На следующее утро Бобик сел за стол своего прадеда. Он осторожно взял исписанные листы и с трудом попытался разобрать устаревший шрифт. Там были заметки о явлении ангела, о котором ему рассказал Бутурлин.
– Странно, что эти вещи повторяются равным образом спустя столетия, – думал Бобик. Его взгляд упал на фигурку сфинкса из чёрной бронзы с подставкой из нефрита, высотой тридцать сантиметров, который стоял на столе справа. У него было туловище быка, лапы льва, лицо Ангела и сложенные крылья орла. Бобик никак не мог вспомнить, видел ли он сфинкса вчера. Он ощупал его: на нём была пыль. Здесь представлены символы четырёх евангелистов: бык, лев, ангел и орёл. Случайно ли, что они составляют вместе образ сфинкса?!
Во время завтрака он спросил своего учителя, каково значение сфинкса, который стоит на столе Ивана Петровича.
– Эту фигурку приобрёл Александр Иванович в начале девятнадцатого столетия. Сфинкс – это страж порога, сплав образов быка, льва, ангела и орла, символов четырех евангелистов, путевой указатель инициации. Он символизирует четыре качества, которые посвящаемый должен развивать. Бока быка символизируют сильную волю и настойчивость, лапы льва – мужество и риск, лицо ангела или человека – знания и мудрость, сложенные крылья орла – молчание. Последнее, уверяю тебя, самое трудное.
Возможно, мы должны в наших запланированных упражнениях как раз с молчания и начать. Оно скрывает в себе много возможностей. Попробуй весь день быть один, ни с кем не говоря, в том числе и с самим собой. Это совсем не просто. Если ты захочешь, можешь свой опыт, который ты приобретешь во время молчания, собрать и описать, так же как Иван Петрович описывал свои опыты. В правом ящике стола лежат записи твоего отца, твоего прадеда и всех других, кто здесь находился для медитации.
Но читай их только в конце твоих упражнений, чтобы узнать, как похожи все эти опыты из мира парапсихологии. Парапсихологии – только потому, что эта область ещё не исследована научно. В будущем такие опыты будут принадлежать к области психологии. Я совершенно точно знаю, что ты не нуждаешься в моих советах. Обучающийся должен совершенно один к этому прийти.
Я хочу только сделать несколько замечаний. Монахи с горы Афон, Калистус и Игнатиус, которые в четырнадцатом столетии основали школу исихастов, говорили об этом: «Кто свой рот воздерживает от недоброжелательных речей, держит своё сердце свободным от стремлений, а кто своё сердце от стремлений очищает, видит всё время Господа. Если ты все дела своей жизни положишь в одну чашу, а молчание в другую, то увидишь, что чаша весов с молчанием перевесит».
Молчи в движении, попробуй лечь на землю, расслабиться и молчать, или сядь в позу йогов, выпрямись, положи руки на колени, расслабь плечи и молчи. Молчи, только приведя себя сначала в полнейшее спокойствие, потом начинай слушать, и ты будешь постигать, что не бывает абсолютной тишины, что всё наполнено шорохами, которые на своём языке к тебе обращаются.
Бобик отправился в парк. Там нельзя было встретить человека, поэтому там не было соблазна поговорить. Бобик брел наугад и вслушивался. Он попробовал не рассматривать окружающее, а только слушать. Он слышал, как тихий ветер играл листьями деревьев, он слышал взмахи крыльев птиц и их голоса. Он не был способен понимать их язык, но по многообразным интонациям и мелодиям он догадывался, что они нечто рассказывали и сообщали. Крик ужаса или ссору он мог с уверенностью отличить, потому что это звучало так же, как у людей. Он слышал шорох травы на ветру.
Природа была полна звуков. Снова и снова он пытался определить, откуда они идут, и различать их. Когда он приблизился к кусту жасмина, звук стал очень громким. Это жужжали бесчисленные пчёлы и жуки, которые вились около цветов. Всё это не было ему неизвестным, он это уже раньше слышал, но никогда ещё его бодрственное сознание не было так на этом сосредоточено.
