Сегодня Троицкая вселенская родительсякая суббота.
Вселенских поминальных суббот две: Мясопустная (в субботу, предшествующую Неделе о Страшном суде) и Троицкая (в субботу, предшествующую празднику Пятидесятницы, или называемому еще праздником Пресвятой Троицы – дню рождения Церкви Христовой).
И в эти дни Церковь с особым усердием молится обо всех усопших православных христианах, особенно поминая тех, кого на земле уже и поминать некому. «Все помолимся Христу, в сей день совершая память от века мертвых, да от вечного огня избавит их, усопших в вере и надежде жизни вечной».
Я сама всегда очень любила и люблю поминальные службы и требы. Мои первые шаги в вере, которую сформировала моя бабушка Клавдия Ивановна, как раз и начинались с поминовений. Бабушка и несколько её сельских подруг в то время, когда не было в деревне ни храма, ни священника сами читали над усопшими Псалтирь и пели поминальные песнопения. Тогда их называли "читалками". Меня, тогда ещё маленькую, оставить дома было не с кем и бабуля брала меня на все свои мероприятия с собой:) Где я и выучила и погребальное "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас" и "Со святыми упокой" и "Плачу и рыда, егда помышляю смерть". Знания для малого ребёнка спецефические, конечно, но... Бытие определяет сознание, а тогда вот такое у нас было и бытие и житие:)
Вот уже почти двадцать лет нет на земле моей бабушки Клавы. Но связь с ней до сих пор сохранилась, представьте себе. Я время от времени вижу её во сне очень чётко и ни разу ещё не было, чтобы бабуля приснилась просто так. Всегда с каким-то известием.
Да вот буквально неделю назад снится сон. До того ужасный и страшный, что проснулась я в холодном поту и минут двадцать после пробуждения только и могла, что читать "Да воскреснет Бог".
Снится мне, что я у бабушки в её доме в Новичихе. Который давно уже продан и живут там совсем чужие люди. Но во сне он, вроде как ещё наш. Только совсем неуютный, темный, штор на окнах нет. Вижу бабушку, которая хлопочет на кухне. Одета в ту одежду, в которой мы её хоронили. Серое шёлковое платье с белым воротником "ришелье" и белом же платке на голове. И бабушка очень сердита. Со мной практически не разговаривает.
На улице уже поздняя осень. Всё серо, идёт мелкий нудный дождь, деревья практически без листвы. Холодно, сыро, неприятно. И уже начинает темнеть.
А бабушка одевается и сообщает мне, что сейчас мы пойдём на кладбище. Я пытаюсь её отговорить - мол, кто же к вечеру по кладбищам ходит? Пойдём завтра с утра. Но нет. Бабуля непреклонна.
Пока я собралась, на улице уже совсем стемнело. Просто ночь глухая. У дороги стоит бабушка в своём стареньком пальтишке, ждет меня. И ни один фонарь на улице не горит, ни света из окон соседних домов. Просто всё чёрное кругом.
И мы начинаем с бабушкой ругаться. Как никогда в жизни не ругались. Я не хочу идти ночью на кладбище, а она упёрлась и ни в какую не хочет возвращаться в дом. Надо идти на погост и всё тут. Именно ночью.
Я тоже озлилась на её упрямство и вернулась. Смотрю, чуть погодя приходит и бабушка. Снимает пальто и не переодевшись, прямо в платье и сапогах ложится в постель. Со мной не разговаривает. Я ложусь в соседней комнате и до меня наконец-то доходит, что что-то здесь не то. Ведь бабушку мы схоронили. И дом продали. Почему я здесь? И кто это в соседеней комнате?
Пока думу думала -слышу на улице какой-то страшный шум. Я выхожу в сени и вижу в окошко, что к нам во двор забегает испуганная женщина в роскошной лисьей шубе в пол и с ужасным криком бежит дальше в палисадник, а оттуда уже в сад.
Следом за ней врываются три разбойничьего вида мужика. Просто настоящие разбойники с большой дороги. В каких-то рваных тулупах и треухах. В таких уже и не ходит никто. Не успеваю я порадоваться, что двери у нас на запорах, как эти жуткие люди проходят сквозь стены и оказываются у нас дома.
Я подхожу к бабушке, чтобы её защитить. Начинаю кричать на этих разбойников, чтобы они уходили. В ответ они только молча щерятся и начинают из-за пазухи доставать кто нож, кто пистолет.
Бабушка лежит, закрыв лицо руками и молчит. Я вглядываюсь в страшные лица ночных незваных гостей и понимаю, что это никакие не люди. Бесы, натуральные бесы. И понимаю, что надо молиться. Но, как это бывает во сне, не могу ни руку поднять, чтобы перекреститься, ни малитву прочесть.
Но потихоньку начинает получаться и я с огромными усилиями начинаю читать "Богородице Дево, радуйся". Тут бабушка открывает лицо и говорит мне : " Надо было на кладбище идти!".
И тут я просыпаюсь. Долго не могу прийти в себя, читаю молитвы и потихоньку успокаиваюсь.
А днём мы созваниваемся с моей сестрой, которая живёт в Новичихе и она мне сообщает, что этой ночью кто-то натворил на кладбище страшных дел. Разбили несколько памятников и врывали кресты из могил. Для деревни, где к погостам и родным могилам особо трепетное отношение, случай просто из ряда вон.
Вот такая вот связь с усопшими. И вот так они пытаются сообщить нам о чём-то и плохом и хорошем. Не всегда поймёшь, конечно, что они хотят сказать, но постфактум всё становится понятно.
Царствия небесного всем нашим усопшим и вечная память. Не забывайте их поминать. Это очень важно и нужно. И им и нам.
