Дима прикоснулся к правому рычагу – «джойстику», как называл его на американский манер ещё в Артеке Лёшка Монахов. «Палка счастья» - это же надо было такое придумать! Однако - прилипло, и теперь вот само выскакивает, и некоторые из водителей крабов переняли это словечко то ли от Димы, то ли от коллег-американцев и тоже пользуются… Теперь - чуть подать джойстик влево; «краб» плюнул струйкой газа и начал неторопливо переворачиваться вверх ногами. В пространстве нет «верха» и «низа», а потому операторы малых буксировщиков считали «низом» направление на главную плоскость станции, с которой работал их аппаратик, а верхом – прямо противоположное. Понятия эти использовались сугубо неофициально, в переговорах между диспетчерами, пилотами и пассажирами «крабов» - в тех редких случаях, когда таковые случались.
Вот как, к примеру, сейчас, когда Дима выполнял роль извозчика при астрофизике Валере Леднёве, монтирующем какие-то свои датчики на уже готовых сегментах «Лагранжа». Работа была несложной: отвести двухместный «краб» к назначенной точке, зависнуть в десятке метров над поверхностью «рабочего» кольца и ждать, когда астрофизик отстегнётся от ложемента, отцепит от грузовой решётки один из сферических нумерованных контейнеров, оттолкнётся и поплывёт к обшивке. А дальше - терпеливо наблюдать, как разматывается за астрофизиком ярко-оранжевая стропа страховочного фала и быть готовым в любой момент дать тягу и идти на выручку, если страховка почему-то отстегнётся, и незадачливого учёного унесёт в пустоту. До сих пор такого, к счастью, не случалось, но Дима всё равно не отрывал взгляда от разворачивающейся ленты фала и повторял про себя последовательность действий, если придётся всё же заниматься спасением напарника.
Сейчас подобной необходимости не просматривалось – «краб» он развернул для того, чтобы фал не намотался на торчащую сбоку штангу с позиционным маячком. Валера, похоже, его кувырканий и не заметил – он уже извлёк датчик из контейнера, установил его на броне и теперь разворачивал ажурную паутинку антенны. После этого останется найти ближайшую съёмную панель, за которой скрываются разъёмы энергокабелей (а что её искать - вон она, в полутора метрах от места установки датчика, выкрашена в диагональные чёрно-жёлтые полосы), подключить питание, забрать пустой контейнер и посигналить, что всё готово и можно его забирать. Тогда Дима парой коротких импульсов из маневровых дюз всплывёт над станцией ещё метров на пятьдесят, волоча за собой на фале, как на привязи, астрофизика, после чего включит лебёдку, подтягивающего того к «крабу». Леднёв вернёт на место порожний контейнер, пристегнётся к ложементу, подтвердит готовность – и всё повторится сначала. Всего они должны установить восемь датчиков, этот третий; на каждый нужно от десяти минут до четверти часа – следовательно, на всё про всё, включая перелёты с места на место, уйдёт максимум, часа два. Вместе с уже миновавшими полутора часами - нормальная рабочая смена в открытом космосе, случалось и побольше…
- Дмитрий, на какую максимальную дистанцию вы сможете отойти от станции на своём «крабе»?
Дима, услыхав этот вопрос, едва не поперхнулся от неожиданности. Какая ещё максимальная дистанция? Куда это собрался астрофизик? Всякому здесь, на «Лагранже», известно, что для полётов на сколько-нибудь значимые расстояния «крабы не используются, три-четыре, максимум, пять километров – вот их обычный предел. Он так и ответил астрофизику, не забыв добавить, что удаляться от станции более, чем на пятьсот метров в одиночку категорически запрещено – для этого нужен напарник на втором «крабе».
- А если нужно отойти километров на пятнадцать? Или это только на «попрошайке»?
