Вице-президент РАН (2008-2017), иностранный член НАНБ, председатель Сибирского Отделения РАН (2008-2014) академик Александр Асеев рассказал нашему журналу о достижениях и трудностях в работе Академии, а также о научных прорывах, которые непременно произойдут в ближайшем будущем.
- Александр Леонидович, в 2014 году вас избрали одним из первых иностранных членов Национальной Академии наук Беларуси.
- Нет, одним из первых – так нельзя сказать. Иностранных членов НАНБ много, большая часть – россияне, Жорес Алфёров давно уже был в иностранных членах. Из Сибирского отделения ещё я точно знаю, академики Владимир Шумный и Виктор Панин. У нас связи с белорусской Академией наук традиционные и очень хорошие. Но если говорить, о последнем десятилетии, то верно, так и было.
Две академии – одна наука
- И как у вас продвигалось взаимодействие с белорусскими учеными?
- Ну, не столько у меня, а у нашего Сибирского отделения РАН. Надо сказать, продвигалось достаточно позитивно. Мы присудили премию имени Валентина Коптюга за интеграционные проекты Сибирского отделения и Белорусской Академии наук группе научных сотрудников из Института физики Красноярска, и ученым Института физики твердого тела Национальной Академии наук Беларуси за новый материал, который обещает быть высокочувствительным магнитным сенсором.
- Если не ошибаюсь, вице-президент РАН и Председатель Сибирского отделения Валентин Коптюг сам был белорусом?
- Да. Он 17 лет руководил нашим Сибирским отделением, а в 1999 году мы учредили премию его имени параллельно вручаемую нами, Сибирским отделением, и НАН Беларуси за выдающиеся результаты совместной научной работы. Также мы провели конкурс интеграционных проектов, несмотря на финансовые проблемы.
- Денег мало?
- Дело не в этом, а в том, что появилось ФАНО, Федеральное агентство научных организаций. Один из негативных эффектов реформы связан с тем, что международное сотрудничество прекратилось сразу почти полностью. Сибирское отделение очень плотно работало со странами Юго-Восточной Азии: Китаем, Японией, Вьетнамом, Тайванем, Южной и Северной Кореей, Монголией, Индией, немножко с Ираном, Пакистаном. Взаимодействие требует как минимум совместных поездок, уже не говоря о совместной работе. Все это, благодаря появлению ФАНО, сильно съежилось. В том числе пострадала и Беларусь. У нас и с Украиной, и с Казахстаном были интеграционные проекты.
Тем не менее, мы провели конкурс интеграционных проектов. Отобрали около 50 работ. Белорусская сторона уже начала их финансировать, а российская занимается тем, что ведёт сейчас переговоры с ФАНО. Содержание интеграционных проектов с Беларусью сейчас вставляют в госзадание, чтобы они с будущего года и с нашей стороны финансировались.
Недавно у нас был координатор этой программы с белорусской стороны, председатель белорусского Фонда фундаментальных исследований академик Сергей Гапоненко. Несмотря на финансовую заминку, он довольно высоко оценил состояние совместных работ и наш общий энтузиазм, который эти работы сопровождает. Белорусская академия не такая большая, как Сибирское отделение, но у них есть серьёзный задел, который они могут привлекать. Это на самом деле очень здорово и для Республики Беларусь, и для Союзного государства. А нас в этом привлекает очень высокий потенциал, квалификация белорусской стороны. Все-таки это был наш форпост на Западе, в том числе – и научный.
- Белоруссия всегда считалась «сборочным цехом» СССР.
- Совершенно верно, это был уникальный, высокотехнологичный сборочный цех. Там и сейчас остались многие предприятия очень хорошего уровня: «Интеграл», «Пеленг», «Планар». Я уже не говорю о Минском автомобильном заводе, Минском заводе колесных тягачей и о «БелАЗ». Успешно производятся калийные удобрения.
- Это одна из важных статей экспорта Республики.
- Беларусь – это в каком-то смысле наши ворота в Европу. Сейчас есть проблемы с Украиной, хотя Национальная академия наук Украины для нас такая же родная, как Академия наук Беларуси. У нас затруднено прямое взаимодействие, хотя недавно, в октябре, у нас в Новосибирске прошла конференция по фотонике, как раз на нее приезжал академик НАНБ Сергей Гапоненко. И именно благодаря Беларуси эти контакты сейчас осуществляются - она является для нас мостом, и это очень хорошо. Мы настроены в целом оптимистично, хотя некие проблемы, связанные с нашей реформой, существуют. Но это касается не именно Беларуси, а всего комплекса международных отношений.
- Вы рассказывали нашему журналу о совместных программах Сибирского отделения и Академии наук Беларуси. Говорили про разработки лидарных систем, про нанокомпозитные материалы - катализаторы для водородной энергетики, про выявление генов иммунитета у пшеницы, о преимуществах совместной работы по сапропелям и так далее. Как идут эти работы?
- Я не смогу сейчас охарактеризовать сразу все. Движение идет активное. Вот я говорил о сенсоре, за который вручили премию Коптюга. Это фактически новый магниточувствительный материал очень хорошего уровня. По сельскохозяйственным культурам у нас недавно прошел международный симпозиум. Там рассматривались проблемы агропромышленного комплекса, связанные с морозоустойчивостью, урожайностью, с устойчивостью к вредителям. Были представлены Россия, в основном Сибирь, а также Беларусь, Казахстан, Монголия - все сопредельные страны, которые имеют схожие для агропромышленного комплекса условия.