Он понял, что, если он будет этим достаточно интенсивно заниматься, ему станет ясен язык птиц. Его изумило: люди живут многие тысячелетия на земле, и они, несмотря на все исследования, не потрудились анализировать и различать языки животных. Ему вспомнилась хасидская легенда о рабби, которого искали ученики. Они нашли его у пруда, где он учил язык рыб.
Григорий принёс Бобику еду в его комнату, где он мог есть молча и без помех. Он слышал то, на что он ни разу не обращал внимания: стук своих жующих зубов, звук глотания, всасывание слюны, бурчание желудка. Потом он сел, выпрямившись, в йоговскую позу на пол, положил руки расслабленно тыльной стороной на колени, ладонями кверху и застыл, вслушиваясь. В помещении было тихо. Бобик вслушивался в себя.
В глубине его ушей был непрерывный шум, какой бывает, когда большую морскую раковину прикладывают к уху, или слушают плеск морских волн. Тон был светлым, приятным и равномерным. Бобик глубоко вздохнул, тон изменился, он стал громче и интенсивнее. Ему стало ясно, что этот тон возникает в его собственной голове, очевидно, благодаря циркуляции крови; он походил на жужжание пчёл в цветах. Бобик закрыл глаза, чтобы интенсивнее слышать звуки. Ещё было равномерное тиканье его карманных часов. Где-то скрипела половица. В соседней комнате жужжала и билась о стекло муха.
Потом звуки пропали, или вернее сказать, был один мелодичный шум, который совершенно его захватил. Это было одновременно внутри и снаружи него, и у него было чувство парения в этой мелодии. Он уже не сидел в позе йога, он не мог больше отыскать своё тело в этом море шума. Он попробовал на том месте, где лежали его руки, пошевелить своими пальцами, но там не было пальцев, он растворился, как соль или сахар в воде.
Но в этом "не обнаружении себя" не было ничего страшного. Он не был растворён, он мог думать, хотя и медленно. Таким образом, он, должно быть, еще был там как сущность, но это существование не было привязано к телу. Понятия же пространства и времени были растворены. Это новое состояние давало ощущение глубокого счастья и гармонии, он был в единстве со всем.
Потом очень медленно он начал себя ощущать. Сознание телесности появилось не сразу: сначала вернулось ощущение пространства и света, потом он почувствовал свои органы чувств, и, в последнюю очередь, свои руки и ноги. Ему понадобилось время, чтобы понять, что с ним произошло.
Вспомнилась история из "Алисы в стране чудес": о коте, который сидел на дереве и, разговаривая с Алисой, понемногу пропадал – сначала хвост, потом тело, последним пропал рот, и осталась одна улыбка. С ним произошло нечто подобное. Состояние заключенности вновь в собственном теле было далеко не таким радостным, как растворенность. Он чувствовал границы, которые ему устанавливали его конечности, его голова и тело. У него было чувство, что это состояние продлилось целую вечность, и образ сна спящей красавицы встал перед его душой. А если между тем прошла тысяча лет, и он проснулся в совсем другое время?
Он оглядел себя, всё было как прежде. Ему пришло на ум, что в его кармане лежат часы. Если бы прошли годы, часы, которые нужно было каждый день заводить, остановились бы. Он достал часы, открыл крышку – секундная стрелка двигалась. Часы тикали и показывали три часа. Он прикинул: после еды прошло всего полтора часа. Он ничего не понимал. Ему вспомнилось, что в Библии говорится: "Тысяча лет как один день". Если он такое может переживать, тогда быть должна эта вечность здесь и сейчас, в этой жизни, в настоящем, и не зависеть от времени. Ему стало ясно, что он не способен только что пережитое состояние полностью понять, проанализировать. Хотя он это пережил, и переживание мощно продолжало звучать в нём, но оно было необъяснимо.
