Всё больше времени с каждым разом требуется на то, чтобы записать свои хроники. А всё почему? А всё потому, что всё больше времени необходимо на переваривание. По горячим следам, конечно, выходило живее и ярче, но чего-то всякий раз мне не доставало.
На на неделе накануне последней в этом учебном году трёхдневке у меня случилась перегрузка. Ну, как случилась? Не сама по себе, разумеется, а в результате моих собственных действий. Действия были направлены на то, чтобы объять необъятное. Вроде, логично, что гиблое это дело, но логика, как известно, далеко не всегда является определяющим фактором. Всю логику расплющило в лепёшку чувством вины и всевозможными долгами.
Справедливости ради стоит признать, что долгов реально много. Не тех, которые финансовые, хотя и они тоже имеются, а всяких-разных прочих. Я же дочь, я же должна. Я же мать аж троих детей и должна. Я же младшему обещала и должна. Меня же вот эти люди поддерживали, я им тоже теперь, вроде как, должна. Из школы средненькой напоминают, что я много, чего должна. Старшая заканчивает одиннадцатый класс. Там я ого-го, сколько чего должна. Сходили с младшим к логопеду. Там выяснилось, что я ещё должна. В детском саду у младшего все родители купили своим детям электронные поп-иты, а я же мать, которая не особо вникает в родительские чаты (хотя должна), и мой ребёнок остался без игрушки, и, оттопырив нижнюю губу, сообщает мне о том, что я ему тоже теперь должна купить. Грязная посуда намекает на то, что я должна её вымыть. Дети, зависшие на кухне, намекают своим присутствием на то, что я должна их кормить. Бабушка, разговаривающая с младшими по телефону, сообщает, что кормить я должна не тем, чем собираюсь. Если я хочу получить красивую бумажечку по итогам очередного обучения (а я хочу), я должна там дочитать, там пройти тест, здесь прослушать... В выходные учебная трёхдневка, и я снова должна. Во-первых, делегировать детей, обеспечив, чтобы все стороны остались довольны, а во-вторых, пребывать в работоспособном состоянии, потому что иначе непонятно, зачем приходить-то. Примерно в таком настроении я и пришла.
И вот я сижу, вся такая выдохшаяся, и наблюдаю активных и замотивированных на работу остальных участников группы. Причём, эти остальные не просто хотят работать, они ещё и не очень готовы терпеть тех, кто тормозит. На первом таком человеке я разозлилась и даже хотела спросить, а готов ли человек встречаться с реакцией среды в виде тормозящих. На втором человеке я поймала себя на стойком отвращении к происходящему и нежелании участвовать ни в каких активностях. Поймать-то поймала, но выбиваться из «всех» не стала, промямлила что-то про готовность включаться в работу.
Промямлить промямлила, а включиться не смогла. Честно пыталась, но не смогла. И никакая вина не могла перевесить обнаруженное отвращение.
В общем, меня прекрасно порвало этим обнаруженным, досадой оттого, что я не понимаю, как с этим обнаруженным обойтись, и злостью на всех, с кем я, вроде как, вынуждена взаимодействовать. «Не хочу-у-у ни с кем взаимодействовать в большем объёме, чем я сама хочу. Не хочу ничего де-е-елать», — рыдала я. «Так не делай», — отвечал тренер. «Ы-ы-ыу-у-уэ-э..!» — продолжала уже невнятно страдать я, терзая бумажный платочек. «Давай ты в следующие два дня не будешь делать ничего из того, что не хочешь, а к концу последнего дня посмотришь, в каком состоянии будешь уходить», — предложили мне эксперимент. А я что? А я всегда за эксперименты.
Домой я в тот день добиралась сквозь злость и слёзы. Даже необходимость просто зайти в магазин и купить продукты виделась невыносимо тяжкой задачей. Дома обнаружился голодный младшенький, которого старшие забыли накормить. Ещё дома обнаружилась гора грязной посуды, заляпанная кем-то вымытая мною перед уходом посуда. Дома обнаружились бумажки под столом на кухне. Дома обнаружилось, что купленное мною младшенькому лего, ждёт почему-то меня, хотя я надеялась, что оно от меня отвлечёт. И вот бы прямо тогда и включиться в эксперимент, но нет. Я рыдала молча над каждой тарелкой и кружкой, я выходила порыдать на минуточку в подушку перед тем, как взяться за очередное «надо». Адски разболелась голова. На каком-то «надо» у меня стучали зубы и тряслись руки. После этого я взяла паузу. Дети как-то сами уснули.
Утро следующего дня началось с очередной порции «надо». После того, как я шёпотом наорала на омлет, который надо было приготовить, я бросила оставшиеся «надо» и ушла. Оказавшись в группе, я ощутило, как меня отпустило. Прям, физически чувствовала расслабление. И голова болеть перестала. Ещё бы — в ближайшие восемь часов я ничего не должна. Прекрасно же!
Восемь часов прошли настолько прекрасно, насколько это было возможно. Ещё и активность была предложена на все два дня такая, которую я несколько месяцев ждала. Невозможно было не включаться. Но при этом я точно знала, что в любой момент могу выключиться, и мне за это ничего не будет. Идеально.
Дома тоже было идеально. Вроде как, встретило меня всё то же, что и в первый день, но я же осталась с этой прекрасной способностью не делать то, чего категорически не хочу. По итогу успелось в разы больше. Я даже с удовольствием гуляла с младшеньким больше двух часов, а потом мы пришли домой и активно так играли вместе.
Утро следующего дня началось бодрее и радостнее. Потом, правда, дети организовали небольшой форс-мажор, который я разруливала дистанционно почти час, но это так... мелочи. А день в итоге оказался максимально продуктивным и максимально с удовольствием, как в группе, так и за её пределами. И ушла я в итоге с удовольствием, благодарностью и на подъёме.
А ещё я ушла с большим желанием понять, зачем же мне такое количество этой прекрасной вины, которая заставляет игнорировать и отвращение, и усталость, и прочие импульсы. Ведь эта вина, она ни разу не извне была. Вовне ничего не изменилось, но моё состояние поменялось. И внешнее разрешение ничего не делать было не так важно, ведь вне группы это разрешение у меня тоже на протяжении двух дней было, а там мне его никто не выдавал.
В понедельник я пришла к своей прекраснейшей терапевтке с запросом: «Давай-ка посмотрим, зачем мне такое количество вины». «А зачем?» — спросила она. В оставшееся время я краснела, пыхтела, рычала, поливала слезами одноразовые платочки, сжимала кулаки, снова рычала, злилась, выдавала ответы, каждый из которых встречал очередное «и зачем это», но в итоге пришла к тому, что такое избыточное количество прекрасно позволяет мне не встречаться с очень многими неприятными вещами, например, с осознанием, что кто-то мною недоволен, кто-то из-за меня страдает, с тем, что во многом я ни разу не прекрасный котичек... В общем, как всегда, очень всё красиво, увлекательно и вдохновляюще, но при этом очень энергозатратно, ага.
Такие дела.
В этом июне осталась одна двухдневка по групповой терапии, а дальше перерыв в хрониках и каникулы.