Мы сильно рассчитываем на сотрудничество с белорусами в области электроники. Сейчас на хороший уровень технологического развития вышел «Интеграл», ведущее электронное предприятие советского времени. Я с уверенностью могу сказать, что многие возрождающейся предприятия российской электроники сегодня оборудуются системами и установками белорусского производства. Они, может быть, пока не находятся на топ-уровне современной электроники, но хорошо обеспечивают рыночные ниши электронику среднего уровня сложности.
- Пока не ахалтекинский жеребец, но надёжная рабочая лошадка.
- Так нам сейчас не до ахалтекинцев. А с поставленными перед ней задачами белорусская техника справляется очень хорошо.
План по открытиям
- Немножко про реформу РАН вы уже рассказали. Неужели там все так плохо?
- Не совсем. Насколько я понимаю, по замыслу безвестных реформаторов, ожидалось, что от Российской академии наук давно уже осталась только оболочка, начнется реформа – и РАН рассыплется сама собой. На самом деле ничего подобного не произошло. Академия во многом консолидировалась, особенно это касается Сибирского отделения. Встряска пошла на пользу – начался процесс отделения зерен от плевел. Есть коллективы, которые выдают прекрасные результаты, и их много, а отстающие тоже не собираются сдаваться, за редчайшим исключением.
Изначально планировалось, что ФАНО избавит нас от бюрократии. Однако она не просто выросла, а выросла многократно. Мы попали в качественно другую ситуацию. Очень уважаемый и заслуженный академик Владимир Накоряков. Он недавно опубликовал в одном из номеров «Эксперта» статью о реформе РАН, где сравнил нашу ситуацию с описанной в произведениях Франца Кафки «Замок» и «Процесс». Один в один: мы сейчас имеем дело с каким-то бюрократическим абсурдом, а судьба РАН, которую обвиняют в неназываемых прегрешениях, в точности повторяет судьбу героя «Процесса»! Основа понятна: наука – это сложное дело, требующее особой подготовки и талантов, но в ФАНО назначены люди, в принципе хорошие, но от науки далекие. Возможно, из самых благих побуждений они пытаются решить незнакомые им проблемы доступными им бюрократическими средствами.
- Ставить задачи и определять результаты экспериментов приказами и директивами?
- Грубо говоря, да. То, что Федеральное агентство пыталось решать сложные проблемы организации науки на основе формализованных процедур – опасное явление. Потому что в науке должна быть свобода поиска, открытость и демократия, строгая экспертиза научного сообщества, право на ошибку, хотим мы этого или нет.
- Но что-то хорошее ФАНО сделало?
- Как-то разобралось с имуществом. У РАН никогда не было достаточно финансов, а федеральное имущество в оперативном управлении РАН является весьма дорогостоящим и высоколиквидным. Понятно, что для академии приоритетом всегда являлось вложение средств в проведение исследований, а не в должное оформление имущества. В этом плане ситуация, конечно, улучшилась. Но чудес тут нет, поскольку ФАНО деньги берет из академического бюджета.
В журнале «В мире науки», в котором я был заместителем главного редактора, была очень интересная статья о том, как человек победил планету, стал на ней господствовать. Там проводится очень простая мысль, что первоосновой была самоорганизация человеческого сообщества. Она сначала происходила локально, но потом люди объединились в группы. Возможности групп были многократно мощнее, чем у отдельных неорганизованных индивидов. Мы даже не понимаем, до чего консолидировано человеческое сообщество. Если мы в замкнутое пространство, например, в самолет, посадим 200 шимпанзе и отправим Бразилию – туда надо лететь 20 часов - за это время все животные передерутся, перекусают друг друга. А у человечества есть удивительная способность консолидироваться.
- Перезнакомятся за это время.
- Да, и очень важно, чтобы это произошло в нашем обществе, но пока не получается. В реформе Академии есть признаки «культурной революции». ФАНО попыталось сделать ставку на молодых директоров. Предполагалось, что придут подкованные молодые люди с дипломами Гарвардов, Кембриджей, которые всем будут рулить. Но этого не произошло: по-прежнему интеллект сосредоточен в институтах академии.
Безусловными лидерами в науке сегодня являются Соединенные Штаты и Германия. Китай и Индия нас уже потихоньку обгоняют. В затылок дышат Пакистан, Турция, Бразилия. А мы по-прежнему топчемся, пытаемся между собой разобраться, словно не замечая, что действительно начали отставать. И с этим что-то надо делать, потому что если разрушение будет продолжаться, мы, в конце концов, при всех своих талантах, ресурсах и возможностях, отстанем не только от лидеров, но и от Турции и Пакистана. С этой точки зрения взаимодействие РАН и ФАНО пока еще находится на недостаточно высоком уровне.
Но это не означает, что с ними надо бороться - им надо помогать развивать позитивные стороны их таланта.
- От этого зависит будущее нашей науки?
- Будущее больше зависит от того, что мы вложим в умы молодёжи, приходящей в науку. Сейчас ситуация качественно меняется: университеты заполнены совершенно блестящими молодыми людьми, которые хотят учиться, хотят работать на переднем крае - технологическом, интеллектуальном. И таких довольно много.
Продолжение здесь
Валерий ЧУМАКОВ
Фото автора
Вам по нраву материал — подпишись на наш канал ➕
Чтоб и дальше было так — не забудь поставить знак 👍