У него возникла потребность стряхнуть с себя жуть. Он встал и побежал в парк, без цели. Не обращая внимания на окружающее, бежал он через луг и лесную чащу. Наконец, когда выдохся, решил искать путь обратно. Он уже успокоился и чувствовал себя снова уверенно в скорлупе своего тела, которое перед этим стало ему чуждым. Когда он достиг Эрмитажа, солнце было уже далеко на западе. Григорий стоял в дверях комнаты Бобика и низко поклонился. Он молча сервировал стол. Бобик смотрел в его светлые глаза, окантованные белыми старческими кругами. Глаза были непроницаемы. Но он знал, что старик много знал и много видел, если только вообще не пережил сам такие вещи. Прежде, чем удалиться, он зажег свечи в обоих помещениях, что должно было означать, что Бобик может дальше продолжать упражняться.
Бобик лег на пол в положении "мертвой позы". Когда это название произнес Бутурлин, оно казалось ему чуждым и искаженным. Но теперь он знал, насколько точно здесь имелось в виду: "мертвый человек". Он сосредоточился снова на звуках. Мелодичный шум в его голове был сильнее, чем в сидячей позе йогов. Считается, что нужно все части тела полностью расслабить.
Это ему удалось не сразу, еще оставалось напряжение в руках или ногах, то тут, то там зудело, или у него появлялась сильная потребность подвигаться. Потом он овладел собой, но это самообладание означало новое напряжение. Некоторое время это продолжалось, пока у него не появилось ощущение, что напряжение, наконец, покинуло его, он полностью расслаблен. Он открытыми глазами смотрел на белый потолок, край которого слегка закруглялся карнизом в стиле Рококо.
Хотя его глаза были открыты, он обнаружил, что потолка больше не видит. Над ним было то светло, то как будто проплывали темные облака, и, наконец, помещение исчезло. Потом с ним произошло то же, что и во время упражнения после обеда: его тело исчезло, и он находился снова в царстве журчащей мелодии. Был только один единственный музыкальный тон, который своего качества не изменял. Его охватило чудесное ощущение счастья выхода из времени и пространства. Теперь он отдался этому переживанию совершенно, без попыток его объяснять. Потом произошла болезненная детонация, как при взрыве. Бобик оказался, на этот раз внезапно, снова в границах своего тела. Он таким перемещением не был удивлен, такое состояние было ему почти знакомо.
Некоторое время он еще полежал, потому, что ощущал свое тело очень тяжелым, как будто он был прикован к земле. Он услышал шаги, которые так громко звучали, что причиняли ему мучение. Он повернул голову в том направлении. Бутурлин возник на пороге его комнаты.
– На сегодня хватит. Ты хорошо выдержал испытание, гораздо легче, чем я ожидал. Когда мы перейдем к новым упражнениям, это упражнение ты будешь повторять и углублять. Сегодня не спрашивай меня ни о чем и не думай больше об этом. Возьми это в себя, как новый и замечательный опыт, и сохрани его в своем сердце. Мы уже столетиями привыкли наше существо, нашу индивидуальность обращать и направлять наружу, и больше не знаем про чудеса, которые в нас заключены.
– Мы должны учиться обращать взор внутрь себя. Тогда мы обретаем совсем новые понятия о жизни, о нашем теле, о нашей душе и о том, что мы жители двух миров. Только если мы сможем войти во внутреннее царство души, тогда только получим ясное представление о нашем теле и состоянии, которое мы имеем благодаря телу, – он поцеловал Бобика в лоб.
Следующие дни Бобик провел в молчании и вслушивании в тишину. Чудесные силы концентрации приходили к нему в этом состоянии. Он чувствовал себя свежим и работоспособным. Он с интересом копался в старых фолиантах в библиотеке. Но милей всего ему были записки Ивана Петровича. Старомодный шрифт было тяжело разбирать, и это требовало времени. Чтобы смысл записей можно было как-то связать, Бобик начал переписывать их. Когда Иван Петрович писал эти заметки, он был человеком среднего возраста. Он был на службе и при звании, он был полковником гвардии и гофмейстером при дворе своей тетки, царицы Екатерины Второй. Она, заботясь о том, чтобы сгладить различия в возрасте, просила её называть кузиной.
Бобик был еще мальчиком. Когда он вечером прочитал свои записи, ему показалось, как будто он составил их без помощи предка, сам. Были одинаковые переживания и опыт. Был неизменный музыкальный тон, потеря веса и осознания тела, парение в мире тона, ощущение счастья и исчезновения чувства времени.