«Попрошайкой» называли пассажирский лихтер, тот самый, в котором они прибыли сюда и провели незабываемые две недели ожидания. С него сняли всё лишнее вроде коек-коконов, кресел и системы и дополнительных систем регенерации воздуха, разместив на освободившемся месте дополнительные аккумуляторные батареи и мощное оборудование для связи и навигации на значительном удалении от «материнской» станции. Вместе с внешним топливным баком такая модернизация превратила лихтер в малый корабль для местных сообщений, способный при необходимости отойти на собственной тяге от «Лагранжа на несколько десятков тысяч километров и вернуться обратно – причём радиус действия был ограничен в-основном запасами воды, кислорода и провианта. Кроме того, на «спине» лихтера смонтировали большой параболическую антенну и куполообразный блистер из просвинцованного кварцевого стекла, а на носу, ниже пилотской кабины, установили пару манипуляторов для монтажных и швартовочных работ. Они, в отличие от телескопических «клешней», стоящих на «крабах», не втягивались, а всё время торчали вперёд – от чего создавалось впечатление, что лихтер умоляюще протягивает к кому-то длинные костлявые руки. Из-за этого кораблик и получил своё не слишком почтительное прозвище.
- Если не больше, чем на пятнадцать – то можно попробовать и на «крабе». – осторожно ответил Дима. – С напарником, разумеется, и с дополнительными топливными баками. Это не проблема, поставить их - раз плюнуть, только вот Архипыч вряд ли одобрит такую самодеятельность. Скажет – ненужный риск.
Архипычем называли начальника миссии «Лагранж» лётчика-космонавта Алексея Архиповича Леонова, того самого, легендарного, первого человека в открытом космосе. Диме не хотелось спорить с ним – астрофизику надо, вот пусть сам и бросается под танк. А он с удовольствием посмотрит на это со стороны… а ещё лучше просто дождётся результата.
- Архипыча я беру на себя. – отозвался Леднёв. – Ты скажи: если он разрешит, то на тебя можно рассчитывать?
- Отчего ж нет? – Дима сделал попытку пожать плечами, но помешал жёсткий металлокерамический панцирь «Кондора». – Дело-то нехитрое. Если договоришься, так я со всем удовольствием.
- А в напарники кого возьмёшь?
-Да хоть Ваську, он с «крабами» лучше меня управляется.
- Гонтарева?
- Его. А зачем вам удаляться от станции – не секре… ох, ты ж!..
За этой увлекательной беседой Дима едва не пропустил момент торможения – пришлось вместо обычных двух тяговых импульсов давать пять, а потом ещё и выравнивать закувыркавшийся «краб». Ерунда, конечно, но неприятно – да и топливо зря извёл, что тоже нехорошо…
- Давайте сделаем так… - Валера подождал, пока буксировщик займёт правильное положение, в двенадцати метрах над поверхностью «рабочего» кольца, и лишь тогда заговорил. – Сейчас закончим с датчиками, потом вернёмся, придём в себя – а после обеда, в кают-компании всё и обсудим. Хорошо?
- Договорились. - Дима поднял руку в жесткой, не гнущейся в запястье перчатке. – Замётано.
- Полагаю, пересказывать вам историю обнаружения «звёздных обручей» смысла нет, вряд ли среди нас найдётся хоть один человек, кто был бы не в курсе…– говорил Леднёв. Дима согласно кивал – в самом деле, не только на строительстве «Лагранжа», но и на всей Земле таких неосведомлённых наберётся не слишком много. С тех пор, как в прошлом году с трибуны ООН было объявлено, что в основе международного Проекта «Великое Кольцо» лежит найденный в пустыне Гоби инопланетный артефакт, а ещё один позже был обнаружен на Луне, - это стало главной темой газетных статей, посвящённых космосу, произведений писателей-фантастов, а так же бесчисленных развлекательных и научно-популярных телешоу. Образ бублика «космического батута», в котором вспыхивает ртутное зеркало «горизонта событий» стал столь же популярен, каким был в своё время утыканный антеннами шарик первого спутника Земли. Куда меньшей известностью пользовалось имя автора гобийской находки, советского писателя и палеонтолога Ивана Ефремова – а ведь он первый, наверное, высказал догадку о том, что «Обручи» есть часть грандиозной транспортной системы, созданной обитателями иных миров. И даже отразил это в первом варианте своей «Туманности Андромеды». Тогда по соображениям секретности (в СССР работы по изучению «звёздного обруча» шли под крышей атомного проекта и были глубоко засекречены) автору пришлось переписать те части романа, где упоминалось таинственное кольцо – но недавно справедливость была восстановлена, и «Туманность Андромеды» вышла в изначальной, авторской редакции, немало порадовав поклонников творчества Ивана Антоновича.
