Прогретая за лето Ольхонская земля щедро делится теплом. Над нами крона увешанного ленточками дерева, под ногами природным амфитеатром бегут до самого моря терраски, а справа, на том краю бухты впечатан в пейзаж Шаман-камень. Вокруг люди, но даже те, что совсем рядом, не мешают.Как будто находятся далеко-далеко. Здесь каждый остается наедине с самим собой.
То ещё испытание.
Последний день июля. Через три дня на Байкале закончится купальный сезон. По ночам температура будет опускаться ниже ноля, а днём держаться на +25/30 градусах. Вспомнилось заученное в школе: "Резко-континентальный климат".
- Поэтому вы все такие толстокожие, - говорю я вслух.
Первой реагирует Эрдемика и, похоже, мы с ней на одной волне.
- Потому что всегда держим расстояние?
- Угу, - доносится справа, где сидит Ира - не допускаем до тела. И вообще не мешайте входить в транс.
Связь Иры с предком еще слаба, поэтому она пользуется любой возможностью укрепить её, поговорить с духом. Тем более здесь, возле одной из главных святынь Азии - Шаман-камня. Пока шаманка находит общий язык с духом, я расспрашиваю Эрдемику.
- Когда я увидел Иру, подумал, что она еврейка. Похожа, да и одевается по Иерусалимской моде: фенечки, тона в одежде.
- Ты на четверть прав. Она у нас "лицо байкальской национальности". Чуть еврейка, немного бурятка, порядком русская.
- Как же она стала шаманкой? Я думал, только буряты могут.
- Почему же? У русских очень сильные шаманы были. Шаманизм ведь был везде, это пред-религия. Только у нас, у бурят он называется тэнгри, тэнгрианство.
- Ну, везде, так это когда было-то...
- Не важно когда. Сильный шаман после смерти становится сильным Духом и ищет среди потомков достойного.
- Зачем?
- Чтобы помогать роду выжить, врачевать болезни, отгонять злое.
- Что-то в Союзе я не помню, чтобы много шаманов было, а теперь чуть не каждый третий.
- Это-то как раз легко объяснимо. Духи же не дураки. Оберегают свой род. Представь, что в Союзе кто-то заболел шаманьей болезнью. Сразу в дурдом. Поэтому духи держались и не трогали потенциально сильных шаманов. А сдерживались они семьдесят лет, вот теперь и позволяют себе как бы расслабиться - призывают на службу гораздо больше чем обычно нужно.
- А что за шаманья болезнь?
- Ой, как бы тебе объяснить. По-разному бывает. Вот ходит человек на работу, живет нормальной жизнью. Одним прекрасным утром просыпается от страшных болей. Суставы выворачивает, температура зашкаливает, сердце стучит. Врачи в больнице ничего не понимают - высокое давление через пять минут становится низким, зрение слабеет и приходит в норму. Короче, "плющит" человека. Со мной такое было.
- С тобой тоже?
- Да. Но я не хотела становиться шаманкой, ведь у меня в роду не только северные буряты - они в основном шаманисты, но и южные - буддисты. Причем мои предки были ламами. Кстати, твой друг, Гриша как раз из северных, род Лебедя. Но он крещеный, вот его и не трогает.
- Погоди, значит можно отказаться от, эммм, сана шамана?
- Вообще-то нет. Можно провести очень серьезный обряд, во время которого несколько шаманов уговаривают духа не трогать определенного человека. А после обряда мне дали другое имя. Чтобы дух перестал искать. Пока вроде нормально.
Ира потянулась всем телом и развернулась к нам. Довольно сообщила:
- Ей понравилось.
- Ей?
- Ну да, - ответила Эрдемика. У обычного шамана только один дух, того же пола. У сильного может быть три, пять. У Баира Жамбаловича, одного из самых сильных шаманов - девять. Причем разного пола.
- А есть деление на плохих и хороших шаманов? Как черные и белые маги?
Обе синхронно улыбаются.
- На бурятском, шаманизм, это "хара шажан" - черная вера. А буддизм "шара шажан" - желтая вера. Но нет привязки черного к плохому, это европейские заморочки.
- Получается, что нет плохих и хороших?
- Знаешь, как отличить? - спрашивает Ира - приходишь к шаману на обряд, а он тебе и говорит - плати штуку. Сразу разворачивайся и уходи.
- Да - добавляет Эрдемика - одна из основ тэнгрианства: не брать предустановленную плату. Сколько кто может, столько и несёт.
Я вспомнил, как несколько лет назад Баир Жамбалович решил отдохнуть в Израиле. Мы еще не были с ним знакомы, но по просьбе друзей я набросал план поездок, освободил пару дней, чтобы показать страну. В первый же день к дому моих друзей потянулись люди. Баир Жамбалович принимал всех до девяти вечера. Вышел из комнаты, наспех переоборудованной под кабинет, сказал: "Там люди что-то принесли, наверное, нужно собрать". На мой вопрос, что же будет завтра, улыбнулся: «Опять люди придут». Только на пятый день обманным маневром мне удалось утащить его в Иерусалим.