Иван Петрович далее писал: «Через некоторое время я понял, что я чувствую себя необыкновенно живым и сильным, нахожусь в душевном равновесии, ничто не может меня потрясти, даже требование царицы вернуться ко двору. Каждые два дня является курьер и привозит приказы, и я имею мужество сопротивляться и непоколебимо продолжать мои упражнения. И ещё происходит нечто необыкновенное: мои глаза приобрели блеск, а моя кожа, кожа сорокалетнего, стала мягкой и эластичной, я не потею не только под длинноволосым париком, но и под тесно облегающим шею жабо.»
«Недавно я читал житие святого Брендана, аббата ирландского монастыря, жившего в шестнадцатом столетии. В описании, которое называется "Плавание святого Брендана", говорится, что он с семнадцатью монахами предпринял морское путешествие к фантастическим островам и, наконец, нашел землю обетованную.»
«Когда он посетил своего друга, аббата Баринта, и тот спросил, откуда он пришел, ответил: "Разве ты не можешь по запаху наших одеяний понять, что мы были в Рае Божьем?!" Этот монах совершил путешествие вовнутрь, и, конечно, он испытал аналогичные переживания чувства освобождения и счастья, как и я. Мне только ясно, как сходны и для всех действенны законы материи и духа…».
Бобик был ошеломлён. Как и у всех детей его возраста, у него бывали холодные и влажные руки, и он так сильно стыдился выделений своего тела, что иногда неоднократно, по несколько раз в день, бывал под душем. Тут ему пришло в голову, что его кожа отрадно гладкая и сухая, и потливость рук и тела исчезла.
Он сначала не обратил на это внимания, считая это случайностью, но после того, как прочёл в записках Ивана Петровича о том же, ему стало ясно, что это изменение находится в непосредственной связи с упражнениями. Но он мог теперь час или даже больше пребывать в состоянии слушания и концентрации, без эффекта исчезновения тела, что его огорчало. По вечерам в его комнату приходил Бутурлин, или они совершали продолжительные прогулки при луне. Бобик пожаловался ему, что ему больше не удаётся ощущение потери тела. Бутурлин успокоил его.
– Так хорошо и правильно. Это состояние является абсолютным исключением и, собственно, патологично. Ты убегаешь от самого себя, непроизвольно и без того, чтобы быть в состоянии этим управлять. Такие состояния не должны наступать. Душа, так сказать, покидает тело, как во время сна или обморока, или эпилептического припадка, или после смерти.
Хорошо, что ты испытал эти переживания, но пожалуйста, не пытайся их самовольно вызывать. Тебе сейчас нужно упражняться. Упражняйся добросовестно и упорно, и ты через некоторое продолжительное время будешь более господином самому себе, чем обычные люди, потому что ты ставишь свои физические, душевные и духовные силы и способности на службу твоего развития.
Но это всё только тогда имеет смысл, если эти способности не являются самоцелью, но развиваются для принесения пользы человечеству, или, лучше сказать, миру, в котором ты живёшь. Смотри, ты упражняешь сейчас некоторое время концентрацию своей индивидуальности через молчание. Это с древних времён одна из самых важных предпосылок для инициации. Послушай, что говорил об этом современник святого Макария Египетского (монах с 330 г.): "О, молчание и состояние безмолвия! Ты мать умиления и зеркало грехов. Ты принуждаешь нас к покаянию, ты даёшь течь нашим слезам и нашим мольбам подниматься наверх. С тобой вместе живёт смирение. Тобой осветляется душа. В тебе учат ангелы. Из тебя приходит кротость и мир к людям. О молчание и безмолвие! Ты освещаешь дух, ты исследуешь мысли и помогаешь читать самого себя!"
----
Подписывайтесь, что б не пропустить новые статьи
Полное содержание статей в этом блоге по данной ссылке.
Пост знакомство - обо мне, о том, кто завел этот блог.
#пересказкниг #снемецкогонарусский #переводкниг #владимирлинденберг #философияоглавноем #мыслиобоге #историячеловека #линденберг #челищев #книги #чтопочитать #воспоминанияодетстве #лебедевад #лебедевалексейдмитриевич