- Около года назад мне попал в руки номер журнала «Знания-сила», - продолжал астрофизик, - так там шла речь о конкурсе фантастических проектов советских школьников, и мысль, высказанная в одном из них меня заинтересовала. Автор проекта –предложила расположить «космический батут» в засолнечной точке Лагранжа, где мы сейчас находимся! Тогда проекты космических станций, оснащённых «батутами» находились в стадии разработки, и у меня создалось стойкое впечатление, что её проект был услышан. Но дело даже не в этом – в конце концов, идея, что называется, лежала на поверхности, разработчики могли прийти к ней и самостоятельно. Тут интересно другое: в конце статьи автор проекта высказывала мысль, что создатели «звёздных обручей», расположив свои транспортные устройства на Земле и на Луне, третий обруч вполне могли поместить и в точке Лагранжа – как сделали это мы. Мысль эта крепко запала мне в голову, и когда я оказался здесь – то решил проверить кое-что, в инициативном, так сказать, порядке.
И, конечно, ничего не нашли. – сказал Дима. Он мог бы добавить, что знал автора этого проекта, калужскую школьницу Лиду Травкину, которые её однокашники по «юниорской» группе называли «Юлькой Сорокиной» - за удивительное сходство и характеров и внешности с одной из героинь фильма «Москва-Кассиопея».
- А вот и нет, Дмитрий! – Валера победно улыбнулся. – Конечно, вблизи строительства станции «Лагранж» обруча обнаружить не удалось; ничего не дало так же прощупывание окрестного пространства радиолокатором. Но я и не ожидал быстрых результатов, и настроил аппаратуру для обнаружения любых, даже самых слабых энергетических импульсов с сигнатурой, напоминающей сигнатуру «тахионного зеркала»...
«Тахионным зеркалом» учёные называли «горизонт событий», непостижимую энергетическую мембрану, возникающую в «дырке от бублика» при срабатывании установки «космического батута».
- Вероятно вы не знаете… - тут Леднёв понизил голос, несколько заговорщицки, - что физики института высоких энергий Академии Наук, занимающиеся основами физики «космических батутов» обнаружили и теоретически обосновали одно довольно любопытное явление. Дело в том, что если при перемещении объекта с помощью «батута» в некоторую точку, неподалёку от неё находится другой батут, не действующий – в нём возникают энергетические импульсы строго определённой частоты. И частоту эту легко рассчитать, если знаешь параметры стартового «тахионного зеркала»…
- И вы решили, что если где-то тут, поблизости в пространстве болтается «обруч» инопланетян – вы сможете засечь эти самые импульсы, которые возникают в нём, когда к нам с «Гагарина» переправляют грузы? – сообразил Дима. – Наверное, вы и датчики сегодня для этого расставляли?
Астрофизик кивнул.
- Мне удалось заинтересовать руководство Проекта «Великое Кольцо» этой идеей, и она была включена в план исследовательских работ здесь, на «Лагранже». И – да, вы правы, система датчиков как раз и предназначена для того, чтобы фиксировать подобные паразитные энергетические импульсы.
- Но зачем же вам улетать от станции, если датчики уже установлены?
Леднёв даже крякнул от возмущения.
- Как вы не понимаете? Это совершенно необходимо. Надеюсь, вам знаком такой приём, как триангуляция?
- Разве что, в самых общих чертах.
Дима мало интересовался вопросами радиолокации и радиопеленгации, а упомянутый термин как раз относился к этой области.
