастера «Типа панки. Опыты индивидуализма и неподчинения в СССР». Название, понятно, конъюнктурное. Хотя и разоблачительное. Ключевое «типа» уравновешивает распространенную байку о том, что русские панки – не путать с лимоновцами – кому-то там «противостояли», люто шатали режим и государство ощущало реальную угрозу от них. Возможно, в чопорной Британии и было так во времена Sex Pistols и Ramones, в России и СССР – точно нет. Ни «Король и Шут», ни «Звуки Му», ни даже «Гражданская оборона» к политике никакого отношения не имели, ничему никогда не угрожали и «протестными» не были.
Зато книга Бастера (как и сумбурные зарисовки Максима Семеляка о Егоре Летове «Значит, ураган») свидетельствует о другом – в Советском Союзе можно было проявлять оригинальность и реализовывать себя, если на это хватало творческого мышления. И ходить ровными колоннами, одеваясь в серое, чтоб не отсвечивать (как настаивает блогер с фамилией из четырех букв) и дружно пресмыкаться, никто не заставлял.
Книга кишит штампами про «праздник непослушания», «суровые условия», «бесцветную повседневность», «культурный дефицит» – и даже из этого всего особенно интересно вычленять действительно важные и эпохальные переворотные моменты в советско-российской субкультуре.
Цитируем: «То был своеобразный панк-капитализм с рыночными отношениями в зачаточном состоянии: перепродажа винтажной одежды, производство музыкальной атрибутики, нелегальные концерты. К этой деятельности в конце 1980-х прибавилась более денежная: татуировки. К 1990-м тату-движение превратилось в сеть самодостаточных студий и стало частью международного. Так называемые нетрудовые доходы населения перестали волновать государство только в 1988 году, когда был принят закон о кооперации. Вслед за этим в стране признали существование безработных и отменили статью о тунеядстве».
Среди ублюдков шел артист – в кожаном плаще мертвый каджебист
Автор отмечает региональные отличия стиля советских панков: в Москве тяготели к ирокезам и недобритым вискам, латвийцы – к самопалу, литовцы – к бритым «пейсам». При этом визуально винтажный стиль первых в СССР панков представлял из себя забавный микс западной моды и… «партийных пОльт». В этом котле мешали все: куриные лапы, пионерские значки, пуговицы, шляпы, кургузые плащи, кепки-аэродромы и проч. На блошиных рынках выискивали элементы для «конструктора» одежды, который каждый неформал собирал сугубо индивидуально и без попугайства. Рукава от номенклатурного пиджака можно было оторвать или обрезать.
Один из популярных луков Бастер хулигански (ух!) зовет стилем «мертвого разведчика», якобы потому что «жены чекистов» сносили на блошиные рынки ненужные (!) костюмы умерших мужей:«…Дикая комбинация милитари, актуальной моды и винтажа. Призраки прошлого, 1950-х и 1960-х годов, миксовались с субкультурной модой и фарцовочным шиком, под плащом могла оказаться кожаная „косуха“, а женский жакет Max Mara дополнялся балетной пачкой или кожаными мини-юбками на шнуровках, как из магазина фетишистской одежды. Иногда юбки радикально отвергались, и из пиджаков торчали шпильки ног в рваных чулках и грубых туристических ботах».
Вряд ли поймут того, кто учился в спецшколе
Вообще, панк-культура пришла на смену хиппи. Ко второй половине 70-х в Советском Союзе насчитывалось около трехсот «легальных» хиппи. Летом они устраивали лагеря в подмосковном поселке Солнечный, на латвийской реке Гауя, в литовском Казюкасе и эстонском Тарту.
Львовские хиппи основали коммуну «Святой Сад» с собственным правительством. Создание первой хипповской коммуны в Крыму было связано с именем московской художницы и выпускницы журфака МГУ Светланы Барабаш по прозвищу «Офелия», которая скрывалась на полуострове. Барабаш состояла в арт-группе «Волосы», стремилась стать теоретиком контркультуры и «организовывала общины творческих отщепенцев».