- Давайте собираться - наконец-то подал голос Гриша - нам еще сегодня нужно с Баир Жамбаловичем повидаться, а то завтра на обряде к нему не подойти будет.
***
Мы катим по степи, полого опускающейся в море. По дороге на Ольхон есть селение "Косая степь". Здесь вся степь - косая. Доезжаем до турбазы "Бурятская деревня". Обнесена деревянным забором из кольев, внутри неожиданно шумно и просторно. Сегодня здесь вовсю идет подготовка к Тейлгану - коллективному молебну тридцати-сорока шаманов. Эрдемика и Ира сразу же вливаются в компанию - складывают березки в ряд, подвязывают ленточки.
На мой фотоаппарат посматривают, но скорее с любопытством, чем с неодобрением. Когда же видят, что Баир Жамбалович обнялся и расцеловался со мной, то окончательно расслабляются и даже позируют.
- Как здоровье мамы? - совсем по-нашему, по-еврейски, начинает разговор Баир Жамбалович.
Мы стоим на веранде, вдали над малым морем синеют вечерние сопки.
- Хорошо, передает привет и сувенир.
Баир Жамбалович с видимым удовольствием достает из подарочной упаковки серебряный портир с символикой святого города.
- В кабинете поставлю.
Пока Баир Жамбалович занят, я рассматриваю его. Может, пытаюсь уловить какие-то особые знаки. Но ничего нет. Ни нимба, ни духа за спиной. Ничего видимого. Но рядом с ним хорошо, спокойно. Замечаю под левым ухом ожог.
- Не спрашивай, - тихонько смеется Баир Жамбалович, - неделю тому как, сказал своим чтобы обложили меня сеном и когда я в транс войду, подожгли. Только я входить, вдруг чувствую, жжет немилосердно. Они подпалили раньше времени.
- А зачем поджигать? - недоумеваю я.
- Силу проверяю - непонятно отвечает Баир Жамбалович.
- И что потом?
- Потом нормально. Ещё сена принесли, и я в транс вошел.
К нам подбегает пацан и скороговоркой на бурятском обрушивает целый поток слов на бурятском. Баир Жамбалович переводит : «Жена зовет, что-то срочное», и добавляет: «Ты на Тейлгане не стесняйся, подходи».
***
В шесть утра следующего дня мы стоим у Шаман-камня. Природа решила устроить самое настоящее представление: лучи восходящего солнца снизу окрашивают облака в непередаваемую гамму цветов, над Шаман-камнем радуга, а далеко внизу, где белыми камнями выложено слово "Бурятия", поют "Тоонто нютаг" - песню о родном крае. Но времени остается только на несколько кадров, и мы спешим в "Бурятскую деревню". Там уже загружают по машинам инвентарь. Я выскакиваю за забор, поздороваться с лошадьми. Бросаю взгляд в сторону и вижу, как луч солнца освещает Шаман-камень. Ахаю от восторга. Из-за спины доносится:
- Смотри, луч движется на место, где будет обряд!
Оглядываюсь, знакомлюсь с Маролон. Она посвященная шаманка, практикующая в Германии, ученица Баир Жамбаловича. Из ворот появляется вереница машин, Гриня машет: "Запрыгивай на ходу!".
Молебен проводится на почтительном расстоянии от жилых мест, чтобы ненароком не повредить жителям. Сначала вкапывают привезенные березки. Это священная роща, через которую будут спускаться духи. Оставшиеся три стороны прямоугольника отгораживают ленточками. Ограничивают место молебна. На другом от рощи конце разводят костер под большим котлом. Рядышком лежит стреноженный барашек. Слева висят шаманские костюмы, а перед вкопанными деревьями расставлены столы с угощениями. По периметру уже собираются зрители, журналисты. Организатор берет слово, просит женщин перейти на один край, мужчин на другой. Объясняет, что во время общего камлания зрителям в прямоугольник лучше не заходить, а когда шаманы начнут камлать по одному, то можно подходить с вопросами. Строго настрого наказывает не подходить к роще с той стороны, где спускаются духи. После, Баир Жамбалович берет слово. Рассказывает об истоках обряда, важности передачи потомкам исторического наследия. Объясняет, что молиться будут не только за людей, собравшихся здесь родов, но и за всех живущих. Представляет шаманов из Казахстана, Алтая, Монголии, Германии.
Наконец, все шаманы готовы. Раздаются первые удары по бубнам. Восемь утра. Шаманы подходят к роще, поют, расставляют на ветках угощение. В этот момент приносят в жертву барана. Позже, сваренное в котле мясо также поднесут духам. Шаманы отходят от березок, часть переодевается в костюмы для камлания. Садятся на стулья.
Шаман, сидящий на стуле, продолжает бить в бубен, входит в транс. У некоторых сразу не получается, они на секунду приостанавливаются и с удвоенной силой продолжают петь и грохотать. За спиной камлающего стоит ученик - он должен убрать стул, когда шаман войдет в транс. Чуть сбоку от камлающего, на одном колене сидит напарник - он держит зажженную трубку и чашку с чаем.