- Думаю, этого достаточно, чтобы понять: даже если установленным на станции датчикам удастся засечь импульс, исходящий от инопланетного «звёздного обруча», это не даст нам ни дистанции до него, ни направления. Для этого нужна вторая группа датчиков, на значительном удалении от «Лагранжа. Именно этим мы с вами, Дмитрий и займёмся… если, конечно, мне удастся получить разрешение начальства – а это,с кажу я тебе, та ещё задачка…
«Привет, Лида! Как ты там на «Гагарине Монахову. Извини, что письмо короткое – радист не принимает длиннее, у нас до сих пор неустойчивая связь с Землёй. Солнышко, будь оно неладно – ну, да вы и сами всё понимаете…
Надеюсь застать вас на «Гагарине», когда вернусь после запуска нашего «батута». Тогда и поговорим о наших космических тропках. Они у нас хоть и разошлись, а встречаться, думаю, будем частенько, Внеземелье – оно тесное. А пока у меня есть кое-что, способное, надеюсь, тебя заинтересовать…»
Дима прекратил писать и почесал кончик носа ручкой. Радист «Теслы», через которую шла связь с землёй, действительно ворчал, принимая от членов экспедиции длинные послания – и это несмотря на то, что начальник экспедиции Алексей Леонов категорически распорядился «принимать от ребят любые радиограммы, хоть с простыню». Радист в ответ пообещал наладить в кают-компании пару персональных компьютеров, присланных с очередным грузовым контейнером – вроде бы, установленная на них программа позволит набирать послания на клавиатуре, потом сжимать в цифровом в виде и отсылать на Землю кратким, в долю секунды, импульсом. Но это ещё когда случится – а пока приходится карябать ручкой по листку блокнота, что в невесомости тоже не самое большое удовольствие…
«…Возможно, ты помнишь разговор, который состоялся у вас с ребятами в купе, когда мы ехали в Свердловск, в гости к ребятам из «Каравеллы»? Дело было зимой семьдесят шестого, и вы тогда обсуждали статью о твоём фантастическом проекте, которую напечатали в журнале «Знание-Сила». Так вот, представь себе – оказалось что кое-какие мысли, высказанные в той статье нашли своё воплощение, и как раз этим мне предстоит заниматься в ближайшее время…»
Далее он изложил замысел астрофизика Леднёва – на это ушло примерно половина страницы. Оценил размер написанного, вздохнул, осознав, что избежать склоки с радистом всё же не удастся. Кстати, надо бы не забыть, когда он остынет и примет послание, попросить ничего не говорить Валерке Леднёву. Незачем пока, ещё поймёт как-нибудь не так, сочтёт за покушение на свой научный приоритет – учёные, они народ обидчивый, с тараканами в голове. Лучше он как-нибудь потом сам ему всё расскажет.
«Я понимаю, что у тебя сейчас наверняка свои планы на будущее – чем дальше заниматься в космосе. А всё же – обдумай и такой вариант. Через полгода станция «Лагранж» полностью войдёт в строй, и если до тех пор нам и в самом деле удастся отыскать «звёздный обруч» инопланетян – изучать, экспериментировать с ним будут здесь. Я как бы между делом поинтересовался у Леднёва – а можно ли будет переправить находку на Землю? – как он так перепугался, даже руками на меня замахал. Говорит: если даже во время удалённого срабатывания «батута» эта штука столь бурно на него реагирует – то как она может повести себя при прохождении через действующее «тахионное зеркало»? Нет, на подобный риск никто не пойдёт – а значит, изучать находку будут здесь, на «Лагранже». А может даже придётся строить для этого ещё одну станцию, поменьше, на отдалении нескольких десятков тысяч километров, и буксировать артефакт туда. Вот я и подумал – им же наверняка понадобятся толковые сотрудники для этой программы? Подумай - по-моему, будет только справедливо, если ты займёшься этим. Ведь ты, в конце концов, первой высказала эту идею – хотя сейчас об этом помним, наверное, только мы с тобой…»
Он перечитал последнюю строчку и тщательно её вымарал. Незачем расстраивать девчонку – ведь предположение о том, что третий «звёздный обруч» следует искать возле «засолнечной» точки Лагранжа действительно принадлежит ей, а всё плюшки в случае успеха получит Леднёв. Что ж, в этом тоже, наверное, есть своя справедливость – одно дело бросить во время дружеской беседы эффектную мысль, и совсем другое – воплотить её в настоящий, непростой научный поиск. И всё же – нет, не надо. Лида-«Юлька» умница, сама всё поймёт – поймёт и сделает правильные выводы.
Если захочет, конечно.