Что характерно – если начавшие развитие в то же время металлисты как правило выходили из пролетарской среды, то типа панки СССР были богемной публикой: бывшие хиппари или дети интеллигенции. Так что «поганая молодежь» и «дети улиц» – это тоже во многом творчески приукрашенная мифология.
Слово виноватого найдет
Еще одна отличительная черта любого русского субкультурного движения – литературоцентричность. Ну не может русский человек без слова. Так и у панков того времени существовал собственный сленг, иерархия и прозвища – в диапазоне от лекарственных препаратов (Циклодол, Пурген) до чувственных эпитетов (Одинокий, Мертвый, Активная).
Речевые упражнения рождали интересные словосочетания («дыц и брык» – вырубить в драке наглухо), издевки над партийными лозунгами («труп облагораживает человека») и синтез макабрических стишков Олега Григорьева с городским фольклором.
Часть Sex Pistols в СССР
Можете себе представить, насколько жутко были закручены гайки в кровавом Совке, что в советском Таллине можно было попасть на концерт легенды реального, а не витринного панк-рока – лидера и мозга Sex Pistols Джонни Лайдона-Роттена (приехавшего с коллективом Public Image Ltd). Некоторые даже не поверили в правдоподобность этой новости – и не поехали на эстонский фестиваль. А зря.
В 1987 году на сцене зала тяжелой атлетики в Измайлове финская рок-группа Sielun Velvet выступила совместно со «Звуками Му» и «Ва-Банком»; в 1988-м прошла серия концертов Next Stop Soviet, направленных на интеграцию творческих сообществ Европы и СССР.
К слову, Петр Мамонов со «Звуками Му» был одним из первых, кто заимствовал западный стиль музыкальных перфомансов на сцене (то, что потом стал эксплуатировать и Олег Гаркуша). После тему развил и русифицировал Сергей Курехин. Затем начали эпатировать аудиторию известные ныне коллективы: «Тупые» с будущим режиссером Авдотьей Смирновой на подтанцовке, «АукцЫон» с гей-балетом Владимира Веселкина и «Вежливый отказ». Эротические пляски на концертах панк-групп «Чудо-Юдо» и «НИИ Косметики» регулярно вызывали интерес милиции. Эти экивоки подхватила потом «Коррозия металла» небезызвестного Паука.
«И вылезло из-за спины РСФСР мурло мещанина»
Что касается идеологии, то малоизученная субкультура поначалу пугала власти эстетической близостью с неофашизмом (бритые виски, кепки вермахта М43, челки и прочий «гитлерюгенд», особенно популярный в Ленинграде), но как только специальные люди чуть вникли, сразу же поняли: никакой политикой тут и близко не пахнет. Парни просто хотят поотрываться.
Самым страшным для государства элементом культуры советских панков были разве что безобидные перформансы с переворачиванием урн (кого этим теперь удивишь?!), громкий дворовый футбол банками, смелое позирование на фоне памятников Ленину, питье воды из луж.
Тут даже антисоветски настроенный автор вынужден констатировать – в конце 80-х панков никто не запрещал. И даже наоборот.
«Системе стало ясно, что объекты панковской ненависти – это советское мещанство, социальная несправедливость и бюрократия, а не главенствующая идеология. И тогда чудесным образом панк по команде сверху моментально превратился из объекта демонизации в чуть ли не самый модный тренд советского андеграунда. Образ панка-неформала стал усиленно эксплуатироваться в перестроечной прессе и кино. Взять хотя бы документальный киномимесис 1988 года «Перекресток рока», которым «облучали» советских граждан, все еще не понимавших, что в стране уже произошли грандиозные перемены. «Панк – это не страшно, но весело», – вот как их успокаивали телеэкраны в 1988 году».
Автор: Егор Шилов