Я бегаю с фотоаппаратом совершенно оглушенный всеми этими событиями. Шаман поет громче и громче и в какой-то момент преображается. Его подбрасывает в воздух. Уже Дух, а не шаман стоит на земле. Он сгорблен под тяжестью лет, говорит надтреснутым голосом. Ему подают трубку. Он цедит что-то вроде: "Хорош табачок", отбрасывает трубку, тут же принимает чашку с чаем. Чашка летит вслед за трубкой и только тогда к шаману, точнее под него подползают по одному люди. Они просят совета у предка, делятся секретами, рассказывают о болезнях. Одних Дух журит за просьбы о богатстве, другим объясняет, что нужно сделать, чтобы избавиться от сглаза, третьим брызжет на макушку и лицо водой. Возле каждого шамана стоит переводчик: разговор ведется на древне-бурятском - большинство бурят его не знают, не говоря о русских, которых здесь так же много. Позже замечаю, что хожу немного пригнувшись. Эрдемика объясняет, что возле предков нельзя стоять прямо, вот поэтому меня и согнуло. Хмыкаю, но верю.
Баир Жамбалович в стороне дает интервью журналисту канала путешествий. Я подбираюсь поближе, ловлю удачный ракурс. Оператор останавливает интервью, поправляет микрофон на рубашке Баира Жамбаловича. Микрофон фонит. Тогда Баир Жамбалович говорит: «сейчас исправим - берет микрофон в кулак и сильно дует». Оператор говорит: «Блин, работает!.. Мистика!» Баир Жамбалович хитро улыбается: «У нас в оффисе каждый раз такое, замучились выдувать уже». Мелькает в толпе знакомое лицо из "Битвы экстрасенсов". Тут кто-то толкает в бок и говорит : «Шалом»! Оборачиваюсь. Человек-гора. Хитрый бурятский прищур. Говорит: «Бывал я у вас в Израиле. У вас пахать надо. А здесь - поставил я на одном берегу Ольхона киоск, поставил на другом и живу себе в удовольствие»! Несут барашка. Потом заряжают, (благословляют), конфеты и водку. Приглашают всех, кто принес молоко, обойти вокруг рощи и вылить молоко на землю...
Весь этот шквал событий увлекает, затягивает как утлую лодочку по горной реке. Причем чувствуешь себя не просто зрителем, а полноценным участником действия. Не совсем понятного представления. Эрдемика как ангел хранитель неожиданно возникает, комментирует, объясняет непонятное, тянет на другой край прямоугольника, где происходит что-то интересное. Декорации меняются с бешеной скоростью, прямо над темечком немилосердно жарит солнце, вокруг шум барабанов, чужие напевы. Гриня сидит за периметром, общается. Я изредка подбегаю, жадно пью воду и «ныряю» обратно. В память прочно впечатываются картинки: вокруг огромного как медведь шамана собралась толпа, он дубасит палкой по подставленным плечам и спинам. Эрдемика кричит на ухо, что этот Дух раздает удачу. Вот жгут рощу. А сейчас все – и зрители и шаманы садятся в ряд славят духов, поворачиваются налево, назад, направо, выкрикивают славословия. Теперь устанавливают огромные котлы с горячей водой – каждому участвовавшему в обряде нужно очиститься от общения с неизведанным – две очереди из мужчин и женщин – каждый получает мокрым веником по груди и бедрам.
Разом прекращается грохот бубнов. Тишина наступает так внезапно, что еще долго невольно прислушиваешься, ищешь, какого же звука не хватает. На часах четыре вечера. За восемь часов так привык к рокоту, что без него уже странно. Но еще загадочнее, что как только закончился обряд, стало ужасно холодно. Только что все потели под солнцем – раз, и подул ветер, солнце спряталось за невесть откуда взявшиеся тучи, а мы побежали к машине за куртками. Уставшие шаманы сидели каждый за своим столиком, возле того места, где раньше стояла березовая роща. Каждому шаману, поднесли по новой белой рубашке. Это плата за работу.
Наша компания садится в машину. Эрдемика говорит:
- Шаманы вечером собираются. Нас звали.
Солнце уже село за горизонт, мы сидим в большом круге. Я наконец-то могу разглядеть лица тех, кто сегодня побывал в других мирах. Загадочные, мистические там, на молебне, здесь они совсем другие. Милые, добродушные люди, собравшиеся в кругу единомышленников после тяжелого рабочего дня. Кто-то поёт русские народные, несколько пар танцует. Гриня тоже пустился в пляс с шаманкой из Монголии.
Уже далеко за полночь, но совсем нет усталости.
- Этот молебен заряжает всех нас энергией, бодростью на год вперед – тихонько говорит мне на ухо Баир Жамбалович. Он также как я сидит немного в стороне, чтобы всех было видно. Гришя отплясывает так, что часть компании заходится от хохота. И тут же вскакивают ему на подмогу.
- Хорошие у тебя друзья – замечает Баир Жамбалович, и добавляет – на следующий год приезжайте вместе.
